– Хорошо, пусть так; значит, вы действительно граф Гастон де Мондье?
– Да, и могу это документально доказать, если вы не верите на слово.
– И ваше графство к тому же не мешает вам быть одновременно и сеньором Гаэтано?
Мондье стиснул зубы, он, казалось, был готов броситься на неосторожно рискнувшую так говорить с ним.
– Я не понимаю, о каком сеньоре вы говорите, – сказал негодяй, сдержавшись.
– Вы отлично знаете, о дворянине, что разбойничает на большой дороге… Грабит путешествующих или берет с них выкупы… Очень сильный и опытный гипнотизер… умеет внушать мысли… пользуется этим для всякого рода мошенничества…
– Не понимаю, что вы хотите сказать? – спросил Мондье, разыгрывая удивление.
– Однако я знаю об этом не от Маркизетты, якобы безумной. Тот, кто мне рассказал, совершенно заслуживает доверия. Из этого я заключаю, что вполне современный дворянин граф де Мондье иногда – и не столь редко – занимается разбоем, уподобляясь средневековым феодалам, а то и всякой мелкой швали.
Мондье почти вплотную подошел к Жермене и резко сказал:
– А если б это даже было так? Разве не воруют, и понемногу и даже очень помногу, высокопоставленные жулики, имеющие в городе красивые дома, в живописных местах – очаровательные виллы, большие поместья, леса, пруды, охотничьи угодья, открытый стол и… всеобщее уважение?! Право, разве уж постыдно уподобляться Фра-Дьяволо[129] и отнимать толстые кошельки у иностранцев-туристов, толпами разъезжающих одетыми в дурацкие клетчатые костюмы, а отняв, веселиться на деньги этих идиотов, портящих своим видом прекрасные пейзажи и таскающих за собой женщин, достойных получать призы за уродство!
– Возможно, – сказала Жермена с усмешкой. – Я сама не большая поклонница англичан, кого вы имеете в виду, судя по описанию, но я сторонница союза не только между государствами, но и между частными лицами-иностранцами.
– Снова Березов! – выдавил граф.
– Снова и всегда Мишель, князь Березов… Да, месье Лоран Шалопен, я говорю о нем.
– Он тоже сумасшедший!
– Нет, вполне здоров и… помнит обо всем!
– А какое мне дело до этого казака с Итальянского бульвара![130]
– Вам… никакого, но мне очень большое!
– Вы, может быть, любите его?
– Без сомнения!
– Берегитесь!
– Что же, разве я не могу любить кого хочу?
– Вы пренебрегаете мною!
– Я вас ненавижу и презираю!
– Еще раз говорю: берегитесь! Я бывал перед вами слаб до того, что терял голову… Но всему приходит конец!
– Тем лучше! Следовательно, завершайте этот визит.
– Знайте… Я сейчас так вас ненавижу, что способен уничтожить вас.
– Попробуйте! – сказала Жермена. – Я не остановилась перед тем, чтобы застрелить Мальтаверна, нанятого вами, чтобы убить дорогого мне друга. Сейчас я безоружна, однако не менее храбра и более решительна, чем вы, и, может быть, даже сильнее вас.
Граф явственно скрежетнул зубами.
– Прихлопнуть вас и после ответить за это перед законом!
В ответ Жермена расхохоталась, чем привела мерзавца в совершенное исступление.
Мондье бросился с намерением задушить эту дерзкую, дразняще прекрасную женщину, но прежде еще и овладеть ею – второй и последний раз в жизни.
В момент, когда он кинулся на Жермену, та успела выставить на уровне его глаз два раздвинутых в виде рогатки пальца с острыми ногтями.
Наполовину ослепленный, он отскочил, зарычав от бешенства и от боли.
Жермена опять рассмеялась и насмешливо проговорила:
А народ имеет клюв и когти. Сегодня я не пила снотворного, позвольте заметить, и меня не возьмешь!
Мондье метался, ничего не видя, тер налитые кровью глаза, изрыгал проклятия и ругательства, пытался поймать Жермену, но она легко ускользала и готовилась нанести новый удар.
– Берегитесь! – крикнула она. – Я сейчас вам окончательно выколю глаза. И вы станете и внешне отвратительным и беспомощным. Я ударю «вилочкой». Этому приему меня научил Бобино… тот самый, на кого вы посылали наемного убийцу… храбрый рабочий типографии… мой будущий шурин… Бо-би-но.
Отрывистый стук в дверь прервал фразу, и не успела она сказать: «Войдите», как с порога веселый голос откликнулся:
– Бобино? Здесь!
И женщина, одетая в костюм надзирательницы, быстро вошла в комнату, повернув изнутри ключ.
Довольно высокая, полная и высокогрудая, она приблизилась к Жермене, совершенно недоумевавшей, почему, когда прозвучало имя Бобино, явилась служительница.
Мондье, у него глаза сочились кровавыми слезами, спросил:
– Кто вы такая?.. Что вам надо?.. Я запретил входить сюда кому бы то ни было!
– Обошлись без вашего разрешения, господин граф, – ответила женщина. – Девка Жозефина напилась в стельку с моей помощью, а мне никто не заказал сюда прибыть. Нравится вам или нет, мне на то наплевать!
Граф, чувствуя, что к Жермене подошла подмога, вынул кинжал с коротким лезвием и нацелился было заколоть неизвестную.
Женщина подняла край юбки и ловко нанесла графу сильный удар башмаком повыше его щиколотки. Таким способом можно не только рассечь мускул, но иногда даже перебить кость.
Граф взвыл от боли и чуть не упал, выронив кинжал.
– Вот как мстят за себя женщины, господин граф!
И снова, вздернув юбку повыше, произнесла:
– Извините, что показываю свои прелести, но я это делаю с добрыми намерениями.
При этих словах отважная незнакомка так двинула графа ногой в грудь, что тот упал, глухо захрипев, и уже не мог двинуться.
– Я вам не светская неженка, я девушка из народа!
– А теперь, милая Жермена, – сказала странная посетительница, – возьмите клиента за передние лапки и наденьте на него смирительную рубашку, он не способен больше сопротивляться. Пришло время действовать!
Эти слова были произнесены натуральным мужским голосом, что заставил Жермену закричать:
– Бобино!.. Это Бобино!..
– Скажите лучше – Бобинетта, судя по костюму.
– Как вы оказались здесь?
– Молчок! Не теряйте зря времени, лучше свяжите покрепче господина графа. – Юноша взял с полу кинжал, располосовал простыню и связал Мондье ноги, а Жермена – руки. Потом Бобино заткнул пленнику рот платком, положил бандита на кровать и для надежности прихлестнул к ней недвижное тело.
Быстро покончив с этим делом, типограф спросил:
– Все шло так, как вы хотели?
Жермена, несмотря на серьезность ситуации, смеялась, глядя на его наряд.
– Ну прямо настоящая женщина! Так здорово вы нарядились.
– Сделал что мог, пришлось пожертвовать усами.
– Право, странно!
– Что странно?
– В таком обличии вы стали ужасно похожи…
Услышав, что Мондье хрипит с кляпом во рту, она замолчала и, лишь приблизив губы к уху Бобино, шепнула: