Читать интересную книгу Вечера в древности - Норман Мейлер

«Хор с Юга сказал стражнику: „Никакие путы не удержат меня". — Он поднял палец, и веревка, связывавшая его кисти, разорвалась на маленькие кусочки, которые поползли прочь, подобно червям».

«Ты видела это?» — спросил Усермаатра.

«В своем сне, Великий Повелитель, в нем я видела это».

Усермаатра отхлебнул еще колоби и шумно выдохнул. «Гляди, — сказал Он, — на Мою магию. Даже белую бабочку опалил огонь из Моего рта». Пролетавшая бабочка на самом деле покачнулась в полете. Маленькие царицы захихикали.

Медовый-Шарик подождала, пока ее молчание не стало сильнее звуков, которые издавал, глотая Свое колоби, Усермаатра. Затем она сказала: «Поскольку никакие веревки не могли удержать его, Хор с Юга прошел через парадную площадь и сказал Фараону „Я — Хор с Юга. Я пришел в Египет, как чума. Ни у одного мага нет силы противостоять мне. Я возьму Тебя с собой обратно в Нубийское Царство, и мой народ будет смеяться над Тобой"».

«Аиииии!..», — взвизгнула одна из маленьких цариц, но Медовый-Шарик не прервала повествования.

«Не успел Фараон что-либо ответить, Хор с Севера вышел из Дома Уединенных и сказал: „Моя магия столь же могущественна, как и эта чума!" Фараон взмахнул Своей плеткой семь раз, объявляя, что хочет посмотреть на единоборство этих магов, однако Его приближенные стали умолять Его подождать. Они знали Хора с Севера как сына одной из маленьких цариц, не более того. Они не видели его спящим у ног Осириса в Стране Мертвых. Но Фараон знал, — сказала Медовый-Шарик, и все маленькие царицы захлопали в ладоши, восхищаясь Его мудростью. — Хор с Юга, однако, вовсе не казался испуганным. Он протянул вперед пустую руку, и — представьте! — в ней оказалась палка. „Меду, — сказал он, — слово, означающее палка. Оно также значит слово. Поэтому я черчу этой палкой магическое слово. — И дальше он забормотал скороговоркой: — Меду есть это меду для меду, как и меду, меду. Посредством которого меду может произвести меду". Но концом палки он начертил треугольник, из которого вырвалось пламя и разгорелось в воздухе с таким ревом, что все, бывшие при Дворе, отшатнулись назад». Теперь Медовый-Шарик замолчала и очень торжественно взглянула на Усермаатра, прежде чем продолжить.

«Хор с Севера спокойно встал и очертил круг, заключив в него своего Фараона. Пламя отступило назад. Теперь в другой руке мага с Севера появилась золотая чаша с небольшим количеством воды. Хор с Севера подбросил эти несколько капель в воздух, и они вернулись на землю проливным дождем, который загасил пламя. Хор с Юга оказался мокрым, как река, что принесла его сюда, но Хор с Севера и его Фараон остались сухими. Тем не менее, когда все приближенные принялись смеяться, Хор с Юга рассмеялся им в лицо, причем от всей души, а затем без промедленья начертил в воздухе непристойный кружок заднего входа. Это тот круг, что напоминает спицы в колесах захваченных Тобой колесниц, великий Усермаатра. Он был отвратителен! Круг этот наполнился могучим ветром тех самых страшных пустынь, из которых пришел этот нубиец, и в нем пребывала вся вонь мерзких ветров, исторгнутых нубийскими властителями в знак презрения ко Двору Фараона. — Помимо своей воли, несколько маленьких цариц захихикали, но Медовый-Шарик сделала вид, что не заметила этого и продолжала: — В ответ Хор с Севера покрутил концом своей палки, словно закручивал спираль, и все ветры, выпущенные нубийцем, скрутились вокруг его палки в тугой моток. Пуф! Хор с Севера вытащил свой посох из этих связанных ветров, и моток объяло пламя.

Теперь Хор с Юга показал свои зубы, и его голова стала уродливой, как у змеи. Он сказал Фараону: „Слушай меня: Твой Двор станет Твоей могилой!" — и с этими словами бросил свою палку в воздух. Долетев до верхней точки его броска, она отказалась падать обратно, но стала плавать наверху, растекаясь вширь, пока не превратилась в огромную каменную плиту у всех над головами. Тогда Хор с Юга сказал: „Эта крыша упадет, и Ты погибнешь под ней, если не согласишься отправиться со мной в Землю Нубии".

„А что произойдет в Нубии?" — спросил Фараон.

„Мои люди увидят Тебя на коленях".

„В таком случае я никогда туда не пойду", — сказал Фараон. „Погибни!"

В великом страхе все ждали, что сделает Хор с Севера. Тот был бледен, но цвет его глаз стал серебряным, и он улыбнулся под тенью огромной каменной крыши, закрывшей солнце. Издав крик, он также бросил вверх свою палку, превратившуюся в баржу, которая стала подниматься вверх, покуда не подошла прямо под огромную каменную крышу, а затем, сотрясаясь и тяжело скрипя, она наконец подняла ее обратно в небо.

