Лейлор сосредоточился и услышал странный, синтетический голос, озвучивший то, что он собирался сказать:
— Привет, Дейкин.
На прямой линии на экране пошли зигзаги. Дейкин, засияв улыбкой, торжествующе взглянул на стоявших в палате людей, и все тоже заулыбались. Сжав руку Лейлора, Дейкин радостно и взволнованно воскликнул:
— Умница! Давай, скажи ещё что-нибудь!
Посредством прибора Лейлор спросил:
— Я теперь всегда буду так разговаривать?
Коллеги Дейкина, по-видимому, были чрезвычайно обрадованы. Переглядываясь, они улыбались, а Дейкин, погладив Лейлора по щеке, ответил:
— Разумеется, нет, малыш. Это временная мера, пока не восстановится твоя естественная речевая функция. — И, обернувшись к коллегам, ликующе обратился к ним: — Ребята, вы слышали?
Разумеется, все тоже это слышали, и радости не было конца. Все принялись поздравлять Дейкина, обнимались, смеялись и как будто забыли о Лейлоре. Дейкин, сияя, воскликнул:
— Я вас тоже всех поздравляю, ребята! Без вас у меня бы ничего не получилось.
— Успех надо отметить, — сказал кто-то.
Все его шумно поддержали. Дейкин сказал:
— Обязательно отметим, только позже, друзья.
Всё, что Лейлору хотелось сказать, теперь он мог сказать — пусть этим странным, невыразительным машинным голосом, зато теперь он больше не был немым. Поздним вечером к нему в палату снова зашёл Дейкин, на этот раз один. Включив прибор, он присел рядом.
— Ну, как ты тут? Не скучно?
Машинный голос ответил за Лейлора:
— Скучновато. Хочу домой, к папе.
Глаза Дейкина заискрились.
— У меня идея. Давай сделаем папе сюрприз. Позвоним ему, и ты с ним поговоришь.
Сказано — сделано. Дейкин включил громкую связь, и когда голос отца ответил, он поднёс телефон к прибору. Лейлор «сказал»:
— Привет, папуля. Это я.
Отец помолчал и переспросил испуганно:
— Кто это?
У прибора был один недостаток: с его помощью Лейлор не мог смеяться. Машинный голос не выражал эмоций, был безлик и холоден, и нежные слова, которые Лейлор с его помощью говорил отцу, звучали странно.
— Я, папуля. Лейлор. Ты не пугайся. У меня такой странный голос, потому что за меня разговаривает машина, которую изобрёл Дейкин. Я очень тебя люблю, папочка. Пожалуйста, прости меня за то, что причинил тебе горе. Мне там было очень плохо… Я слышал тебя, когда ты говорил со мной. Я всех слышал. И я видел тебя, папа. Видел, как ты плачешь. Пожалуйста, прости, что заставил тебя плакать.
Отец и сейчас, похоже, плакал. Послышались всхлипы, и дрожащий голос отца пробормотал:
— Лейлор, дорогой мой… Как же я рад тебя слышать! Дейкин просто молодец… Я тоже люблю тебя, детка. Больше жизни.
После этого разговора Дейкин сказал:
— Над голосовой функцией прибора нужно ещё поработать — усовершенствовать её, чтобы голос звучал естественнее.
Лейлор сказал:
— Крутая штука.
Дейкин улыбнулся.
— Над ней работал ещё наш покойный родитель, лорд Дитмар, а я довёл дело до конца.
— Я видел его там, — сказал Лейлор. — И слышал его голос. Он молился за меня.
Машинный голос звучал бесстрастно, в то время как из глаз Лейлора текли слёзы. Дейкин стал первым, кому он рассказал о том, где он был и что испытал там, за гранью. Он рассказал об Ущелье Отчаяния и о голосе своего ребёнка, попросившем: «Отпустите моего папу». Брат слушал напряжённо, молча, сжимая руку Лейлора, а потом ещё долго молчал, переваривая его рассказ.
— Я люблю тебя, Дейкин, — сказал Лейлор.
Тот крепко поцеловал его, упёрся своим лбом в его лоб.
— И я тебя, солнышко. Больше никогда нас не покидай.
На следующий день к нему пришли все. Илидор был по-прежнему в гражданской одежде, и Лейлор узнал, почему: оказывается, его уволили из вооружённых сил за незаконную дуэль. Его не только уволили, но и приговорили к двум годам условно, и теперь он искал работу в гражданской сфере. Он обручился с Марисом, и они уже ждали ребёнка, что вынуждало Илидора спешить с поисками работы.
Отец задержался у Лейлора дольше всех. Когда они остались наедине, он сказал:
— Ты был прав насчёт Эриса. Я с ним расстался.
— Надеюсь, ты не забыл о лорде Хайо? — сказал Лейлор. — Никого, кроме него, я рядом с тобой терпеть не согласен.
Отец помолчал и проговорил с неуверенной улыбкой:
— Он, наверно, уже давным-давно не вспоминает обо мне. Наверно, он уже построил свой домик, о котором мечтал, и завёл семью.
— Папуля, тебе надо полететь на Флокар и всё выяснить, — сказал Лейлор. — А не гадать.
Отец вздохнул.
— Ты же знаешь, детка, я не могу никуда уехать, пока ты не встанешь на ноги. Ты для меня важнее всего.
— Я понял, — сказал Лейлор. — Я должен быстрее выздороветь, а то ты упустишь Рэша.
Отец взял его лицо в свои ладони и нежно ущипнул за щёки.
— Дело не в Рэше, мой милый… Просто выздоравливай, и всё. Без тебя мне не нужна и тысяча Рэшей.
Лейлор вспомнил, что хотел ещё кое о чём спросить.
— Папуля, а что это за история с дуэлью Илидора, из-за которой его выгнали из армии?
Отец нахмурился и некоторое время молчал. Взгляд у него был странный, в нём проступала какая-то потаённая боль.
— Папа, что за кислое лицо? Рассказывай, — настоял Лейлор.
— Видишь ли, дорогой, — начал отец неохотно, — в тот вечер, когда с тобой это случилось… Вернее, в ту ночь… Словом, приехал король. Илидор увидел твою записку и решил, что во всём виноват Раданайт. Ты знаешь Илидора — он горячая голова, а кроме того, очень тебя любит. У него с собой была пара дуэльных мечей, которые, как выяснилось, дал ему на сохранение его сослуживец, и он, недолго думая, вызвал Раданайта на поединок. Бой состоялся прямо у нас перед домом… За это Илидор и попал под суд. Сначала его обвиняли в покушении на жизнь короля, и за это он мог получить двадцать лет тюрьмы, но Раданайт снял с него это обвинение, и судили его только за незаконную дуэль.
Всё, что было перед тем, как Лейлор попал в Ущелье Отчаяния, помнилось смутно. Лаборант отвлёкся на обеденный перерыв, забывчиво оставив дверь незапертой, и Лейлор проник в школьную химическую лабораторию. Он выбрал шкафчик с надписью «Осторожно! Ядовито», схватил первую попавшуюся банку и выскочил. Больше Лейлор не помнил ничего. О том, что он ждёт ребёнка, Лейлор не знал.