чего не хотела делать ни одна частичка моего тела, вплоть до этого самого момента боль усиливалась в геометрической прогрессии.
Схватив стакан с кофейного столика в гостиничном номере, я делаю глоток виски, которое налил час назад. У меня строгое правило не пить во время плей-офф, но на этой неделе я сделал много такого, чего никогда не думал, что сделаю, так что выпивка после игры кажется такой мелочью по сравнению с другими моими решениями.
Два часа ночи, и я сижу на диване в Сиэтле, пью теплое виски и, чтобы хоть как-то заполнить пустоту, рассматриваю каждую ее фотографию, которая у меня есть, читаю сообщения, которыми мы обменивались. Я сделал скриншот каждой фотографии Стиви в соцсетях в ту ночь, когда нашли нас папарацци, прежде чем мы совместно решили отписаться друг от друга, чтобы ее имя не попало в прессу. На этой неделе я смотрел на эти снимки больше раз, чем могу сосчитать.
Раздается тихий стук в дверь, и, как бы мне ни было грустно, во мне вспыхивает надежда, когда я думаю, что это может быть она. Но даже при том, что мы в одном городе, она не придет и не найдет меня, и я ни капельки ее не виню.
За дверью стоит Мэддисон, и он выглядит таким же измученным, как и я, его каштановые волосы растрепаны, глаза заспанные.
– Можно войти? – спрашивает он, когда я открываю дверь. Он смотрит на виски на столике. – Что случилось с твоим правилом не пить?
– Я сделал много такого, что и представить себе не мог. Решил, что выпивка – ничто по сравнению с этим.
– Тогда налей и мне. – Мэддисон кивает на бутылку.
Я беру второй хрустальный бокал и наливаю в него немного теплой янтарной жидкости. Он с радостной улыбкой делает глоток.
– Какая гадость.
– Я знаю.
Я сажусь на диван, наклоняюсь вперед, кладу локти на колени и низко опускаю голову.
– Перестань себя казнить.
Я вскидываю голову.
– Думаешь, это такая форма наказания – то, что я слишком ленив, чтобы сходить за льдом? – Я издаю неуверенный смешок.
– Я не об этом, и ты это знаешь.
– Если ты пришел, чтобы говорить о Стиви, я не хочу этого слышать. Сейчас, черт подери, два часа ночи, так что тебе лучше уйти, если ты здесь из-за этого.
– Мне на самом деле наплевать, что ты делаешь, о чем хочешь или не хочешь говорить. Я не могу уснуть, потому что моему лучшему другу очень плохо, так что да, мы будем разговаривать.
Я откидываюсь на спинку дивана, небрежно закидываю ногу на ногу и делаю глоток теплого виски. И все это я делаю с чертовски самодовольной ухмылкой, мысленно говоря: «Ну, попробуй меня разговорить, придурок».
– Я уволил Рича.
Ну ничего себе.
– Что? – наклонившись вперед, я ставлю стакан на стол, пока случайно не уронил его от потрясения.
– Я уволил Рича, – повторяет Мэддисон. – Давно хотел это сделать, и та гадость, которую он устроил тебе с папарацци, стала для меня последней каплей.
– Хотя мы даже не знаем, он это или не он.
– Ты знаешь, что это сделал он. Он годами получал деньги за то, что доносил прессе. Я не могу этого доказать, но мы все знаем, что это правда. Это единственное, что объясняет, почему он хочет, чтобы твое имя красовалось в каждом заголовке, или почему репортеры всегда находят тебя.
Я знаю, что он прав. В глубине души я всегда знал, но это никогда не влияло на меня так сильно. Однако на этот раз все зашло слишком далеко и причинило боль не только мне, но и человеку, который мне дороже всех на свете.
– Я знаю, что сейчас у тебя все изменилось, тебе нужен новый контракт, но мы с Логан решили, что я должен разорвать эти отношения.
– Но он никогда не доставал тебя. – Я в замешательстве хмурю брови. – Ты добился успеха именно благодаря тому, кто ты есть.
– Зи, – устало выдыхает Мэддисон, – чувак, ты – член нашей семьи, и если он подставляет тебя, это то же самое, как если бы он подставил меня.
Я опускаю голову, пытаясь скрыть блестящую пелену, застилающую мои глаза, и киваю, не в силах вымолвить ни слова.
Уволить своего агента – немалый подвиг. Большинство спортсменов всю свою карьеру работают с одним и тем же агентом, пока этот агент продолжает приносить им деньги. За время работы с Ричем Мэддисон был чрезвычайно успешен, так что то, что он сделал это ради меня, не назовешь небольшой демонстрацией лояльности.
– Ты же знаешь, что я не могу сделать это прямо сейчас, – напоминаю я ему. – Если я уволю Рича, по сути, это поставит крест на всей моей карьере. Мне придется самому себя представлять, а команды не могут разговаривать со мной, пока идет разгар сезона.
– Я знаю. Ты поступай так, как будет лучше для тебя, но я хочу, чтобы ты знал мою позицию. Я покончил со всей этой игрой, в которую мы играли. Ты такой же хороший человек, как и я, если не лучше, и я устал от того, что люди этого не знают. Прости, что все эти годы играл свою роль, позволяя фанатам думать, что я хоть немного лучше тебя. Черт подери, ты – огромная причина, по которой я стал таким, каким стал.
Я смотрю на него, и по моим губам расползается лукавая улыбка, нарушая серьезный тон нашего разговора.
– Что? – осторожно спрашивает он.
– Ты меня поцелуешь после этого признания в любви или как?
– Засранец.
– Придурок.
Я тянусь к нему своим бокалом, чтобы чокнуться.
– Для меня это очень много значит, чувак. Спасибо. – Откидываясь на спинку сиденья, я глубоко, смиренно вздыхаю. – Несмотря на то, что Рич – подлец, я все равно не могу быть самим собой. Фанаты «Чикаго» меня не хотят. То, что они увидели мельком, заставило их троллить в интернете и нести всякую чушь.
– Зи, хоть раз в жизни перестань пытаться защитить всех вокруг себя. Она хочет избавить тебя от образа, в который ты превратился. Она говорит тебе, что переедет туда, куда ты захочешь. Позволь кому-нибудь еще хоть раз прикрыть твою спину.
– Черт, Мэддисон. – Слезы текут рекой. Собственно, я лью их всю неделю, но обычно я делаю это в одиночестве. – Я не знаю, что, черт возьми, делаю, – у меня срывается голос. – Я пытался оградить ее от всего этого дерьма, связанного со знаменитостями, но сейчас я даже не в состоянии мыслить здраво. Мне ее так не хватает.
– Тогда зачем ты порвал с ней? – мягко спрашивает он, хотя я могу сказать, что он предпочел бы проклясть меня за мою ошибку.
– Я уже объяснил, что пытался защитить ее от всего.
Он молчит, позволяя мне продолжать.
– Я пытался защитить ее