class="p1">Откровенно сказать, я не часто писал ему, однако он все знал о нашем Юрове. Знал о первом колхозном урожае и делах ячейки, о возвращении своих земляков в артель, о тех, кто за колхоз горой стоит, а кто подставляет ножку ему, знал даже об уличном спектакле. Откуда узнавал? Может быть, из газет, в которые я писал.
Вот только о Тимке кто ему сообщил? А о нем Алексей сообщил, что будто бы отрицатель приходил в редакцию и просил приглядеться к одному селькору из Юрова: свободно вздохнуть не дает уважаемым людям — про каждого в газету. Не Железнов ли дал знать Алексею об этом? Не Фильку ли, не Афоню пожалел ресторанный баянист?
Хотел было написать Железнову, но он неожиданно сам приехал к нам. Как всегда, был он подвижен, весел. Расспрашивал о колхозном житье-бытье. Мама захлопотала у печки, готовя гостю завтрак, но он остановил ее:
— Это, мамаша, потом, сначала пусть представитель колхозной семьи Кузьма Глазов покажет хозяйство представителю семьи потомственных волжских металлистов. — Накинув на плечи мамы теплый полушалок, подарок тоже металлистов, он кивнул мне: — Веди!
Я сводил его в конюшню, на скотный двор, показал семенной склад.
— Для начала ничего, сносно, — басил он. — Но ты к людям давай, к народу.
Услышав стук молотов в кузне, Железнов удивленно заморгал:
— О, ковали? К ним! — Обернулся ко мне: — А ты пока иди по своим делам.
Напрасно мать ждала гостя — Железнов застрял в кузнице. На пару с Николой он ковал крестовины к единственной косилке, невесть где раздобытой председателем колхоза Яковлевым. Никогда еще так бойко не звенели молоты в юровской кузне, как в этот день.
Уже в потемках пришел он к нам, весь в копоти, пропахший железом и гарью. Раздевшись до пояса, заставил «младенцев» плеснуть несколько ковшичков. И только после этого сел за стол. Не скрывая, расхвалил Николу.
— А я ведь тоже не сбоку припека в газете. Рабкор. Узнал и попросился к вам. Я уже встретился и с вашими большаками. В кузницу заходили Яковлев и председатель сельсовета. А завтра в путь.
— Так скоро?
— Дела. Я и учусь, заочно правда, и работаю. Мост строим через Волгу. Такой мостище, Кузюка! Больше версты будет!
— А на кого учитесь? Кем будете? — наперебой стали спрашивать братишки.
Железнов хитровато сощурился:
— Да ведь кем?.. Алексей говорил, что на моряков уже готовятся, в фельдшера и пожарные тоже есть желающие. Пока свободное место инженерное. Так туда…
Уехал он утром. А двумя днями позже также невзначай прикатил Алексей. Не дождался лета, не вытерпел; его, как и Железнова, тоже насторожила жалоба в газету. Ведь сколько уже было помех на пути рождения колхоза, как тут не обеспокоиться!
Мало Алексей пробыл дома — торопился обратно. Днями он пропадал в конторе колхоза, сельсовете, избе-читальне, ходил к отцу на ферму — помогал ему в составлении договора соревнования доярок и скотниц, первого договора в колхозе. А у нас в ячейке провел вечер вопросов и ответов. Я пригласил учительницу Марину Аркадьевну вести вечер, а ребятам велел подготовить вопросы. И так много было припасено их, что бедный Алексей охрип, отвечавши. Жалея его, на вопросы отвечала и Марина Аркадьевна.
Уезжая в институт, Алексей сказал мне «спасибо» за приглашение учительницы.
— Рад, что выручила?
Он поглядел на меня с доброй смешинкой.
— Почему я поздно пришел после вечера домой? Провожал ее. Хорошая ваша учительница. Признаться — неохота и уезжать…
Я глядел на брата, счастливого и немножко растерянного. Признание его было для меня неожиданным. Как не быть довольным этим! Теперь-то уж братан будет почаще наведываться в родное Юрово.
— Не отпускайте ее никуда, берегите! — помолчав, наказал Алексей.
— Куда же мы отпустим? — ответил я. — Школа-то расширяется, должны еще новые понаехать.
— Да, да… Все хорошо, — закивал Алексей. — А ты, Кузя, заходи к ней, у нее книг много.
После этой побывки весточки от Алексея стали приходить чаще. Справлялся он не только о наших делах, но и о Марине Аркадьевне.
Я отвечал пространно, сообщал о каждом шаге колхоза, ячейки, о каждой житейской мелочи. Увлекшись, расписывал красоты своего Юрова, как оно повеселело с цветением черемух и яблонь, какой просторной вдруг стала земля, освобожденная от меж, как зазеленели луга, напоенные водой Шачи-труженицы.
В мае Алексей прислал косу, как и обещал — большую острую, отливающую прокаленной синевой, и в приложенной записке просил отца заранее насадить ее на косовище, по его росту.
И снова заверял:
«Приеду. Кузе новых книг привезу. Ждите в свое благословенное Юрово под тихое небо».
Под тихое небо? Неужели всерьез такой представилась ему наша деревня из моих писем. Далось же мне писать о красотах. На самом-то деле не все у нас шло гладко. Снова давали о себе знать железнокрышники и их подручные. Как раз перед выгоном скота на пастьбу по Юрову пошел слушок, что колхозная ферма, где были забиты на мясозаготовки старые, выбракованные коровы, будет пополняться за счет коров тех, кто еще не вступил в колхоз. Дескать, с каждого двора, на котором стоят две животины, одну уведут в артельное стадо. Смекайте, мол, мужики, пока не поздно. Слушок этот подействовал — за одну только ночь единоличное стадо недосчиталось пяти коров.
Силантьиха, косая тетка Аза, по прозвищу Язва, переругавшаяся со всеми соседями, теперь зачастила в гости: на какие-де утраты приходится идти бедным мужичкам! Сама она распорядилась своей живностью по-другому: загодя распродала по дорогой цене всех буренушек, оставив для себя только трех молочных ярославок, сбыла битюгов, почти всех свиней. Знала, что у нее-то действительно могли бы конфисковать лишнее, нажитое чужим трудом, трудом юровской же бедноты. Об этой распродаже она молчала, умалчивали и Силантьевы дружки. Как по пословице: в своем глазу бревно не замечают, а в чужом соринку видят.
Неожиданно явился в деревню Силантий. Сказал, что освободили подчистую. Ехидничал при этом: «Думали, под корень подрубили Ратькова, разделались? Не вышло и не выйдет! Там знают, — куда-то вверх показывал он, — без хозяйственного мужика далеко не уедет деревня». Вскорости на его дворе опять заржали гнедые. А так как запашка оставалась еще немалая, то появились и наемники.
Колхозники возмущались. Что же это такое происходит? Кто дает потачку кулаку? Яковлев, оставив на меня конторские дела, помчался в район. Вернувшись оттуда, сразу собрал правление.
— Давайте требовать выселения кулацкой семьи Ратькова. К чертовой бабушке! — негодовал он. — Еремкой пожертвовал, а сам, видите ли, очистился и опять за свое. Ну уж нет, верховодить кулачине теперь не удастся! Для нас готовил он петлю, а попадется-то в