Уже смеркалось. На небе вспыхнули первые звезды, ветер, налетающий сбоку, шелестел густыми зарослями камыша в небольшом затоне, лохматил густые волосы на голове Доброслава. И вдруг какое-то знобкое беспокойство охватило все его существо, и он пожалел, что не взял с собой пса, оставив с Дубыней.
Беспокойство нарастало. Оно уже перешло в неопределенный страх; Доброслав быстро зачерпнул воды и стремглав выскочил на берег, но — что за диво? — лука и колчана со стрелами не обнаружил, хотя только что оставил их вон у того куста.
Значит, кто-то тут затаился?.. И можно ожидать удара острого железного наконечника под лопатку или спереди — под левый сосок. Но тихо. Все так же однотонно шелестит камыш и звезды с небесной высоты помигивают холодным светом. И впрямь зябко. Ветер проник под небрежно распахнутую рубаху. Клуд поежился. Смотрел по сторонам, но не уходил, какая-то сила удерживала его на месте. Еще не совсем стемнело, и Клуду удалось увидеть, что лук и колчан со стрелами висят на одном из сучьев дерева, росшего неподалеку, на отшибе от других.
Он подошел к нему, подпрыгнул и ловко вскарабкался наверх. Уселся верхом на сук и всмотрелся в густую крону над головой в надежде узреть или берегиню, или мохнатого куда, которые вздумали поиграть с ним… Но крона была чиста, и страх снова пронзил сердце Доброслава.
Он перевел взгляд вдаль и ужаснулся: по высокому берегу навстречу друг другу катились два огромных, выше деревьев, огненных шара. Когда они столкнулись, из их нутра посыпались искры, взметнувшиеся снопами к звездам… И тут Клуд потерял чувство бытия и времени, будто бы вместе с искрами тоже взметнулся к звездам и как бы сверху начал обозревать землю: ее реки, озера, леса, горы… Но так она, земля, не походила на ту, которую привык видеть в своих путешествиях Клуд, — зеленую и цветущую весною, а летом и осенью желтую от созревающих хлебных колосьев на полях смердов, красную от гроздьев рябины, пламенеющих даже тогда, когда выпадает белый-белый снег…
Но видятся Клуду озера с какими-то непонятными для него коричневыми масляными разводами, собирающимися возле берега в густую, непролазную грязь, в которой барахтаются утки и гуси, и всякая озерная птица — и, не в силах вылезти из нее, падают и погибают. А потом перед взором предстает огромная река… Только на миг, чтобы зачерпнуть воды, он увидел ее, поразившись величавой мощи волновой стремнины, только на миг… Но почему тогда его глаз может сейчас обозреть эту реку с самого истока до самого устья?! И он знает, что эта река Днепр… «Клуд, ты, наверное, и впрямь колдун… — думает о себе Доброслав. — Захочу и полечу над его широкими водами, как быстрокрылая птица… И узрю все».
Да, это он, Днепр, родимый! К которому так стремилась душа отца Доброслава, и его желание стало желанием сына… И оно осуществилось!
Почему же не видно тогда парящей над рекою птицы, почему так медленно, словно наполовину задохнувшись, плавают в глубине ее вод большие и малые рыбы, — сейчас Клуд способен заглянуть даже на самое дно… Дно реки покрыто черным жирным илом, в котором гниют водоросли и валяется разложившаяся падаль… И если бы человек ступил туда, его бы засосала эта масса, как прожорливая пасть омерзительного животного, втянула бы в себя и не выпустила, пока не умертвила…
Скорее наружу, на поверхность речного простора — но где он, этот простор?! Куда подевался?.. Где размашистость и величавость вод, текущих меж берегов, утопающих в зелени?.. Каменные плиты стискивают эти берега, и такие же стены перегородили реку, вода уже не стремится к Понту Эвксинскому и, как все застойное, покрывается зеленой омутной ряской, от которой исходит зловоние. Звери не рискуют более приблизиться к реке, они убегают от нее подалее в лесные чащи, но уже и там нет им спасения… Лес окутан едким, удушливым дымом, падают с деревьев даже зеленые листья, забивая истоки речушек и родники, сохнущие на глазах. Где же напиться?..
Над Днепром сгущается туман… Пролетающие журавли вязнут в нем и издают жалобные курлыкающие звуки…
«Кто все это сделал?» — вопрошает Клуд. Огненные шары на высоком берегу Днепра снова высыпают в небо множество искр, и оттуда, сверху, слышится:
— Че-ло-век!
«А зачем ему это нужно?» — снова спрашивает себя Доброслав. Но ответа не слышит…
Никак в языческой голове Клуда не может уместиться мысль о таком великом грехопадении людей, издевающихся над природой. «Почему не внемлют жрецы?! И почему так спокойно взирают на такое безобразие сами боги?!»
Но вот шары разлетелись в обе стороны, исчезли, и Клуд будто спустился с неба на землю. И видит, что сидит на суку дерева рядом с колчаном и луком. Берет их, лезет вниз и думает о том, как хорошо поиграли с ним берегини аль куды… «Смотрите-ка, они даже воду из котелка вылили, ну и проказники», — тихо смеется Доброслав и снова идет к реке.
Ох, как вкусно пахнет вода, вон и легкий туманец появился у противоположного берега, проснулись ночные птицы, о чем-то хорошем шепчет мелкая волна, накатываясь на теплый песок.
«Что же это я такое увидел?.. Какое-то странное зрелище… Не может быть, чтобы подобное мог совершить человек… Разве он враг себе?!» Клуд наполнил котелок и услышал зовущий голос друга:
— Брат, где ты?.. Где?..
Уже полыхает костерок, сработанный Дубыней, а пес, завидев Доброслава, с визгом, не свойственным ему, бросается к хозяину с таким видом, будто тот вернулся с того света…
— Ах ты, хороший… — с теплотой в голосе произносит Клуд, гладя Бука по гладкой шерсти. — Зверина ты мой с добрым сердцем…
Бук вдруг бросается вбок, садится и, обернувшись в сторону дерева, на которое влезал его хозяин, начинает выть. Вой его холодит сердце, и Дубыня взмолился:
— Утихомирь пса, Доброслав. Мы уже, считай, добрались до нужного места, а Бук так жутко дерет глотку, словно оплакивает нас.
— Это не нас с тобой, Дубыня, а землю…
— Не понял тебя, Клуд.
И Доброслав рассказал другу о том, что привиделось ему.
— Поедем отсюда, — предложил Дубыня. — Здесь, наверное, обиталище колдунов и ведьм.
— Прямо сейчас? — спросил Клуд.
— Да. Пойду ловить стреноженных лошадей. А ты готовь седла. Чур меня, чур![144]
…Княгиня киевская с дочками и челядью снова гуляла по берегу Днепра и увидела двух всадников и бежавшего с ними рядом волка. Она закричала от страха и кинулась к детям, прижав их к своему подолу. Крик подняли и мамки. Охранники выхватили из ножен мечи и вмиг окружили всадников и дикого пса.
Клуд и Дубыня спокойно слезли с коней, и Доброслав обратился к княгине: