Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я сейчас же свернул на тропу. Два человека пробежали мимо меня прежде, чем успели спохватиться. Но третий был быстрый, как молния. Он остановился, полуобернулся и изо всех сил ударил меня палкой. Он целился наугад, и потому удар не был сильным. Палка обрушилась на мое плечо. Я ударил его дубинкой по голове. Он попятился и столкнулся со своими товарищами как раз в ту минуту, когда они бросились ко мне. Благодаря этому, я мог опередить их и пуститься наутек. Я проскользнул мимо них и помчался посередине дороги.
Двое непострадавших бежали за мной. Бежали быстро; дорога была ровной и гладкой, и первые пять минут я чувствовал, что не опережаю их. Я слышал за спиной их частое дыхание. Опасно было бежать в темноте. Я еле различал смутные очертания изгороди по обеим сторонам дороги, и любое препятствие опрокинуло бы меня навзничь. Вскоре я почувствовал, что дорога идет вниз, потом снова начался подъем. Двое начали догонять меня, но я снова ушел от них на довольно далекое расстояние. Быстрый топот ног за моей спиной стал тише, и я понял, что они достаточно далеко. Теперь с дороги я мог свернуть в поле — они пробегут дальше, не заметив моего исчезновения. Я бросился к первому же отверстию в изгороди, которое я скорее угадал, чем увидел. Оказалось, что это запертая калитка; я перелез через нее и зашагал прямо по полю, удаляясь от дороги. Я слышал, как те двое пробежали мимо калитки, потом один из них остановился и позвал другого. Мне было безразлично, что бы они ни делали теперь, — они больше не могли ни видеть, ни слышать меня. Я шел через поле и, дойдя до края, остановился на минуту, чтобы отдышаться.
Нечего было и думать о возвращении на дорогу, но я был твердо намерен сегодня же вечером быть в Старом Уэлмингаме.
Ни луны, ни звезд на небе, по которым я мог бы ориентироваться. Я знал только, что, когда уходил из Нолсбери, ветер дул мне в спину, — если он будет снова дуть мне в спину, я буду, по крайней мере, идти в прежнем направлении.
Поэтому я пошел вперед, встречая на своем пути препятствия в виде изгородей, рвов, канав и кустарников, из-за которых иногда замедлял свои шаги и немного сворачивал в сторону, пока не дошел до холма, круто спускавшегося вниз. Я спустился, перелез через изгородь и вышел на лужайку. Перед этим я свернул с большой дороги и пошел направо, теперь я свернул налево, желая выправить тот путь, от которого отдалился. Шлепая по лужам минут десять или больше, я вдруг увидел коттедж с освещенным окном. Садовая калитка была отперта, и я вышел на лужайку к дому, чтобы постучаться и спросить, где я нахожусь.
Не успел я постучать, как дверь коттеджа внезапно открылась, и навстречу мне выбежал человек с фонарем в руках. При виде меня он остановился и поднял фонарь. Мы оба отпрянули друг от друга. Мои блуждания привели меня на окраину Старого Уэлмингама. Человек с фонарем был не кто иной, как мой утренний знакомый — церковный причетник…
С тех пор как я видел его в последний раз, манеры его странным образом изменились. Он выглядел взволнованным и обескураженным, его румяные щеки пылали, и, когда он заговорил, первые его слова показались мне совершенно невразумительными.
— Где ключи? — спрашивал он. — Вы брали их?
— Какие ключи? — переспросил я. — Я только что пришел из Нолсбери. О каких ключах вы говорите?
— Ключи от ризницы! Боже, спаси и помилуй нас! Что же мне делать? Ключи исчезли! Вы слышите? — закричал старик, в волнении махая фонарем в мою сторону. — Ключи исчезли!
— Как? Когда? Кто мог взять их?
— Не знаю, — сказал старик, бесцельно вглядываясь в темноту обезумевшими глазами. — Я только что вернулся. Я говорил вам утром, что сегодня у меня много работы; я запер двери и закрыл окно, — теперь оно открыто, окно открыто! Смотрите! Кто-то влез в окно и взял ключи!
Он повернулся к окну, чтобы показать мне, как широко оно распахнуто. Дверца фонаря открылась, и ветер мгновенно задул свечу.
— Зажигайте фонарь, — сказал я, — идемте в ризницу вместе. Скорей! Скорей!
Я торопил его. Предательство, ожидать которое я имел все основания и которое могло лишить меня всего, чего я достиг, совершалось, возможно, в эту самую минуту! Мое нетерпеливое желание поскорее быть в церкви было столь велико, что я не мог оставаться в бездействии, пока причетник зажигал свой фонарь. Я пошел по садовой дорожке через лужайку.
Не прошел я и десяти шагов, как из темноты возник какой-то человек и приблизился ко мне. Он почтительно заговорил со мной. Я не мог разглядеть его лица, но, судя по голосу, не знал его.
