* * *
Во второй половине сентября стало известно, что фашистские дивизии ворвались в Сталинград, что идут ожесточенные уличные бои. Участились налеты фашистской авиации и на расположение запасных частей. Это вынудило командование перебросить запасные части в более спокойный район.
30 сентября объявлен приказ о передислокации. Вечером следующего дня батальон погрузился в железнодорожный состав. Распоряжался погрузкой новый комбат - старший лейтенант Орлов, сменивший тяжело заболевшего лейтенанта Темнова. Новый комбат не похож на спокойного, уравновешенного Темнова. Он стремителен и резок в обращении с подчиненными. Замечая непорядки, громко возмущается, расцвечивая речь "крепкими" словечками.
11 октября наш эшелон проскочил Бугуруслан и остановился на небольшой станции. После сухих солнечных дней под Астраханью здешняя промозглая осенняя сырость показалась нам особенно неприятной. Построившись в колонну, двигаемся по размокшей дороге к новому местожительству. Беспрестанно моросит мелкий холодный дождь. Шинель, словно губка, впитывает в себя сырость, хлопчатобумажная пилотка лежит на голове размокшим блином. Оживленно, с надеждой обсушиться вступаем в земляной город, вдоль улиц которого ровными рядами выстроились длинные просторные землянки, оборудованные двухъярусными нарами. Квартирьеры во главе с полюбившимся мне старым артиллеристом Никитой Флегонтовичем Якушиным быстро разводят подразделения. Начинаем осваивать отведенные пулеметной роте землянки.
Ночью, когда все улеглись спать, сел за письма. Не терпелось узнать, все ли в порядке дома, жив ли отец. Написал также в Главное санитарное управление Красной Армии. Убедительно просил сообщить о судьбе медицинской сестры Марины Дмитриевой и новый адрес госпиталя, если он успел эвакуироваться со станции Лихой.
В лагере дни настолько заполнены напряженными занятиями, походами и различными хозяйственными хлопотами, что у командиров и бойцов оставались свободными лишь часы, отведенные для сна. Наши труды не пропали даром: за короткое время полк подготовил и отправил на фронт несколько маршевых подразделений.
Выход в свет Боевого устава пехоты явился началом широкого внедрения новых тактических принципов в практику боевой подготовки. Самым активным пропагандистом устава стал политрук Захаров. Он так преуспел, что уже со знанием дела давал советы командирам взводов по совершенствованию методики обучения. А однажды вечером вдруг заявил:
- Знаешь, Александр, хочу просить об одном одолжении: поддержи мое ходатайство о переводе меня на командную должность, пусть для начала даже командиром пулеметного взвода. - Заметив удивленный взгляд, добавил: Хочется самому командовать подразделением в бою.
- Ну, Иван Дмитриевич, удивили! - воскликнул я, разводя руками.
- Почему же? Сейчас среди командиров среднего звена огромная убыль. А я уже кое-чему научился...
- Политработники, Иван Дмитриевич, столь же необходимы, как и командиры.
- Не думал, Александр, что ты такой консерватор! - рассердился Захаров.
А через три дня он прибежал на стрельбище и, разыскав меня, сообщил:
- Я был прав, Александр Терентьевич, обвиняя тебя в консерватизме!
- В чем же мой консерватизм? - удивился я.
- А в том, что не хотел поддержать ходатайство о переводе меня на командную должность.
Рассказав об упразднении института комиссаров и политруков, о решении укрепить командные кадры за счет наиболее подготовленных в военном отношении политических работников, Захаров торжествующе спросил:
- Теперь поддержишь мою кандидатуру?
- Не поддержу.
- Почему? - В голосе Захарова послышалась обида.
- Не хочу расставаться!
- Не будь эгоистом, Александр. - Легкая улыбка скользнула по его губам. - Ты же партийный человек. Это обязывает горячо откликаться на все решения партии.
- Ладно, откликнусь, - поспешил я его успокоить, - буду обеими руками голосовать за назначение вас ротным командиром вместо меня, если вы, конечно, поддержите мое ходатайство о направление на фронт.
- Нет, кроме шуток, - заволновался Захаров, - пусть меня направят на краткосрочные курсы...
Вечером в ротной канцелярии мы долго сидим над рапортами, потом вместе шагаем к комбату и сдаем ему свои "сочинения".
Захаров по-прежнему ежедневно проводит короткие политинформации. Бойцы идут на них с радостью. Под Сталинградом все заметнее усиливается отпор советских войск наступающим фашистским армиям. 20 ноября утренняя политинформация, начавшаяся сообщением о том, что советские войска под Сталинградом перешли в решительное контрнаступление, неожиданно переросла в стихийный митинг. Все присутствующие встретили сообщение громогласным "ура". Я еще не видел своих товарищей такими счастливыми. Они словно помолодели, сбросили усталость, глаза сверкают... Ведь так ждали этого часа! И все последующие дни у нас было поистине праздничное настроение. А 24 ноября состоялся общеполковой митинг по поводу завершения окружения 300-тысячной сталинградской группировки немцев. Такого еще не бывало, даже в битве под Москвой. Бойцы и командиры словно опьянели от радости: кричали и обнимались, провозглашали здравицы великой партии Ленива, Красной Армии, Верховному Главнокомандующему Советскими Вооруженными Силами.
...В один из морозных декабрьских дней в расположении учебного батальона появились майор Янин и незнакомый нам молодой суетливый подполковник с нашивками, свидетельствующими о двух тяжелых ранениях. Орлов, подбежавший к Янину, не успел и рта раскрыть, как тот указал на подполковника:
- Докладывайте товарищу подполковнику, теперь он ваш командир.
Когда Орлов доложил, подполковник громко спросил:
- На фронте были?
- Нет, товарищ подполковник.
- Как же вы обучаете своих подчиненных воевать, если сами пороху не нюхали?
- Согласно уставам и наставлениям Красной Армии! - с обидой в голосе ответил Орлов.
- Этого, комбат, теперь мало: уставы и наставления были написаны до войны, поэтому надо положениями уставов руководствоваться с учетом боевого опыта.
- Откомандируйте на фронт, наберусь и я опыта, не по своей воле здесь. - Выражение обиды не сходило с лица Орлова.
- При первой возможности откомандируем, - холодно заметил подполковник.
Новый командир долго ходил по расположению батальона и, критикуя Орлова за какое-нибудь упущение, приговаривал:
- Обленились вы все тут, в тылу, жирком обросли...
- Это точно, товарищ подполковник, - неожиданно рассмеялся Янин, жиру, как у Кащея Бессмертного. - Он иронически оглядел высохшего, как вобла, Орлова.
Подполковник недовольно посмотрел на своего предшественника, но промолчал. Когда новый командир ушел в другой батальон, Орлов тихо спросил одного из командиров:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});