Читать интересную книгу Огонь неугасимый - Абдурахман Абсалямов

Муртазин гулко хлопнул дверью и ушел из дома.

Зайдя несколько дней спустя поздним вечером в директорский кабинет и застав там Муртазина, Гаязов не стал спрашивать его, почему он в таком мрачном настроении, — он уже знал от Макарова о его семейных неурядицах, — а прямо сказал:

— Я, Хасан Шакирович, не думал, что вы в семье такой феодал.

— Феодал… феодал, — вышел из себя Муртазин. — И откуда берутся такие пакостные слова…

Раньше, в какое бы время дня и ночи Муртазин ни возвращался домой, Ильшат всегда ждала его, все было наготове. Теперь дома в обед его встречала домработница. Муртазин по старой привычке съездил несколько раз пообедать домой, но там было так пусто, так уныло, обед так невкусен, что он перестал обедать дома.

В те редко выпадавшие минуты, когда он мог позволить себе поразмыслить на свободе над своими семейными и заводскими делами, Муртазин ловил себя на странном чувстве: он точно плывет, но плывет против течения, и его относит назад, и в борьбе с волнами уже устают, обессиливают его руки. Но, собрав последние силы и соединив воедино свое упрямство, эгоистическое чувство самосохранения, он вновь выплывает на стрежень. Иногда он сознавал, что рано или поздно волна унесет его с собой, и все же не хотел подчиниться. Порой Муртазина кидало в другую крайность: манило уехать куда-нибудь далеко, в тихий, спокойный уголок, в самую глухомань.

На заводе хлопот прибавилось. Перестройка механического цеха осуществлялась не гладко, во всяком случае далеко не соответствовала первоначальным планам. Завод лихорадило. Все цехи выбились из ритма. В одних рабочие простаивали, в других гнали по четыре смены. Особенно задержались с выпуском запасных частей, а весенне-полевые работы были на носу. Муртазин измучился, давая объяснения.

Сегодня секретарь обкома вызвал их обоих — его и Гаязова.

Все, о чем говорил секретарь, было не ново. Подобные же вопросы, советы, предупреждения, казалось Муртазину, приходилось слышать от него и раньше. Но сегодня секретарь как-то по-особенному смотрел на него во время беседы, точно требовал: а ну, покажи-ка, покажи, как там у тебя, чиста ли партийная совесть? Не обросла ли мохом душа?

— Вот вы говорите, что перестроите механический цех — и все наладится. Хочу верить, — сказал секретарь. — Но ведь запчасти деревне нужны безотлагательно. Весна в деревне наступает намного раньше календарной весны. Как же вы не учли этого? Поточные линии для запчастей нужно было пустить в первую очередь!

В открытую форточку в кабинет врывался клубами весенний воздух, доносился воробьиный гомон. И Муртазин чувствовал, что весна действительно совсем близко, — ей ведь нет дела, что он просчитался с запасными частями.

В обкоме не погладили по головке и Гаязова. И все же Муртазин про себя заключил, что к нему придираются больше и что здесь не обошлось без тайного вмешательства Гаязова. Секретарь обкома словно проник в его мысли.

— Вы оба решаете задачу, значит, и сердца ваши должны биться вместе, — сказал он, пожимая им руки при прощании.

Что делалось на душе у Гаязова, Муртазин не знал. Когда они спускались по устланной дорожками лестнице, парторг внешне был спокоен, только на лбу резче обозначились складки да губы были сжаты плотнее, чем обычно. Зато у Муртазина сердце колотилось, как у рысака после скачек.

Вернувшись на завод, Муртазин, не заходя к себе в кабинет, отправился в механический цех. Он чувствовал неуемную жажду деятельности.

Стрелой пронесся он по длинному пролету, поднялся в конторку к Акчурину и, сняв пальто, бросил его на спинку стула.

— Аван Даутович, как с запчастями?

— Поточные линии работают безостановочно, Хасан Шакирович. Мы немного укоротили цикл. Это дает нам возможность увеличить сменное задание на восемь — десять процентов.

— Это хорошо, но этого мало, Аван Даутович. Когда пустите пятую линию?

— Через два дня, раньше никак не управиться. И без того работа идет круглосуточно.

— Необходимо завтра к концу дня, в крайнем случав в ночную смену. Всех слесарей и наладчиков — на линию. Подброшу вам еще слесарей из сборочного и ремонтного. Всей работой руководите сами, Надежда Николаевна пусть занимается остальными делами.

— Слушаю, Хасан Шакирович.

— А как с третьей сменой? Полностью будет работать?

— Людей не хватает.

— Людей, людей! — загорячился Муртазин. — Неужели не видите, что весна заглядывает к нам в окна. — И он показал рукой на залитое солнцем окно. — Временно снимите людей с других участков.