Тут Хор с Юга сказал три странных слова. В тот же миг он стал невидим. Однако его это не защитило. Немедленно Хор с Севера повторил те три слова наоборот, и Хор с Юга был вынужден вновь появиться. Теперь он превратился в хлопающего крыльями черного петуха. В этом облике он мог лишь издавать леденящие душу жалобные крики».

«Как они его похоронили?» — спросил Усермаатра.

«О нет, великий Сесуси, это еще не конец. Хор с Севера вызвал воина, чтобы тот отсек часть тела, жившую между ногами петуха. При этом Хор с Юга наделал много шума. Он стал умолять Фараона спасти жизнь между его ногами.

„Я спасу тебя, — сказал Фараон, — если, соблюдая равновесие Маат, ты согласишься с тем, что я буду превращать в евнухов всех плененных Мною нубийцев. Предоставляешь ли ты такое право Мне и сыновьям Моих сыновей на тысячу лет?"

Хор с Юга зарыдал. „Я пропал, — вскричал он, — поэтому пропала и вся Нубия! Делай то, что Ты хочешь. Обещаю не возвращаться в Египет тысячу лет". Когда Фараон кивнул, Хор с Севера сделал знак. У петуха отросли перья, и он улетел прочь. Но нога между ног всех плененных нубийцев была потеряна, и они научились прислуживать в Доме Уединенных всем грядущим Фараонам».

«Это так, — сказали евнухи маленьких цариц, — наверное, это и есть правдивая история, объясняющая то, почему мы здесь», — и у них вырвался вздох.

«Ты закончила свой рассказ?» — спросил Усермаатра.

«Почти, остался самый конец». Будто для того, чтобы показать, что этой ночью с ней пребывают многие Боги, весь свет, который только могла дать убывающая луна, ложился на ее лицо, и глаза, нос и рот Медового-Шарика были прекрасны, или, по крайней мере, могли бы быть такими, если бы их не окружала полнота ее лица, круглого, как сама луна. Но на этом лице глаза ее были большими и темными, нос необычайно изысканной формы, а линия рта изогнутой и очень мягкой для столь сильной женщины.

«Каков же конец?» — спросил Усермаатра.

«О, великий Сесуси, — сказала Медовый-Шарик, — с тех времен, о которых я рассказала, прошло более тысячи лет. Теперь Хор с Юга, возможно, готов вернуться».

«Если это так, то как же Мне найти Хора с Севера?» — спросил Усермаатра. Он говорил легко, но Его голос был тяжел от выпитого колоби.

Она пожала плечами. В темноте сила ее движения ощущалась в воздухе. «Позволь мне вознести молитву Ка Хора с Севера. Великий маг может пожелать найти себе преемника».

Теперь в моих ушах звучал уже голос не Медового-Шарика, но Мененхетета. Я вдруг сел прямо, как будто меня дернули за волосы. Я настолько углубился в его мысли, что его голос напугал меня, как неожиданный крик животного рядом с палаткой. «И стоило ей заговорить о преемнике, — произнес необыкновенно ясно мой прадед, — как меня охватила дрожь. Я трясся всем телом той теплой ночью. Одна из маленьких цариц указала на меня и воскликнула: „Почему тебя напугал этот рассказ?!" Я сказал ей, что мне не страшно, а просто холодно. Но мне было страшно, Медовый-Шарик не раз обращала на меня свой взгляд, и я осмелился посмотреть ей прямо в глаза. В тот же миг от нее ко мне пришла мысль. Мысль эта была такая: „Я обучу тебя кое-чему из этого искусства магии"».

ДВА

Теперь, когда его голос тем не менее вновь поднялся на поверхность его мыслей, мой прадед выглядел гораздо бодрей и принялся вслух рассуждать о некоторых тонких ощущениях.

«В тот час Его опьянения, — сказал мой прадед, — Усермаатра, я думаю, был сильно взволнован этим рассказом о двух магах. Ведь, как вам известно, Он считал, что Его убьют в Садах Уединенных. Если бы я сказал вам сейчас, что Он был прав в Своих подозрениях, когда все было совсем не так, я мог бы вызвать недоумение. Он не умер насильственной смертью. Однако, если взглянуть на это иначе, я бы мог утверждать, что в тот год Его чуть не убили, и сделать это должен был я, хотя, как мы все знаем, Он дожил до весьма преклонного возраста; было даже расхожее выражение „Рамсес Второй-старый-как-Ра", и в последние годы Его Правления я даже стал Верховным Жрецом. Он ведь умер за несколько лет до того, как закончилась моя вторая жизнь. Я все еще помню, как дети говорили на Его похоронах „Умер Бог" и удивлялись, как может без Него сиять солнце. Он был Фараоном шестьдесят семь лет. Однако после той ночи, хотя Ему и предстояло царствовать еще тридцать четыре года, не думаю, что нашлось бы хоть одно время года, когда бы Усермаатра не боялся возвращения Хора с Юга.