раз Пожиратель продемонстрировал совершенно угрожающий оскал, после вида которого обкакались еще несколько членов Золотого собрания. Все они стыдливо покинули зал второпях.
— Принято!
Заседатель объявил свое третье предложение:
— В качестве Высшего Магистрата есть кандидат из наших гостей. Поприветствуйте Иззю Хитрого. Я за! — когда заседатель поднял руку, зрители на деревянных скамьях заверещали и загудели. «Это какой-то позор!» — послышалось со всех рядов. Люди из свиты Нори наоборот поддержали Иззю Хитрого одобрительными криками. Дарей молчал, иронично улыбаясь. Клык работал за троих, то и дело выводя на уличный разговор самых оголтелых недовольных.
На сей раз, среди членов Серебряного собрания не набралось и трети поднятых рук. В рядах Золотого cобрания дело обстояло еще хуже. В нем остались самые стойкие. Очень редко кто-то менял свое мнение, даже несмотря на яростный взгляд Пожирателя. Среди членов собраний пошли недовольные толки. «Так нельзя,» — можно было услышать то тут, то там. Заседатель видя, что большинства набрать никак не удается, раз за разом пересчитывал руки, то и дело посматривая на недовольного Нори. Наконец-то он беззастенчиво объявил:
— Принято единогласно! Иззя Хитрый отныне Высший Магистрат Золотого собрания городов Гольштайн и Аршвисс.
— Я против! — поднялся со своего места в самом верхнем ряду один смелый член Золотого собрания. Он был очень влиятельным человеком.
Заседатель замешкался, но посмотрев на Нори сказал:
— Кто против, поднимайте руки!
Пожиратель уже встал за спиной смельчака из Золотого собрания и когда тот, только решился потянуть руку вверх перебил ему своей дубиной все пальцы. Не всем было видно, что произошло в верхнем ряду. Пожиратель успел заткнуть смельчаку пасть своей огромной ладонью и воскликнул: «Одному из почтенных членов Золотого собрания стало плохо!» Он выволок бедолагу из зала. В это время заседатель произнес:
— Никаких возражений нет! С этого дня Иззя Хитрый Высший Магистрат Золотого собрания городов Гольштайн и Аршвисс.
Через час было устроено большое празднование в зале для пиров. Там с легкостью могли рассесться пара сотен человек. Была приглашена вся свита Нори и члены нового собрания городов Гольштайн и Аршвисс. Из последних присутствовали немногие, большинство отказались, сославшись на несварение желудка.
Заседатель сидел рядом с Нори. Он был сегодня в особом почете, несмотря на то, что ошибся в подсчете членов Золотого собрания. Он думал, что их всего пятьдесят, как принято в Аршвиссе. На самом деле их должно было быть больше. Несколько очень влиятельных людей из высшего органа власти Гольштайна запаздывали. Они не успели на голосование, но их сторонники уже сообщили им о произошедшем. Двое смельчаков пришли на пир к Нори. Они были хорошо с ним знакомы. Нори усадил почетных гостей рядом с собой. Один из них доставал его целый вечер.
— Я тебя уважаю мой друг Нори. Но терпеть такой произвол с нашим городом не намерен. — Говорил влиятельный член Золотого собрания. Ему не было еще сорока, но в Гольштайне он был чуть ли не самым могущественным человеком.
Нори устав слушать причитания и угрозы наглеца указал ему пальцем на Пожирателя:
— Видишь его, — Пожиратель как раз доедал на спор сырую ногу здоровенного быка. Он жадно обгладывал мясо и выглядел угрожающе. Его взгляд пересекся сначала с Нори, а потом и со смельчаком из Золотого собрания. Пожиратель улыбнулся и все его зубы были в бычьей крови.
— Вижу...
Нори посмотрел наглецу из Золотого собрания прямо в глаза и сказал:
— Клянусь, произнесешь еще одно слово порочащее честное голосование, на котором я лично сегодня присутствовал, я тут же прикажу Пожирателю растерзать тебя на куски и сожрать. Поверь мне у него в желудке еще полно места. И следующей он будет обгладывать до костей именно твою ногу.
Смельчак из Золотого собрания понурил взгляд и больше не говорил ни слова. Еда и вино ему тоже больше не лезли в глотку. Когда Нори отвлекся, он незаметно удалился, лишь бы больше не попадаться на глаза ни ему, ни Пожирателю.
Другой член Золотого собрания был более рассудителен и умудрен сединой. Он по большей части молчал и смеялся над шутками, которыми весь вечер Нори осыпал присутствующих. Несмотря на то, что он тоже опоздал на сегодняшнее голосование, у него было на этот счет свое мнение, которое он собирался высказать Нори наедине. Но пока не находил момента.
Дарей вышел из пиршественного зала в просторный коридор. Там его заметил Клык, который бахвалился перед коренастым головорезом.
— Вот Дарей сегодня не вывел ни одного, — сказал Клык, указав на него пальцем. Затем он вновь повернулся к головорезу. — Я же сегодня отделал целую сотню.
— Да не гони! — возразил ему головорез.
Дарей отошел от них подальше прогуливаясь по коридору. Он уселся на лавку рассматривая серебряную статую посвященную кому-то из древних богачей Аршвисса. К нему подсел Нори и сказал:
— Я очень рад твоим успехам в Вязи. Положение там и впрямь складывалось опасное. Но ты не растерялся, придумал план и разделался с Хаппером. При этом, тебе нужно научиться сдерживать себя. Ты убил лазутчика при дворе Ульбера в какой-то слепой ярости. Это было не просто плохое решение…
Нори не успел договорить, как к нему подошел седовласый член Золотого собрания, давно ищущий с ним частной беседы.
— Тебе чего? — спросил Нори.
— Отойдем?
— Говори здесь.
— Дело в том, что решение по некоторому освобождению Гольштайна от влияния Полуострова, мы в Золотом собрание принимали с некоторой поддержкой. Я бы даже сказал с настоятельной поддержкой.
— С какой это еще поддержкой? — угрожающе спросил Нори, тут же поднявшись с места.
Седовласый развел руками и сказал:
— Я тут не причем. Решение навязали нам из Кихшо.
— Геррлай? — тихим голосом произнес Нори.
— Не просто Геррлай, — перешел на шепот седовласый. — Я так понимаю решение принял сам Крот.
Нори промолчал глубоко задумавшись. Через несколько минут его отвлек седовласый с вопросом:
— Так что, меняем решение? Я могу созвать Собрание хоть завтра.
Нори уверенно посмотрел ему прямо в глаза и сказал:
— Ничего не меняем. Все остается в силе. И даже не пытайтесь взбрыкивать, а то я весь ваш Гольштайн сгною.
Седовласый развел руками и сказал:
— Я же не против. Я хоть и