— Мы думали об этом, Хасан Шакирович, но у нас ни одного лишнего человека. Даже не хватает. Три человека у меня на бюллетене. Если будем снимать, сорвем график цеха по другим видам.

— Что вы предлагаете? — Муртазин едва сдерживал себя, хотя доводы Акчурина были основательными. Запчасти еще не весь план, а меньшая его часть.

— Пока не могу сказать конкретно… Кое-что нам нужно еще обдумать, вернее — додумать, — нерешительно ответил Акчурин.

Это не понравилось Муртазину.

— Сейчас не думать, а действовать надо, а вы опускаете крылья… — сорвался директор.

После всех семейных неприятностей у Акчурина и на самом деле крылья были опущены. Придя в цех, он с огорчением убедился, что у него не хватает практических навыков, а некоторые вопросы производства и вовсе ставили его в тупик, тогда как опытного начальника подобные вопросы не должны были бы затруднять. Поэтому Акчурин несколько даже растерялся, когда директор стал повышать голос. На выручку пришла Надежда Николаевна.

— Вы ошибаетесь, Хасан Шакирович, мы не боимся действовать, — сказала она, — и смелости у нас хватит. Но дайте нам подумать, и мы обещаем…

«Какой герой нашелся!» — хотелось оборвать ее Муртазину, но он сдержался.

— Хорошо, подумайте! Но если задержите запчасти, пеняйте на себя. Уговор дороже денег.

2

Войдя в свой кабинет, Муртазин быстро разделся и сел за стол. Нажал на белую кнопку. Вошла Зоечка — тоненькая, больше обычного накрашенная и по-весеннему пестро одетая.

— Что за люди там собрались?

— Товарищ Ихсанов, шофер Сабиров. Вы же сами вызвали их…

— Ах, черт!.. Ну ладно, давайте Ихсанова.

В связи с делом шофера Гайнутдинова, задержанного с ночными плитами, выяснилось, что на складе не хватало печных плит почти на пятьдесят тысяч рублей. А заведующий складом Ихсанов утверждал, что у него никакой недостачи нет, что плиты все до единой он отправил в Татсоюз (на предъявленных накладных и в самом деле была пометка, что плиты отправлены в Татсоюз), а в хищении плит виноваты шофер и чернорабочий на машине Аллахияр Худайбердин.

Как ни неприятно ему было, Муртазин решил сам разобраться в этом деле. По его приказу проверили накладные и путевки шоферов за целый год. Оказалось, плиты в Татсоюз возил не Гайнутдинов, а Сабиров. Когда Муртазин вызвал к себе Сабирова, тот сказал, что в этом году он ни разу никаких плит в Татсоюз не отвозил, возил только в магазин хозтоваров. Когда же поехали в магазин, там категорически отказались. «Если мы получали, — заявили продавцы, — у вас должны быть наши расписки. Предъявите». Но расписок не было. При вторичном запросе Татсоюз вновь подтвердил, что в этом году он от «Казмаша» печных материалов не получал.

«Что за заколдованный круг?» — подумал Муртазин и решил вызвать Ихсанова. Гаязов уже осведомил его насчет сигнала Айнуллы.

Когда Хисами Ихсанов вошел, Муртазин долго смотрел на этого пыхтящего, тучного, как боров, человека.

— Скажите, сколько и с кем воровали? — с места в карьер спросил Муртазин, буравя его колючим, зло прищуренным взглядом.

Водянистые глаза Хисами выпучились.

— Товарищ директор, пусть ветер унесет ваши страшные слова! — Но не мог, как ни старался, скрыть свое волнение. — Какое может быть воровство… Вся моя вина в том, что не заметил проделок Аллахияра. У меня все документы в полном порядке…

Муртазин нажал кнопку, в дверях показалась Зоечка.

— Шофера Сабирова.

Ихсанов вздрогнул, запыхтел.

— Товарищ Сабиров, — обратился директор к шоферу в промасленном полушубке, — вы в этом году возили печные плиты в Татсоюз?

— Нет, товарищ директор, не возил. Плиты я возил в магазин хозтоваров, который находится на улице… — И он назвал одну из улиц в центре Казани.

— На основании каких документов? — поторопился спросить Ихсанов.

— Документы давали вы, Хисами-абы.

— Не мути, браток. На моих сказано — в Татсоюз. Черным по белому.

Муртазин смотрел то на одного, то на другого. На первый взгляд подозрение падало на шофера. Но Муртазин чуял, что делишки обделывал Ихсанов. Он отпустил шофера и строго обратился к Ихсанову:

— Значит, не хотите сознаться в воровстве? Не хотите назвать соучастников?