id="id475">
475
О термине Σκλαβηνιαι см. коммент. 21 к гл. 9. Здесь Константин имеет в виду славян вдоль всей восточной границы Франкской империи, над которыми Каролинги с конца VIII в. стремились утвердить свой военно-политический контроль. Говорить о включении славянских княжеств при Карле Великом в состав империи источники не позволяют (см.: Ernst R. Die Nordwestslaven und frankische Reich. В., 1976; Ронин В. К. О "власти" Карла Великого над славянами // ССл. 1984. № 1. С. 33-45). Однако уже в IX в. складывается миф о господстве Карла и его преемников над всем славянским Востоком (см.: Ронин В. К. Славянская политика Карла Великого в западноевропейской средневековой традиции // Средние века. 1986. Вып. 49. С. 7-11).
476
К началу IX в. Венеция лишь номинально подчинялась византийской власти. Обращение венецианских дожей, как и правителей Задара, в 805 г. к Карлу Великому (вероятно, как к арбитру в решении каких-то внутри- или внешнеполитических проблем) вызвало немедленное вмешательство Византии: отправив свой флот в Далмацию и Венецию, Никифор I вновь укрепил позицию империи в северной части Адриатики. На протяжении 807-809 гг. Венеция лавировала между Павией и Константинополем, пока в 809 г. византийцы, стремясь, видимо, ограничить сепаратизм дожей, не вступили в переговоры с королем Пипином, чему венецианские власти всячески препятствовали. "Узнав их коварство", византийский флот отбыл из Венеции, и теперь уже Пипин, "побуждаемый вероломством венецианских дожей", двинул войска на мятежный город. Такова франкская версия событий, изложенная в современных им "Анналах королевства франков" (Annales regnum Francorum. A. 806-810). Венецианская же традиция, переданная в начале XI в. в хронике Иоанна Диакона (Iohan. Chron. Р. 103-104), связывает разрыв "договора, который венецианский народ издавна имел с королем Итальянским", с действиями самого Пипина. Эта же версия отразилась и в сочинении византийского императора. Подробнее см.: Cessi R. Venezia ducale. Р. 140-151; Pertusi A. L'Impero Bizantino e l'evolvere dei suoi interessinell' Alto Adriatico // Le origini di Venezia. Firenze, 1964. P. 72-73; Carile A., Fedalto G. Le origini. P. 233-235, 345-346.
477
Альбиола на Лидо ди Пеллестрина.
478
Осада Венеции длилась с осени 809 по весну 810 г.
479
Т.е. из Аквилеи и других городов, в то время подвластных франкам.
480
Константин подчеркивает здесь преданность венецианцев Византии, оставшуюся в IX-X вв. одним из элементов их официальной политической идеологии (см.: Carile A., Fedalto G. Le origini. P. 36-43, 78-79).
481
Источник этих сведений не известен. Франкские анналы сообщают, что Пипин полностью подчинил себе Венецию, но что в октябре того же 810 года Карл Великий возвратил ее Никифору I (Annales regni Francorum. A. 810). Напротив, вся венецианская традиция, отраженная и в хрониках, и в полотнах А. Вичентино в Палаццо Дожей, и в поэме Л. Ариосто, повествует о победе жителей лагуны и об отступлении Пипина (ср.: Iohan. Chron. Р. 104). По-видимому, король действительно установил ненадолго контроль над лагуной, однако конфликт в целом был урегулирован не договором Пипина с Венецией, а лишь в ходе переговоров Карла с Никифором I в 810-812 гг. Ср.: Cessi R. Venezia ducale. Р. 151-153.
482
Наложил ли Пипин на венецианцев ежегодную подать, вопрос дискуссионный (см.: DAI. II. Р. 93). По договорам с Беренгарием I (888 г.), Родульфом (924 г.) и Гуго (927 г.) Венеция обязалась платить королям Италии, правившим в Павии, 25 фунтов серебра ежегодно (MGH Legum sectio II. Capitularia. Hannoverae, 1897. Т. 2. Р. 146, 149, 151). Литра равнялась 72 номисмам (в середине X в. — примерно 320 г золота).
483
Первый дука (дож) был избран в Венеции, очевидно, лишь в 726 или 727 г., и с этого времени она стала автономным дукатом в составе Византийской империи (см.: Cessi R. Venezia ducale. Р. 90-103; Mor C. G. Aspetti della vita costituzionale veneziana fino alla fine del X sec. // Le origini. P. 126-131; Carile A., Fedalto G. Le origini. P. 223-231). В возникновении института дожей местная историческая традиция видела особую престижность — утверждение Венеции как независимого единого политического организма (ср.: Iohan. Chron. Р. 91, 94).
484
Не совсем точно: в 40-х годах VIII в. административный центр дуката переместился из "Цивитас Нова", или Гераклианы, в Маламокко и лишь в 811 г., сразу же после войны с Пипином, — на остров Риальто (см.: Cessi R. Venezia ducale. Р. 68-69, 106-109, 154-156; Carile A., Fedalto G. Le origini. P. 23, 200-201, 224-225, 235-236, 339, 346).
485
Глава 29 объединяет разнородный материал различного происхождения и идейной направленности. Композиционно в ней выделяется несколько плохо скомпонованных частей. Повествование о населении Далмации и о разорении ее "варварами", за которым сразу же следует описание далматинских крепостей, опирается на историческую традицию городского романского и романизованного населения Далмации и в некоторой степени служит обоснованию его приоритета перед окрестными славянами. Это повествование разбивается рассказом об истории отношений Византии с западнобалканскими народами и описанием победы императора Василия I над арабами, включающим в себя также легенду о предводителе арабов Солдане; данная часть главы отражает главным образом политические симпатии самого Константина.
486
Название "Далмация" имеет в главе разное географическое содержание в зависимости от того, идет ли речь о времени до или после варварских вторжений. Римская, а затем византийская провинция Далмация простиралась вдоль Адриатического побережья от реки Раша в Западной Истрии до устья Албанской Дрины и уходила в глубь Балканского полуострова приблизительно до реки Савы. В результате варварских нашествий VI-VII вв. территория византийской Далмации сократилась до нескольких прибрежных городов и островов, перечисляемых ниже в этой главе.
487
Современных Константину далматинских памятников, отражающих местную историческую традицию, не сохранилось. В более поздних источниках воспроизведенная здесь легенда о происхождении романского населения Далмации не зафиксирована. Однако сама идея тесной связи Далмации и ее жителей с Римом доминировала в городской исторической мысли и разрабатывалась далматинской средневековой историографией ради обоснования превосходства жителей городов над славянским окружением (см., например, начальные главы хроники Фомы Сплитского, XIII в. — HS). Стремясь отмежеваться от соседнего