…К мерному рокоту гонга прибавился стук крови внизу живота, напрягая там все. Во рту пересохло. Дрожали руки. Осторожно нащупывая ногами пол, остановился. Стоял прямо, утихомиривая себя, нельзя, сейчас нельзя двигаться дальше и быстрее, иначе взорвется, с криками, как в постели, свалится в углу, обнимая тонконогий штатив, и заснет, наплевав на Новый год и все остальное.
«Или пойти и утопиться на хрен, потому что — чего еще, после такого вот…»
…Замедляя танец, повел объективом по залу, уже словами, вернувшимися в голову, приказывая, гладя себя по голове «вот, еще кадр, последний, все», и поймал яркий свет сцены. Тройным перестуком отозвалось сердце. Рита в такт его танцу вела свой, покачивая дурацким, как у цирковой лошади, султаном на зачесанных волосах, ставила ноги на высоких каблуках, поднимала голые руки и темнота вливалась в ямки подмышек. Сверкали на щеках и скулах серебряные мушки, а глаза — нет. Он поймал в кадр тот самый, углубленный в себя взгляд, которым она пережидала страшное, и, задержав палец на кнопке, дождался, когда застынет полностью, выгнув себя у шеста, подняв над плечиками грудь с подкрашенными сосками. Снял.
Перевел дыхание, слушая, как орут и хлопают за спиной зрители. Хотел улыбнуться танцовщице, но яркий подиум уже опустел, а за спиной продолжали надрываться пьяными восторгами. Повернулся, держась за треногу. Провел рукой по груди и ватно удивился, увидев, как размахивает его рубашкой костлявая дама с голой спиной, посылая воздушные поцелуи.
Он был обнажен по пояс. Ноа лежала на коже спокойно, переливаясь во вспышках цветного, смотрела ему в глаза.
— Вот так номер. Как это я. Успел. Раздеться.
Язык не слушался.
— Ты танцевал, Мастер, — ответила змея, не отводя продолговатых глаз, говоря прямо в мозг его, — ты их всех станцевал сейчас. Еще ступень…
58. БЕСЫ В ЛЮДЯХ
Садясь, положил камеру на угол скатерти, оттянул от нее непослушные, как отсиженные руки и смотрел, как лежит. Уже никакая не девчонка и никакая не грудь, а маленький инопланетный ящичек, вместивший в себя темный зал с демонскими плясками. Отвел глаза, но внутри продолжал держать ящичек мыслью, как бомбу, что в любую секунду взорвется. В мешанине света пошевеливалась Ноа, этого никто не видел, и Витька успокаивался, чувствуя ее скольжение по горячей коже. Издалека, наливаясь громкостью и обретая смысл, приплыл голос Яши:
— Эти вот, что с краю, большие в нашем мире человечки, нужные. Олег Саныч самый главный начальник всего края по… ну, не скажу тебе, по каким делам, не обижайся. Если что, сам после узнаешь. А с ним, вот тот, пошире мозолем, это Дмитрий Петрович, его босс из самой Москвы, сечешь?
— Секу. А третий с ними?
Яша хохотнул, положил сцепленные руки на белую скатерь и стал крутить пальцами:
— Третий — прост. Шоферит он у Олежки. Но и не прост, ага. В таких делах, как сегодня вот, он у них как раз главный. А знаешь, почему?
— Нет.
— А хочешь, скажу?
— Не хочу.
Черная камера лежала на углу — третьим, принимала участие в разговоре, слушала. Витьке захотелось, чтоб не слышала ничего, и так слишком много знает.
— А что ж так? — Яша удивился весело, потер ладони, — я думал, тебе до всего дело есть!
Витька сидел неподвижно. По лбу его щекотно скатывались капли пота, ползли по вискам.
— Устал я. Надо посидеть.
— Посиди, посиди. Твоя главная работа будет. Сколько там у нас? Восемь только? Хочешь, и полежи пойди? В номер пойди.
— Я посижу.
Яша ерзал на стуле, смотрел на подиум, подбадривая девчонок, покрикивал и хлопал. Вскочив, убежал к тому столу, где дамы и, нависая над голой спиной, говорил в ухо, держал за локоток. Подставил щеку для поцелуя и Витька увидел во вспышке света, как рука в браслетах заерзала по Яшиным брюкам. Тот вежливо, как бы невзначай, руку убрал. Поцеловал торжественно пальцы, склонившись, и вернулся. Налив себе коньяку, хлопнул в секунду. Отломив кусочек хлеба, забросил в рот. Продышавшись, сказал:
— А эта кошелка старая, ой нужная баба. Сама вроде никто, но — жена, понимаешь? Важного человека жена. Ну и охранник с ней. Муж приставил и, мне говорили, сам выбирал. По достоинствам!
И Яша заржал, откидывая красивую голову с прилипшими к мокрому лбу кольцами темных волос.
— А девушка? Дочка, что ли?
Смех замер, Яша вернул голову в нормальное положение и уставился на Виктора. Хлопнул себя по бокам и снова заржал, еще громче и вкуснее. Отсмеявшись, похлопал по локтю:
— Ну, не в обиду, братишка, не в обиду. Сказану-ул. Дочка! А вот сюрприз тебе будет, позжее.
— Не хочу я сюрпризов.
Музыка охала и квакала. В переливчатом свете летали над пультом руки и дреды диджея, сверкали оранжевые очки. Девочки уже приходили за накрытый стол, сидели, покачивая султанами и раскидывая шлейфы юбок, ловили коленями цветные точки света, зубами и глазами… Надкусывали бутербродики с икрой, отгрызали кусочек яблока из высокой вазы, щипали виноград. Выпивали коньяку из крошечных рюмочек и уходили снова. Из-за того, что костюмы менялись, казалось, девчонок много, несколько десятков, но Яша, растопырив пятерню, доложил, шестеро и по три танца у каждой. Гордился. Раза два был умилен, даже пьяная слеза мелькнула и поползла по выбритой щеке, меняя цвет.
Витька старался не смотреть в зал, потому что снятое никуда не ушло, переплеталось руками, оскалами и выгибом спин под гребнями хребтов — с сигаретным дымом и пьяным смехом. В висках неприятно стучало. А вдруг, загнав в камеру увиденное невидимое, он удвоил его, как бывает копируешь в компьютере папку с фото и множишь одинаковое, замедляя работу системы? Может, поэтому так плохо сейчас? Надо ли сохранять бесов, давать им вторую, цифровую жизнь? Если он, конечно, умеет — дать жизнь… Но так танцевал с камерой. И Ноа сказала…
Яша все говорил, приближая и удаляя голос, шевелил лицом и руками, не оставлял в покое его лицо, присматриваясь цепко. Вдруг махнул рукой и музыка смолкла, будто ее ударили под коленками. Вставая, захлопал, требуя внимания.
— На-аш хазя-аин да-арагой, — хриплым голосом каркнула жена важного человека и захохотала, ловя падающий на скатерь бокал. Вечернее платье было залито вином и подол задран до бедра, чтоб не мочить липким коленей. Рука охранника лежала на белом бедре черной татуировкой, шупальцами заползая в пространство меж ног.
Яша прихватил рукой сердце и поклонился ей.
— Дорогие гости! Мучить речами не буду. Отлично сидим, получаем удовольствие. Получаем ведь?
В нестройном хоре одобрения вырвался вверх один голос, важный и жирный:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});