В кармане пальто включённый на полную громкость плеер. Сначала эта музыка тебя оглушала, но потом ты привыкла, и она уже кажется тихой… Идти в темноту, без зонта, пока не кончится дорога. Потом залезть в горячую ванную, раскрутив до упора кран, чтобы даже твоя собака не слышала, как ты плачешь. И каждый раз заставлять себя выйти, а не утопиться.
Зачем? Просто потому что кто-то решил, что жить — это правильно, а умереть — неправильно? Да ты даже не знаешь, существует ли Тот, кто придумал это дурацкое правило! Но упрямо продолжаешь следовать ему. Нет, не ради Него, а чтобы отомстить себе. Ведь больше всего на свете ты ненавидишь себя.
Профессор сказал: «Ненависть — одна из форм самоубийства». А ты рассмеялась. Смех — это тоже способ отомстить. Но смеёшься ты теперь редко. И никогда не улыбаешься. Не разговариваешь, не смотришь телевизор, не читаешь книг. Только когда входишь в класс, забываешь о ненависти. На пять часов. И ни минутой больше. Потом опять.
Друзья пытаются развеселить тебя, один раз, второй, третий, десятый… Наконец, у них опускаются руки. Ты видишь, что причиняешь им страдания, и от этого начинаешь ненавидеть себя ещё больше.
А иногда ты вспоминаешь его. Это происходит внезапно, к этому нельзя подготовиться. Или какая-то вещь, или сон… Самое страшное, конечно, сны. После них ты просыпаешься посреди ночи и понимаешь, что уже проиграла, что теперь каждый грамм твоей души заполнен болью. Ты идёшь босиком на кухню, садишься на пол и прижимаешь к груди колени.
«Не смей! Слышишь, не смей никогда плакать из-за меня!»
«А вот посмотри! Я посмела! Я плачу, плачу!»
Ты словно разделяешься на две половинки. Одна плачет на полу, а другая смотрит сверху на эту, плачущую, и ненавидит её.
Ты можешь проплакать до утра. Потом Ненавидящая заставит Плачущую подняться и пойти на занятие. Где-то по дороге они соединятся и снова станут тобой.
Боль и ненависть… Ты открываешь глаза и чувствуешь их. Так начинается каждое утро. Без надежды. Ничего не изменится. В твоём мире больше нет будущего. Следующая минута такая же, как эта. Следующий день такой же, как этот. Боль и ненависть…
***
Ниа остановилась перед залом заседаний и прижала к себе тетрадь так сильно, что твёрдая обложка больно врезалась в грудь. Она ждала этого дня две недели, а теперь, когда он, наконец, наступил, боялась даже сделать шаг.
— Хочешь, я напишу этот дурацкий протокол, а ты не ходи сегодня? — предложила Рейчел.
— Нет! Нет, я пойду! — вскричала Ниа.
Она быстро вошла в зал, села на своё место и только потом подняла глаза.
Конечно, он не смотрел на неё. Но это было не важно. Ей казалось, что всё это время она жила словно в дыму, а сейчас ей поднесли кислородную маску. И она дышала, дышала, рискуя отравиться кислородом.
— Ниа! — толкнул её Мэт. Сегодня он сел рядом с ней.
— Что?
— Перестань!
Ниа нервно отмахнулась от него.
— Профессор Вирго, у вас какие-то прблемы? — недовольно спросил заместитель ректора.
— У меня?.. У меня… нет.
— Хорошо. Итак, начнём заседание.
За год работы она научилась записывать слова, не вдумываясь в их содержание. А последние две недели даже жила, не имея смысла жизни. Но сейчас это всё было не важно. Сейчас нужно только дышать и смотреть.
Его лицо такое же бледное, как и обычно. Чёрные пряди тенями отражаются на коже. Когда-то ей можно было прикоснуться к нему. На чуть-чуть, а потом сразу уйти. Но ей хватало. По сравнению с тем, что сейчас, это кажется настоящим богатством, миллиардом миллиардов бриллиантов.
— Ниа, вы пишете или мечтаете? — недовольно сказал Доминик.
Она вздрогнула и посмотрела на свою руку — та выводила буквы на столе.
Раздались смешки.
— Простите…
— Если вы до сих пор нездоровы, то, может, вам лучше вернуться в госпиталь?
— Нет! — в голосе послышался страх. — Нет, я здорова, совершенно здорова!
