Знаете, я могу и передумать. У вас много врагов в партии, Михаил Сергеевич. Например, Борис, с которым вы не можете нормально контактировать. Он только и ждет, чтобы вам насолить…
– Чем же мы так тебе насолили, а? Что мы такого сделали, что ты готов предать и развалить собственную страну, в которой родился, в которой прожил не один год? А? Скажи? Или это большой секрет?
– Тебя это не касается, – сухо репортировал Долгожитель. – Ты сделал то, что от тебя требовалось. Живи дальше… если сможешь.
И, развернувшись, он покинул непристойную для него компанию.
V
…Она распахнула объятия, когда он вышел ей навстречу. Сильный порыв жаркого и от этого сухого ветра трепал полы пиджака. Ровная и спокойная походка заставляла сердце биться чаще, а черные зрачки – расширяться, всматриваясь в упругое тело, спрятанное под одежду поджарую кожу, необычайную стройность и красоту.
– Привет. – Он обнял ее за талию, слегка прижимая к себе.
– Привет! – этот мужчина со строгим профилем возбуждал в ней, в совсем еще молоденькой девочке, необычное желание, страсть к жизни, к охоте – она готова была биться за него с многочисленными соперницами, этими вертихвостками, которые, как ни странно, вызывали у него скуку.
– Нам придется уехать. – Он остановился и, повернувшись к ней, спрятал руки в карманах.
– Опять? – ее глаза расширились от удивления.
– Прости, детка. Проблемы. – Этот сухой и одновременно равнодушный ответ больно резанул по самолюбию.
Она опустила глаза и замолчала.
– Не нужен тебе этот человек! – в очередной раз воскликнула матушка, пытаясь достучаться до разума дочери. – Он нехороший, он погубит тебя!
– Зато он красивый! И он любит меня! – в ее голосе чувствовались нотки обиды от несправедливости. Она отбросила голову назад, открывая взор на тонкую лебединую шею, на едва прикрытое декольте с двумя пухлыми бугорками и снова принималась твердить: – Я ни за что его не брошу, я буду с ним до конца… что бы там не случилось! Услышь меня наконец! Что у тебя за манера читать мне нотации?
– Зато Пашка в тебя до сих пор влюблен, – ехидно заметила женщина.
– Мне плевать на Пашку, он мне никогда не нравился! – она фыркнула. – Да и что с него взять, ни рожи, ни кожи, одна сплошная проблема и мать-калека!
Матушка недовольно покачала головой:
– Вот оно, новое веяние моды…
– Все, мам, хватит! – ей хотелось сбежать из квартиры и больше не слышат материных нотаций. Она схватила первые попавшиеся под руку вещи и направилась к двери, виляя бедрами: – Я уже все решила, и ты это прекрасно знаешь! Ты уже не первый год пытаешься меня свести с этим Пашей, потому что я работаю медсестрой! Да, я не скрываю, что помогала им по первости по доброте душевной, но а потом все изменилось, я влюбилась в другого и ушла! Мне что, всю жизнь убирать за ним, и за его мамашей?!
– Лизонька, солнышко, ну как ты не понимаешь, этот человек, этот мужчина, тебя погубит! Ты вспомни Чернобыль, сколько людей там погибло! Это же его рук дело! – снова взмолилась несчастная мать.
Вещи из ее рук выпали.
– Откуда ты об этом знаешь?..
– Мне мое материнское сердце подсказывает!
Из ее уст вырвался едва слышный вздох облегчения.
– Оно ошибается, твое материнское сердце! Все будет хорошо, вот увидишь, еще будешь за меня радоваться!
Матушка покачала головой:
– Ох, Лиза, Лиза…
VI
– Легасов Валерий Алексеевич покончил с собой вследствии тяжелой затяжной депрессии. Нам поступило анонимное письмо, где он якобы повинен в произошедшей на Чернобыльской АЭС трагедии. Его несовершеннолетняя дочь, Алина Валерьевна Легасова, пропала несколько лет назад и была обнаружена во время ликвидации последствий аварии…
В своих предсмертных записках он написал: “Моя дочь, будучи пятилетним ребенком, попала в детский дом – ее отвела туда собственная мать, с которой мы прожили больше двух лет. Я ушел, потому что больше не мог обманывать Маргариту и Ингу, они мои самые близкие люди. С сыном отношения не задались, он пошел по кривой дорожке, и это чувствуется в Алине. Два моих ребенка… Уму непостижимо! Неужели я настолько отвратительный родитель, что смог воспитать двух самых плохих, самых отъявленных преступника во всей истории СССР?”
Мила внимательно выслушала следователя и хмыкнула.
– Отчасти это правда. Валера действительно допустил, что его маленькая дочь оказалась на Чернобыльской АЭС, но в реактор ее швырнул не он, а этот Долгожитель. Кстати, вы так и не выяснили его настоящее имя?
– Мы покопались в архивах и нашли одну занимательную вещь. Среди архивных документов времен правления Александра Третьего обнаружилось письмо с донесением от некоего господина Грачевского. Его пасынок, Дмитрий Грачевской, восемнадцати лет отроду, был повинен в смерти российского царя. Ты наверняка помнишь, что Александр Третий погиб при обрушении поезда, в котором он ехал. Так вот, этот достопочтенный господин в открытую заявляет, что в этом виноват его пасынок – устроил небольшой террористический акт.
– Он бы запросто это устроил…
– Я не стану спорить, но в официальных документах написано, что смерть Александра Третьего произошла вследствии несчастного случая. То есть, винить в этом абсолютно некого, разве что, того человека, который закладывал рельсы…
– Получается, осудили невиновного человека…
– Да еще как! Отправили на урановые рудники! Это же верная смерть!
– Он выжил. Он до сих пор все еще живой.
– Да-а… Загадка…
– Он ждет, когда Алина придет к нему сама… и сама с ним расправится. Он так долго искал себе продолжателя его дела, и когда нашел, решил сыграть по-крупному. Его дело – мстить всему русскому народу: за тяжелое детство, за былые обиды, за скитания по стране и всему миру, за болезнь, от которой он не умер… Этот Долгожитель или Дмитрий полностью травмированный своими родителями человек. И ему удалось найти такую же девочку, и еще непонятно, что он ей там навбивал…
– Но как? Как ему удалось выжить?!
– Наверняка это останется тайной.
– А маленькая девочка? Как она смогла выжить в реакторе?
Мила повернулась и в упор посмотрела на следователя: