покрытую шрамами и колючей щетиной. Казалось, своим бельмом разбойник собирался просверлить центуриона насквозь. Кудахтанье пирата чуть не вывело Гадитика из себя, он едва не поддался искушению броситься на мерзавца, пусть даже со связанными руками. Но центурион сдержался, заставил себя выглядеть бесстрастным и только сжал зубы, когда негодяй пнул его в живот и ушел.
– Надо попытаться бежать, – зашептал Светоний, наклонившись так близко, что Гадитик почувствовал запах у него изо рта.
– Цезарь сейчас двигаться не может, так что выбрось это из головы. Потребуется несколько месяцев, чтобы письма попали в Рим, и еще несколько, чтобы собранные деньги доставили пиратам… если их вообще доставят. У нас более чем достаточно времени для разработки плана.
Пракса пираты тоже пощадили. Без доспехов он выглядел как простой обыватель. Даже пояс у него отобрали, потому что большую пряжку можно было использовать как оружие, и теперь он постоянно подтягивал штаны.
Пракс единственный из пленников отнесся к перемене фортуны с видимым спокойствием, и его поведение действовало на остальных умиротворяюще.
– Парень прав, центурион. Вполне возможно, что они выбросят нас за борт, когда получат серебро из Рима. Или сенат не позволит нашим семьям собирать выкуп, а просто предпочтет забыть обо всем.
Гадитик немедленно ощетинился:
– Не забывайся, Пракс. Сенаторы тоже римляне, что бы ты о них ни думал. Они не бросят своих сограждан!
Пракс пожал плечами:
– Все равно надо составить план. Если эта трирема встретит римскую галеру, которая пойдет на абордаж, нас точно выкинут за борт. Опутают ноги цепями – и на корм рыбам.
Гадитик долго смотрел на своего помощника.
– Хорошо. Мы подумаем, как быть, но, если появится шанс, я ни одного человека не брошу. У Цезаря сломана рука и разбита голова. Раньше чем через несколько недель он не встанет.
– Если вообще выживет, – вставил Светоний.
Кабера зло посмотрел на молодого офицера:
– Он сильный, и его лечит мастер своего дела.
Светоний отвел глаза и неожиданно покраснел.
Нарушил тишину Гадитик:
– Ладно, у нас есть время подумать о будущем, римляне.
Глава 6
Касаверий довольно улыбался, обозревая длинный кухонный зал. Суматошный трудовой день подходил к концу, последние заказы были выполнены несколько часов назад.
– Совершенство – в деталях, – пробормотал он себе под нос.
Этой фразой повар заканчивал каждый рабочий день на службе у Корнелия Суллы, а служил он ему уже десять лет. Хорошие были годы, вот только некогда стройное тело раздалось до пугающих размеров. Опершись на оштукатуренную стену, Касаверий не останавливаясь толок пестиком в ступке. Он готовил острую горчицу, которую любил Сулла.
Повар опустил в ступку палец, попробовал продукт на вкус и добавил немного масла и уксуса из узкогорлых кувшинов, висевших в ряд на стене. Разве хороший повар не должен пробовать блюда, которые готовит? Это же неотъемлемая часть процесса. Отец Касаверия был даже тучнее сына и гордился этим – все знают, что только дурак станет держать тощего повара.
Выложенные из кирпича очаги уже остыли; Касаверий велел рабам вычищать их и готовить к завтрашнему дню. На кухне было еще очень жарко, и повар вытащил из-за пояса тряпку, чтобы вытереть лицо. Он мельком подумал, что, растолстев, стал сильнее потеть, и провел уже мокрой тканью по лбу.
Приготовление горчицы Касаверий хотел закончить в холодной комнате, где готовят мороженое, вот только опасно оставлять без присмотра рабов. Он знал, что эти бездельники воруют продукты для своих семей, и великодушно прощал их. Но если уйти, кто знает, что еще может пропасть? Повар помнил, как по вечерам отец жаловался по тому же поводу. Касаверий про себя помолился богам за старика. Пусть позаботятся о нем, куда бы он там ни попал после смерти.
Всякий раз в конце хорошего дня повар испытывал чувство умиротворения. Дом Суллы славился хорошей кухней, и, когда требовалось приготовить что-нибудь экзотическое, Касаверий с наслаждением отдавался любимому делу. В предвкушении моментов творчества он развязывал кожаные тесемки пергаментов, на которых были записаны рецепты его отца, водил толстым пальцем по строчкам и получал удовольствие от мысли, что только он может прочесть их. Отец говорил, что повар должен быть образованным человеком. Касаверий вздохнул, подумав о собственном сыне. Каждое утро парень проводит на кухне, но с наступлением дня исчезает в неизвестном направлении. Обучение не идет ему на ум. Мальчишка не оправдал надежд отца, и Касаверий уже смирился с мыслью, что сын не пойдет по его стопам, не станет распорядителем на такой же большой кухне…
Пока еще далеко до того дня, когда Касаверий оставит очаги и тарелки и удалится на покой, поселившись в маленьком домике в хорошем районе города. Наверное, будет готовить для гостей, которых станет приглашать жена. Обычно дома Касаверий довольствовался простыми блюдами из овощей и мяса. При этой мысли в животе заурчало. Он смотрел, как рабы достают из очагов свои ломти хлеба с мясом. Для кухни не убыток, если они уйдут домой, наевшись горячего. Касаверий считал, что подобными поблажками можно добиться дружеских отношений между теми, кто трудится вместе с ним.
Мимо прошел новый раб, Далкий. Он нес металлический поднос с горшочками специй, чтобы расставить их на полках. Касаверий улыбнулся новичку – тот оказался хорошим работником, торговец не соврал, когда говорил, что раб обладает навыками работы на кухне. Повар подумал, что позволит Далкию готовить блюда к следующему банкету – естественно, под его руководством.
– Смотри, чтобы все специи стояли на своих местах, Далкий, – напомнил повар.
Великан улыбнулся и кивнул. Он был неразговорчив. Наверное, бороду ему придется сбрить, подумал Касаверий. Отец не разрешал работникам отпускать бороду. Он утверждал, что из-за лишней растительности на лице кухня выглядит неопрятно.
Повар снова попробовал горчицу и довольно причмокнул, отметив про себя, что Далкий расставил горшочки быстро и правильно. Из-за шрамов этот раб, вообще-то, больше походил на бывалого бойца, но ничего угрожающего в его облике не было. Если бы от новичка исходило чувство опасности, Касаверий никогда не взял бы его на кухню. Повар ненавидел свары и быстро избавлялся от рабов с недобрым нравом, а Далкий был молчалив, но очень дружелюбен.
– Завтра утром займусь выпечкой, и мне потребуется помощник. Хочешь поработать со мной?
Касаверий не замечал, что говорит медленно и внятно, как с ребенком или недалеким человеком. Он обрадовался, когда Далкий согласно кивнул. Надо уметь замечать хороших работников – так учил отец. Пусть поработает спозаранку с мастером, достигшим совершенства. А совершенство – в деталях, снова напомнил он себе.
В конце длинного кухонного зала отворилась дверь, и вошел красиво