посудой и пустыми бутылями, она накопала какую-то продолговатую бутылку с серо-зелёным содержимым. Откупорив крышку, в нос тут же ударил нестерпимый запах алкоголя вперемешку с какими-то травами.
– Что за гадость? – буркнула Китти и принялась вслух читать этикетку. – Териссия, солдатская настойка, горькая. Состав, алкогольная основа, полынь, корень Тратии, экстракт Териссии, добавка К-23, К-76, заменитель сахара, усилитель вкуса и…. Редкая дрянь короче, – подытожила Китти и налила в стакан до половины.
Вкус оказался немногим лучше запаха, алкоголь резко обжёг горло и язык, оставляя после себя едкую горечь, с привкусом какой-то химии. Она сморщила лицо, выдохнула и тут же устремилась к холодильнику в поисках закуски. В этот момент под окнами прожужжал мотор, скрипнули тормоза. Только Китти успела прожевать кусок колбасы, как двери распахнулись, в комнате показалась рослая фигура Маунда, в тёмном дождевом плаще, поверх формы.
– Ты тут живая? – тут же с порога спросил он.
– Да, я тут, у холодильника.
– Проголодалась?
– Вроде того.
Китти подбежала к Маунду и крепко обняла его широкую спину, прильнув лицом к сырому, пахнущему гарью плащу. Его тяжёлые руки опустились к ней на плечи и несколько мгновений они стояли молча в обнимку, пока генерал не шмыгнул носом.
– Ты опять курила?
– А оправдания принимаются?
– Можешь даже не оправдываться, у меня нос эту гадость за километр чувствует. С ума сошла, что ли? Сначала отец меня в машине травил этим ядом, теперь ты дышишь на меня этим табаком. Будь я на месте отца, вывел бы весь табак, а курильщикам бы клеймо на лоб ставил!
– И мне бы поставил? – мило улыбаясь, спросила Китти, смотря на сморщенное от запаха лицо.
– Тебя бы пора проучить, за столь пагубную привычку. Знаешь, как я поступил, когда нашёл окурок у старшего сына в комнате?
– Как?
– Заставил его прошагать десять километров в горы, выкопать яму, глубиной в два метра и торжественно похоронить этот окурок! Он этот урок до сих пор помнит. Только вот, как я узнал потом, это отец курил в его комнате и промахнулся мимо форточки, когда выбрасывал окурок. Он мне это рассказал на следующий день, похорон окурка. Но урок есть урок, – договорил Маунд и улыбнулся. Китти тоже рассмеялась, после чего он поцеловал её и вновь сморщился. – Так ты ещё и пила? Капитан Лина, я требую объяснений!
– Совсем чуть-чуть!
– Что за гадость ты пила? Воняет хуже сигарет!
Китти кивнула в сторону стола, на котором стояла бутылка солдатской настойки и пустой стакан.
– Да это же редкая гадость! Китти, это солдатская настойка из полыни и химикатов, эту дрянь делают на спиртзаводе под Терпом, туда кладут всё, что угодно, кроме трав, там химии больше, чем в баке машины, да и алкоголь они используют самый скверный, что пахнет как дерьмо, от того и кладут туда всякую хрень. Чтоб заглушить этот тошнотворный вкус и запах! Ну ты даёшь! Ну ты даёшь.
– Солдаты пьют, Маунд, не жалуются.
– Солдаты выпьют любую гадость, лишь бы в голову било, а эту настойку делают специально для них, добавляя в алкоголь стимуляторы бодрости и разные энергетики. Чтобы бойцы были бодры и злы. А тебе злой быть ни к чему, ты не просто солдат, ты сотрудник моего штаба.
– И по совместительству твоя любовница, как говорят про меня за глаза, – обиженно добавила Китти.
– Какая тебе разница, что о тебе за глаза говорят? Пусть говорят.
– Так если я не любовница, то кто я тогда?
– Та, кто мне не безразлична. Для чего тебе эти титулы? Если тебе не нравиться те чувства, что я испытываю к тебе и не нравиться, как я их реализую, то для чего же тогда ты ждёшь меня? Китти? Я тебя в жёны не звал и не собирался, ты это хорошо знаешь.
– Да, прости, Маунд, просто говорят про меня всякие гадости в штабе, да и солдаты косо на меня смотрят.
– Глаза выкалю, языки оторву.
Китти вновь улыбнулась и прижалась к мокрому плащу, вдыхая ароматы сгоревшего города.
– Собирайся, нам надо прокатиться.
– Куда?
– По дороге расскажу.
Маунд отпустил Китти из своих объятий и помог девушке одеться, заботливо застегнув на её плаще сверкающие пуговицы. Выходя из квартиры, он прихватил бутылку Териссии и подойдя к машине окликнул водителя.
– Сержант!
Из машины выскочил молодой крепкий парень с круглым, бычьим лицом, наголо остриженный и с торчащими сломанными ушами. Он тут же встал смирно и громко ответил.
–Я! Товарищ генерал.
– Ты, ты. Оставляй машину, я поеду сам.
– Но…
– Без но, просто оставь машину и шагай проспись. У тебя сегодня выходной. Вид у тебя какой-то усталый.
– Я сегодня хорошо выспался, товарищ генерал!
– Я рад за тебя, но мне всё равно, у тебя выходной. Так, что оставляй машину и шагай на отдых. Вот тебе в подарок бутылка Териссии. – Маунд протянул парню зеленоватую бутылку и тот неуверенно принял её. – Пьёшь такое?
– Так точно, генерал.
– Так вот пойди в казарму и хорошенько выпей, только не буянь, а то по лицу твоему вижу, что ты можешь своей лапой кого-нибудь надвое сломать. Если хочешь, поделись с другом. Официально разрешаю тебе сегодня быть пьяным, но завтра я за тобой заеду и будь, как штык. Уяснил?
– Так точно товарищ генерал. Спасибо вам большое товарищ генерал. Завтра буду как штык, товарищ генерал, – как заведённый говорил сержант.
– Вот и молодец.
Военный внедорожник нёсся по разбитой дороге, то и дело поднимая облака грязных брызг в многочисленных осенних лужах. Путь пролегал по нагорной части города, остальной Брелим был, как на ладони, весь серый и унылый, глазу не за что было зацепиться, сплошные руины. Китти молча смотрела на это печальное зрелище и думала. В голове её варились разные мысли, но к общему смыслу так и не приходили, вроде бы война плохо, но с другой стороны это необходимо, ведь медивские страны не соглашаются на любые условия перемирия. Да и не согласятся никогда. Так и продеться воевать до полной победы. Маунд же уверенно крутил руль и переключал передачи, мастерски переходя с одной на другую, машина, то и дело, подскакивала на кочках либо падала в ямы.
– Маунд, а куда мы едем? – не сдержав любопытства, молвила Китти не сводя взора с уходящих вдаль руин.
– Сюрприз, – уверенно ответил генерал.
– Я хотела бы верить, что сюрприз приятный.
– Я тоже надеюсь, что он тебе понравиться.
Позади остался Брелим, машина колесила по просёлочным дорогам, эти места уже покинула война. Лишь воронки и разрушения напоминали о многомесячной битве. Вскоре за окнами