— Простите, сэр Персиваль… — начал он.
Я прервал его:
— Вы ошиблись в темноте, — сказал я, — я не сэр Персиваль.
Человек отшатнулся.
— Я думал, это мой хозяин, — пробормотал он смущенно и неуверенно.
— Вы ждали здесь вашего хозяина?
— Мне было приказано ждать на лужайке.
С этими словами он отошел. Я оглянулся на коттедж и увидел, что причетник идет ко мне с зажженным фонарем. Я взял старика под руку, чтобы помочь ему. Мы пошли через лужайку мимо того человека, который заговорил со мной. Насколько я мог судить при неясном свете фонаря, он был лакеем, хотя ливреи на нем не было.
— Кто это? — шепнул мне причетник. — Не знает ли он чего про ключи?
— Нам некогда расспрашивать его, — отвечал я, — идем сначала в ризницу!
Даже днем увидеть отсюда церковь можно было, только пройдя через всю лужайку. Когда мы стали подниматься в гору, какой-то деревенский мальчик, привлеченный светом нашего фонаря, подбежал к нам и узнал причетника.
— Эй, мистер, — сказал он, дергая причетника за сюртук, — в церкви кто-то есть. Я слышал, как он запер за собой двери, я видел, как он зажег там спичку!
Причетник задрожал и тяжело оперся на меня.
— Идемте, идемте! — сказал я ободряюще. — Мы не опоздали. Мы его поймаем, кто бы он ни был. Держите фонарь и следуйте за мной. Только поскорей!
Я быстро взобрался на холм. Темная масса церкви смутно вырисовывалась на фоне ночного неба. Повернув, чтобы подойти к двери ризницы, я услышал за собой тяжелые шаги. Лакеи шел следом за нами.
— У меня нет дурных намерений, — сказал он, когда я обернулся к нему. — Я только ищу своего хозяина.
В голосе его звучал неподдельный страх. Не обращая на него внимания, я поспешил дальше.
В ту же минуту, как я завернул за угол и вышел к ризнице, я увидел, что слуховое окно, выходившее на крышу, ярко осветилось изнутри. Оно сияло ослепительно ярким светом под сумрачным, беззвездным небом.
Я бросился через церковный дворик к дверям ризницы.
Странный запах распространялся в сыром ночном воздухе. Я услышал глухой треск, я увидел, как свет наверху разгорается ярче и ярче, звякнуло стекло. Я подбежал к двери, чтобы открыть ее. Ризница была в огне!
Не успел я сделать движение, не успел перевести дыхание при виде этого зрелища, как замер от ужаса, услышав тяжелый стук в дверь изнутри. Кто-то яростно силился повернуть ключ в замке, за дверью кто-то дико, пронзительно закричал, призывая на помощь.
Лакей, следовавший за мной, отшатнулся и упал на колени.
— О господи, — воскликнул он, — это сэр Персиваль!
Причетник подбежал к нам, и в то же мгновение снова, в последний раз, раздалось отчаянное лязганье ключа в замке.
— Боже, спаси его душу! — закричал старик. — Он погиб! Он сломал ключ.
Я кинулся к двери. Мгновенно из моей памяти исчезла единственная цель, в последнее время владевшая всеми моими помыслами, управлявшая всеми моими действиями. Всякое воспоминание о бессердечном злодеянии, совершенном этим человеком, — о любви, невинности, счастье, которые он так безжалостно попрал ногами, о клятве, которую я дал себе в глубине сердца, что приведу его к ответу, ибо он заслужил этого, — как сон, улетучилось из моих мыслей. Я сознавал только ужас его положения. Я чувствовал только, что должен во что бы то ни стало спасти его от страшной гибели.
— Откройте другую дверь! — крикнул я. — Дверь в церковь! Замок сломан. Спешите, не то вы погибли!
Крик о помощи не повторился после того, как ключ лязгнул в замке в последний раз. Ни один звук, свидетельствующий о том, что сэр Персиваль еще жив, не доносился до нас. Слышался треск бушующего пламени да резкое щелканье лопающихся от жара стекол вверху.
Я оглянулся на двух моих спутников. Лакей поднялся на ноги, он держал фонарь и тупо смотрел на дверь. Ужас, казалось, превратил его в полного идиота; он ходил за мной по пятам, как собака. Причетник стонал, скорчившись на одной из могильных плит, он весь дрожал и что-то приговаривал… Достаточно было взглянуть на них обоих, чтобы понять их беспомощность!
Почти не отдавая себе отчета в своих действиях, под влиянием первого порыва я схватил лакея за плечи и толкнул его к стенке ризницы.
- Немного чьих-то чувств - Пелам Вудхаус - Классическая проза
- Кашель на концерте - Генрих Бёлль - Классическая проза
- Бабушка - Валерия Перуанская - Классическая проза