Глава 56
После всего случившегося, граф решил забрать Лисбет в «Темный ручей».
- Она больше не может жить под одной крышей с семьей пастора. Адриан вернулся домой, могут пойти дурные слухи. Тем более после суда графиня не сможет скрывать, кто она на самом деле.
С этим трудно было не согласиться, и мы с Хенни принялись думать, как сообщить фрау Гертруде о том, что ее дочь жива.
- Это будет очень непросто, - кузина волновалась, и ее руки слегка подрагивали. - Реакция может быть непредсказуемой.
- Мы же не можем просто привести Лисбет в ее комнату, - я задумчиво смотрела в окно, за которым раскачивались деревья. – Значит, нужно идти и постараться преподнести эту новость, как можно аккуратнее.
Сказать было легче, чем сделать и, замерев перед дверями комнаты мачехи, мы несколько минут собирались с духом. Наконец, Хенни постучала и резкий голос фрау Гертруды, вызвал во мне стаю мурашек, промчавшихся по позвоночнику.
Она что-то читала у камина, но при виде нас, медленно отложила книгу.
- Что-то случилось? Господи, кто-то умер???
- Я бы сказала наоборот… - тихо произнесла я, и она удивленно вздернула брови.
- Что это значит?
- Я прошу вас, только не нервничайте, все хорошо… - кузина так сжала кулаки, что побелели костяшки пальцев.
- Да говорите вы уже! – мачеха будто почувствовала, что мы сейчас скажем нечто из ряда вон выходящее, и затряслась. – Говорите!
- Лисбет жива, - выпалила я, не в силах больше мучить ее. – Ваша дочь жива, матушка.
Она смотрела на нас огромными глазами и молчала. Ее лицо стремительно бледнело, и вдруг громко вскрикнув, она потеряла сознание.
Мы бросились к мачехе, и кузина сунула ей под нос пузырек с нюхательными солями, который мы предусмотрительно захватили с собой.
Она дернулась и уставилась на нас затуманенным взглядом, но он тут же начал приобретать осмысленность – фрау Гертруда вспоминала новость, принесенную нами.
- Что, что вы сказали? Что вы сказали? – она вцепилась в мою руку, причиняя боль, но я терпела, прекрасно понимая, что она чувствует.
- Ваша дочь жива, - повторила Хенни, аккуратно убирая ее пальцы с моей руки. – Вы скоро увидите ее.
- Но как… как… Как такое возможно? – прошептала она, находясь в какой-то прострации. – Объясните мне, прошу…
Пока Хенни ходила на кухню, чтобы попросить Гуду заварить успокаивающие травы, я рассказала бедной женщине, что произошло.
Она внимательно слушала меня, и горе в ее взгляде сменялось гневом, а потом и яростью.
- Я убью его! – мачеха резко поднялась и покачнулась на непослушных ногах. – Проклятый ван Дильц!
- Успокойтесь, - мне стоило больших трудов усадить ее обратно. – Ваш зять мертв. Он и его брат напали на экипаж моего супруга и поплатились за это.
- Туда ему и дорога! – почти выкрикнула она, комкая на груди платье. – Это я виновата, что моей дочери пришлось пережить столько горя! Если бы не вечная погоня за богатством, мое дитя никогда бы не испытало столько унижений! Мне нет прощения!
- Не вините себя, вы хотели для дочери лучшей жизни, - сказала я, хотя, конечно, думала по-другому. Но кому сейчас стало бы легче от моих нравственных рассуждений? – Не терзайтесь, матушка, у вас впереди долгая жизнь с Лисбет и вашим внуком, который скоро увидит этот мир.
- Когда же я увижу свою девочку? – зарыдала фрау Гертруда, снова цепляясь за меня, как за спасательный круг, придающий ей уверенности в этом бушующем море страстей и переживаний. – Где она?
- Лисбет еще в доме пастора, но Филипп уже поехал за ней, - я не переставала гладить ее седые волосы. – Сейчас Гуда заварит нам успокаивающий чай, ведь вы не должны быть в таком состоянии, когда Лисбет появится здесь. Будет лучше, если она не станет сильно нервничать – это нехорошо в ее положении.
- Да, да, ты права, - мачеха принялась вытирать слезы и, проведя рукой по волосам, подняла на меня глаза: - Дочка, приведи мои волосы в порядок.
Дочка… Я тоже чуть не расчувствовалась, но взяла себя в руки – не хватало еще и мне залиться слезами.
В комнату вошла Хенни, а за ней Либби, неся поднос с чайными принадлежностями. Кузина многозначительно посмотрела на меня, и я легонько кивнула ей, давая понять, что все хорошо.
Фрау Гертруда послушно выпила чай и застыла в своем кресле, периодически вздрагивая от любого шума.
Но как только раздался стук копыт, она бросилась к окну и жадно уставилась на подъехавший экипаж.
- Это она! Это моя дочь!
Мачеха побежала к дверям и прежде чем мы успели кинуться за ней, помчалась по коридору с неимоверной прытью. Она сбежала вниз и, распахнув входную дверь, закричала протяжно и страшно. Ее аккуратно уложенные волосы разметал ветер, но она не замечала ничего вокруг и, упав на колени, протянула к дочери руки.
Лисбет бросилась к ней, и они зарыдали, сжимая друг друга в объятиях.
Филиппу и Ливену с трудом удалось разнять их и завести в дом, ведь весенний ветер был коварен и, несмотря на свое обманчивое тепло, нес угрозу здоровью.
Мы оставили их наедине и отправились в оранжерею, переглядываясь и улыбаясь – происходящее нравилось всем без исключения.
Граф и барон с удивлением ходили между ящиками с розами. Наконец, не выдержав, Филипп произнес:
- Со своим сыром, я совершенно забыл о том, что вы делаете здесь, ваша светлость… Это так чудесно… Как это напоминает дни, когда матушка была жива…
На черенках появились первые, нежные бутоны и у меня замирало сердце при виде этой красоты, созданной нашими с Хенни руками.
- Роза - самый загадочный цветок на свете, - медленно произнес Ливен, любуясь этой нежной красотой.
- Почему? – кузина легонько коснулась нераскрытого бутона кончиками пальцев.
- Потому что мы никогда не узнаем, как можно было создать такую красоту, такой цвет, такой аромат, - ответил Ливен. - Сколько романтиков теряло от неё голову и решалось на самые безрассудные поступки!