— Тогда продолжим. Байри Нерва успешносдал экзамен по албалийскому и на днях должен уехать в Албалию вместе с профессором Феста.
«Мэт? Мэт уезжает?»
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Я хотел тебе сказать… Это ещё не окончательное решение, если ты хочешь, чтобы я остался… — прошептал ей на ухо юноша.
— Ваши личные проблемы вы обсудите, когда мы закончим, — перебил Доминик. — Следующее заседание состоится уже после нового года, поэтому нужно обсудить отпуска. Кто собирается уехать из университета на праздники?
Несколько человек подняли руку.
— Ниа! Ты же собиралась домой на каникулы! — снова зашептал Мэт. Он схватил её руку и поднял вверх.
— Профессор Вирго? — вопросительно посмотрел на неё Доминик.
— Нет… — тихо сказала Ниа. — Я не поеду…
— Ниа! — тут уже к Мэту присоединилась Рейчел.
— Я не поеду! — она выдернула руку и положила на колени.
— Как хотите, — пожал плечами заместитель ректора. — Остальные не забудьте оформить отпуск хотя бы за неделю. На этом, пожалуй, всё…
— А отчёт профессора Альгеди о конференции в Мейсе? — напомнила Ливора.
— Профессор Альгеди сказал, что представит его в письменном виде.
— Но я хотела бы послушать…
— Ничего, прочитаете, — резко произнёс Солус, вставая.
Проходя мимо Ливоры, он бросил бумаги на стол.
Ниа закрыла глаза. Ещё четыре недели.
— Уже конец года, мне нужны все протоколы, — сказал ей Доминик.
— Да.
— Профессор Феста, задержитесь ненадолго.
Ниа осталась подождать Мэта.
— И долго ты собираешься себя вести, как последняя идиотка? — спросила подошедшая к ней Ливора.
— Что?
— Ты не видишь, что превратилась в посмешище для всех?
— Посмешище?
— Мужчины все такие. Попользуются нами, а потом выбрасывают, как ненужную вещь. Но ты не должна позволять другим смеяться над собой.
— Ничего… пусть смеются… Мне совсем не больно…
***
Больно жить четыре недели без него. Находиться так близко и не иметь возможности просто пройти мимо. Это ты себе запретила. Строго-настрого. Иногда ты бываешь очень строгой.
Каждый вечер ты заводишь будильник. Большой, металлический. Он звонит так, что разбудит мёртвого. Как раз для тебя. Заводишь его на восемь. Часа вполне достаточно, чтобы одеться, погулять с собакой, позавтракать и дойти до класса. Теперь это настоящее путешествие. Чтобы не встретиться с ним, ты ходишь по длинной стороне, а он, как раньше, по короткой. Ты хорошо придумала. Может, он даже скажет тебе спасибо. Про себя, конечно.
Это твоё правило, почти закон. Четыре недели, а потом смотреть на него несколько часов и дышать. Но иногда становится так невыносимо, что хочется всё бросить и бежать, плакать, умолять. Ты не бежишь. Ты знаешь, что не нужна ему.
А он тебе нужен. Рейчел говорит, ты становишься похожей на наркоманку. Если наркоману долго не дают наркотик, у него начинается ломка. А если человеку не дают воздух, то как это называется? Тоже ломка? Значит, у тебя ломка. Ломка от отсутствия воздуха.
Больно вспоминать, что было и чего никогда не будет. Особенно мучительны эти несуществующие воспоминания. Поиграть в снежки, полежать летом в траве, заснуть над книгой у него на ковре… Раньше казалось реальным, просто из будущего, которое когда-нибудь обязательно наступит. Теперь эту реальность вырвали из тебя, поэтому так больно… жить четыре недели.
***
— Послушай, если ты скажешь, чтобы я остался, я, конечно, останусь. Но я подумал… Кажется, я ничем не могу тебе помочь… — Мэт грустно посмотрел на Ниа.
— Ты очень помогаешь мне, — тихо ответила она. — Но Байри ты сейчас нужнее. Для него этот конкурс сейчас самое важное, и ему будет легче, если ты поедешь с ним.
— Ты, правда, так считаешь?
— Правда.
— Я ещё тут подумал… Не за чем им с бабушкой Тутеллой жить в гостинице. Парень, у которого я последнее время снимал квартиру, готов снова мне её одолжить, так что… Много денег я, конечно, не заработал, но на первое время хватит.
— Хорошая идея.