Там все было по-прежнему. Белла Борисовна трещала в трубку («Ну как ты не можешь понять! Когда налево переносишь, знак нужно поменять!..»), Тамара Петровна хихикала («Ну, знаешь… И в малых формах порой скрывается большое содержание! Порой ведь только руки приложи – и малое становится большим!..»), а Лидия Федотовна, глядя на огромный – в разворот! – портрет Филиппа Пугачева, только эмоционально причитала («Вы посмотрите, каков гусь! Вот ведь, какой красавчик, а язык – что твое помело!..»).
Я подошел к своему столу, вскользь глянул на монитор, где всё ещё стояла фотография одного из самых любопытных экспонатов джильсрудовской коллекции – скульптурки игры человека с ящером величиной с теленка – и решительно выключил компьютер. После этого я набрал номер мобильника шефа.
– Ефим Васильевич? Здравствуйте, это Юрий Александрович вас беспокоит…
Все разговоры в комнате сразу умолкли и женщины с интересом прислушивались ко мне. Точнее, пытались понять из произносимых мною слов, каково настроение шефа и скоро ли он появится?
Я услышал в трубке вежливо-равнодушное:
– Слушаю вас, Юрий Александрович! Вы где? В Менделавочке?
Я ответил:
– Нет, в Менделавочке сегодня нужный мне человек принять не сможет…
Он нервно прервал меня:
– Так вы дома?!
Я понял, что его волнует и, закипев внутри, объяснил как можно более спокойным тоном:
– Нет, Василь Василич! Я не в гостинице отдыхаю, не дома чаи гоняю, а на рабочем месте обсуждаю производственные вопросы с сотрудниками нашего коллектива.
Он, видимо, осознал, что «перегнул палку», и уже примирительно и спокойно сказал:
– Ладно, Юрий Александрович, оставьте ваши под…и и говорите по существу.
Я продолжил:
– Вот тут Владимир Иванович предлагает съездить к его знакомому во ФГУП «Кремлин»… Говорит, что мы там найдем поддержку по сажевому сырью и вообще… Обещает полезный контакт…
Некоторое время я молча слушал, а все смотрели на выражение моего лица особенно внимательно – это был в данный момент единственный реальный источник информации о реакции шефа. Наконец, я сказал:
– Хорошо, Ефим Васильевич! Понял вас. Конечно, будем… Передаю ей трубочку…
И, обернувшись к Елене Никоновне, протянул ей трубку:
– Вас!
Елена Никоновна взяла трубку и бодрым тоном произнесла:
– Слушаю вас, Давид Ильич!
После этого она замолчала, слушая собеседника, и выражение ее лица стало меняться: из него как-то быстро улетучилась деланная бодрость, она посерьезнела, потом чему-то явно удивилась, взглянула на Владимира Ивановича, потом – на меня и, наконец, уже совершенно с другой интонацией – с какой-то странной упрямой покорностью – сказала:
– Хорошо, Василь Василич! Все сделаю и все подготовлю. А в банке проблем не будет и Людмиле Васильевне я все потом объясню… До свидания, Василь Василич!
Все молча ждали наших с Еленой Никоновной разъяснений. Я, обращаясь к Владимиру Ивановичу, сказал:
– Добро получено, едем. Только велено обязательно вернуться и доложить не позже шестнадцати тридцати.
Елена Никоновна, снова сделавшись непроницаемо-серьезной, вернулась за свой стол, раскрыла какую-то папку и обратилась уже ко всем:
– Шеф сказал, что будет часам к четырем, что обедать можно идти, но не сидеть в кафе по два часа, и чтобы без него не расходиться…
Было понятно, что она не договаривает чего-то очень важного, но эту информацию она все равно никому не скажет, так что и спрашивать было бесполезно.
Переглянувшись – со значением! – женщины вернулись к своим делам, а мы с Владимиром Ивановичем надели плащи и пошли к выходу…
Глава 7
...
О нашей поездке в Администрацию Президента, видах с мошковской набережной, аскезе современных VIP-персон, будничной деловитости Ивана Семёновича, а также о наивности моей самооценки.
Дверь скрипит. На пороге стоит треска.
Просит пить, естественно, ради Бога.
Не отпустишь прохожего без куска.
И дорогу покажешь ему. Дорога
извивается…
На улице по-прежнему дождило и было мокро и противно. Мы прошли на стоянку и Владимир Иванович, сев в машину цвета «Манхэттен», сразу включил обогрев. В машине быстро стало тепло и даже открытие окон – оба мы, естественно, сразу закурили – не испортило ощущения тепла и уюта.
Владимир Иванович, видимо, тяготился моим молчанием, но любопытство свое сдерживал. Однако после третьей затяжки своим «Парламентом» он не выдержал:
– Ну, таки что же вам сказал этот свадебный генерал? Какие «стратегические цели» обозначил? И что вашему шефу на этот раз не понравилось? Я же видел, как вы дергались при разговоре…
Я спросил:
– А почему это вы говорите «вашему шефу»? Вы-то сами что, не у него разве работаете?
Владимир Иванович огрызнулся:
– Не финтите, Юрий Александрович! Вы с ним «пуд соли съели», а я – «не пришей п…е рукав»!.. Простите за непарламентское выражение…
И уже спокойнее, но требовательно, повторил:
– Так чего он хотел?
Я рассказал, что шеф велел «посмотреть» человека, к которому мы идем, понять, что это за «контора» («Они же ведь сами ничего, кроме Указов, не производят. Откуда у них сырье для сажи?»), а если что-то там реально, то не мелочиться и меньше пяти цистерн не просить. Просил он также – и это меня насторожило – обязательно вернуться на работу и лично ему все доложить.
А умолчал о том, что посмотреть мне было велено не только на «кремлевского человека», но и на то, как с ним будет говорить Владимир Иванович, нет ли тут сговора и измены, а если нет, то действительно ли «этот балабол и фанфарон в полковничьих погонах имеет там вес и может хоть что-то порешать».
Владимир Иванович хмыкнул:
– А ещё, конечно, и за мной велел «приглядеть»… На всякий случай! Ладно, все ясно, поехали!
И он легко тронулся с места, вполне профессионально лавируя по лужам между стоявшими на стоянке машинами…
В Центр по набережной мы ехали недолго – в такую погоду было меньше машин, да и время было самое «спокойное» – на работу все, кто ездит на машинах, давно приехали, а с работы уезжать ещё рановато. И я спокойно любовался своеобразной красотой Мошквы-реки, тянущимися вдоль нее по противоположному берегу промышленными зонами (даже клуб там был с названием «Zона»!), переходящими в исторические ансамбли Симонова монастыря, Крутицкого подворья и Новоспасского монастыря, резко обрывающимися комплексом гостиницы «Россия», которая доживает свои последние дни и уступает пространство собственно кремлевским красотам.
На повороте с Варварки в Никольский переулок стоял шлагбаум и какая-то будка.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});