Помощь пришла…
Что-то еще торчало здесь же — зажатый между камнями и костями лошади штырь. Я потянул его на себя и… Заскрипело по камням железо. С усилием я вытащил из-под мелко раскрошенных камней легкий длинный нож. Его заледенелая рукоять с подгнившей обмоткой оказалась ухватистой, поверхность клинка потекла кровавыми разводами незнакомой мне технологии ковки. Свет еще плыл в воздухе, но сама луна уже скрылась в тяжелой массе сгрудившихся облаков.
Я тронул грань обоюдоострого клинка, отдернул руку. Кромка была так остра, что разрезала перчатку и кожу при легком прикосновении.
Кощунственным показалось мне это мгновение. Долю секунды я готов был вернуть нож его хозяину, чьи кости покоились под теми же камнями, из которых торчал скелет лошади — то само оружие не желало расставаться со своим мертвым хозяином. Но я так же не пожелал расстаться с такой прекрасной находкой и побоялся даже положить его на камни, чтобы освободить себе руки, не без основания опасаясь, что он может исчезнуть. Такое иногда бывает, когда вещи не хотят оставаться; они исчезают, стоит отвести от них взгляд.
Ножны под камнями я искать не стал. Это не железо, они давно рассыпались также, как и седельная сумка…
Обратный путь отложился в моей памяти мимолетными обрывочными воспоминаниями, пересекающимися, заслоняющими одно другое. Я вез спасение, вез жизнь в маленькой мятой фляге, спрятанной под свитером у самого сердца, и рассвет настиг меня уже спускающимся с гор. Утро было хмурым, ночь все еще боролась, но слабела с каждым мгновением. Серые тучи опускались все ниже, свет серой тенью ложился на равнину.
И ни день и ни ночь.
Конь то шел торопливым шагом, то переходил на рысь, преодолевая более безопасные участки тропы. Я чувствовал, как он устал, наверное, даже больше, чем я, но он торопился домой, потому что нес на своей спине надежду для хозяина и друга.
Измученный дорогой, я открыл глаза, когда он вырвался на равнину и поднялся в галоп, но не различил вересковых пустошей на затянутой сумрачным туманом равнине. Вот справа вынырнула ограда — это первый признак жилья, значит, до города уже недалеко.
Навстречу мне два быка тянут телегу, я вижу маленькое стадо понурых овец с мокрой шерстью в небольшом загоне…
Когда покрытый хлопьями белой пены жеребец замер у конюшни, я скользнул вниз и, не оглядываясь, побежал вдоль стены к башне. Последний рывок выжег из меня все силы, я ничего не слышал и ничего не замечал. Ступени казались бесконечными, времени оставалось все меньше.
Нужная дверь отварилась под моим натиском, и я налетел на Дона, преградившего путь. Казалось, все это время он стоял на страже за дверью.
— Жив? — выдохнул я.
Дон смотрел на меня как-то чересчур внимательно, но все же ответил:
— Жив… пока. Где ты был?
— С дороги! — рявкнул я, спихивая его в сторону. — Где Вирель?
Заметивший в моей руке нож, Дон было подался вперед, но, предупреждая его дальнейшее движение, я бросил клинок на стоящий в углу письменный стол, заваленный книгами и толстой бумагой. Туда же полетели порезанные в нескольких местах перчатки.
— Вирель, зови ее. Здесь, — я тряхнул перед лицом рыжего флягой, — вода из источника с гор. Ты знаешь о чем я говорю! Зеленый дракон сказал, она способна смыть прикосновение фантома.
— Вирель не нужна, я сделаю все сам, — быстро отказался рыжий. — Не представляю, как ты добрался до перевала, Демиан. Ты еще ответишь мне на эти вопросы, когда будет время. Ты понял меня?
— Не сейчас, — предупредил я.
Мастер лежал, прикрытый белой простыней, бледный, без чувств, окаменевший, словно он уже умер. На лице мага не отражалось боли, он был таким, каким я видел его перед отъездом, только бледнее.
Когда Дон стал промывать глубокие порезы на груди Мастера, смочив в воде источника небольшой лоскут ткани, маг задергался от неосторожных прикосновения. Смотреть на него было выше моих сил, дурнота подступила к горлу, голова закружилась, и я сел у изголовья кровати на пол, взяв Мастера за руку. Зачем — не знаю.
Реальный мир рухнул.
От моих ног все вниз и вниз убегала узкая тропка, присыпанная мягким, белым песком. Тонкая вьющаяся светлая змейка, ведущая в неизвестность. Слева она была ограничена ослепительно-ярким сиянием, на которое было больно смотреть; справа — плотной пеленой мрака.
Я неуверенно протянул руку и, секунду поколебавшись, коснулся яркого свечения, но не обжегся, как ожидал. Свет пронизал кисть, от чего она стала прозрачной и красной, проступили кровеносные сосуды и кости. Зрелище был завораживающим, я некоторое время смотрел на свои пальцы, потом вынул их из света и повернулся к черной завесе. С опаской дотронулся и до нее, но ничего не произошло, лишь рука моя стала исчезать в темноте, отсеченная от тела первородным мраком. Я погрузил руку почти по локоть, и вдруг в душу закрался страх: что, если тьма растворит кожу и кости, жадно поглощая то, что отдано ей во власть? Похолодев, я выдернул руку, но все оказалось лишь плодом моего больного воображения.
Несоответствия поражали: еще мгновение назад я сидел у кровати, прислонившись к твердой доске, телом моим владела усталость, и вот я здесь, легкий, какой-то невесомый и совершенно не понимающий, что же делать.
А что это внизу на самом пределе зрения? Нечеткая фигурка человека медленно спускается, все отдаляясь от меня. Мастер, о, Высшие, я узнал его каким-то внутренним чутьем и бросился вдогонку, но сделав всего десяток шагов, остановился, в отчаянии глядя вдаль на все такого же далекого от меня мага. Казалось, нас разделяло само время, и фигура по-прежнему продолжала свой беспечный путь.
Приступ животного ужаса бросил меня на колени, сжал, заставив кричать, выжигая из легких воздух, вбрасывая в этот отчаянный пустой крик и собственный страх, и всю ту боль, что накопилась в моем теле.
Я звал Мастера, но все было тщетно: один, среди сияния и мглы, я стоял на коленях, касаясь руками невесомого, похожего на прах песка, и больше уже ничего не видел. Пустота и тишина, от которой звенело в ушах, окутали меня. Маг ушел, не оставив и следа.
Умер.
Мы опоздали.
Я медленно повернулся, чтобы идти обратно, но окунулся во влажный туман безвременья. Или времени. Такой знакомый туман, в котором не было ничего, кроме чужеродного, страшного движения. Я закричал и отшатнулся, вновь оказавшись на тропе, уводящей души в мир мертвых.
Все попытки тщетны, все пути обратно закрыты.
Ледяные волны ужаса спазмами проходили по животу, вытесняли из легких воздух. Они душили, холодными тисками сжимая сердце и заставляя его биться все медленнее. И там, у постели мертвого мага, я тоже медленно умирал, соскальзывая следом за ним в нескончаемую пропасть небытия. Если бы Дон только разжал мои пальцы, если бы он дал мне свободу от прикосновения…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});