Барон Крэсси смотрел и словно впервые видел носатую королеву, полосатых эскотцев, уцелевших Фарбье, а перед глазами вновь и вновь вставали старик в изломанных доспехах и золотоволосый мальчишка, похожий на божьего вестника.
Палачи продолжали делать свое дело, но как-то лихорадочно и торопливо. Небо словно бы стало еще ниже. Неужели кто-то сейчас смотрит ОТТУДА на происходящее?! Люсьен редко задумывался о жизни и смерти, а церковные обряды соблюдал только потому, что его приучили еще в детстве, но сегодня из головы не выходило «да не откроет никто дверь клятвопреступнику, не подаст ему воды, не преломит с ним хлеб». Выходит, он, Люсьен Крэсси, теперь изгой, предатель, ударивший в спину тех, кто, будучи в силе, дал передышку тем, кого считал слабее. Передышку во имя святой Циалы. В Войну Оленя святая вмешалась и покарала нечестивцев. Неужели она промолчит, когда оскорбили ее самое?! Или то, что говорят про Войну Оленя клирики, – ложь, победу добыли мечи, а капустницы потом ее украли?!
Сзади кто-то не то простонал, не то выругался. Крэсси обернулся. Граф Гартаж! Видать, и ему невесело. Проклятый! Когда же конец?! Дождаться, уйти и выпить. Какое выпить?! Напиться. До потери сознания! И пусть ему завтра что-то посмеют сказать. Но что это?! Неужели еще не все? Даже Батар недоволен… Проклятый!
– Барон…
Крэсси вздрогнул и обернулся, столкнувшись взглядом с Гартажем. Граф был бледен, как жабье брюхо, но по-прежнему вежлив.
– Дорогой барон, – повторил он, сглотнув, и с трудом закончил: – Я не ослышался? Она действительно это сказала?
Крэсси угрюмо кивнул. Эскотцы в двусине-серо-зеленых плащах двинулись от эшафота. Их пики украшали человеческие головы, и первой была голова Шарля Тагэре, отрубленная уже после смерти и увенчанная шутовской короной из соломы. Крэсси молча смотрел на жуткую процессию, двигавшуюся к воротам Эльты. Королеве было мало убить, она хотела большего. Люсьен молча следил, как головы Шарля, его родичей и сторонников были прибиты к воротам родного города герцога. Видать, это дело для эскотцев было новым и не самым приятным, потому что голова Леона ре Фло дважды выпадала из рук молодого воина, чье лицо отдавало той же сероватой зеленью, что и полосы его плаща. Два клирика, толстый и тощий, суетливо творили молитву, но никому из них и в голову не пришло возопить, что сотворить подобное впору лишь язычникам. Когда дело было сделано, исполнившие приказ эскотцы, по своему обычаю, плюнули на ладони и отерли их о свои проклятые плащи. Крэсси трясло как в лихорадке, а потом, потом он услышал Гартажа. Голос графа был по-прежнему хриплым, но звучал раздельно и властно, отнюдь не как у придворного шаркуна.
– Шарлю Тагэре слава в вечности!
Люсьен даже не понял, как в руке его оказался меч. Отдавая последние почести тому, кого еще утром он считал смертельным врагом, барон не колебался. Он просто не мог иначе, и еще больше не мог оставаться с Агнесой и Батаром.
2870 год от В.И.
Ночь с 12-го на 13-й день месяца Звездного Вихря.
Тагэре
Это был странный костер. Языки пламени старательно обходили тянущиеся к ним молодые можжевеловые ветки, а дым отчего-то тянуло не вверх, а вбок, в глубину леса, где он рассеивался мутноватым горьким облаком. У огня грелись двое. Один, повыше, что-то помешал в висящем над огнем котелке, плеснул из него в оплетенную корой кружку, которую и протянул товарищу, очень бледному молодому человеку с невероятно красивым лицом и страдальчески изломанными бровями. Тот взял, но неудачно, едва не расплескав горячую жидкость.
– Осторожней!
– И почему мы вечно призываем к осторожности задним числом!
– Не злись. Ты и так сделал, что мог, и даже больше.
– Прости. – Красавец отпил из кружки и поставил ее на слежавшуюся хвою. – Проклятье, руки до сих пор дрожат.
– Хорошо, что ты вообще жив. – Первый поворошил поленья, его грубоватое лицо и неопрятная одежда странным образом контрастировали с негромким мелодичным голосом и аристократическими руками. – Сначала эта ночная затея, без которой можно было обойтись, потом дневное представление.
– Ты же сам не веришь в то, что говоришь, – укоризненно покачал золотой головой первый, – как я мог оставить мальчика наедине со смертью? Я же обещал… Я не мог их спасти, но хоть что-то сделать был должен.
– Ничего себе «хоть что-то». Ты превратил разгром почти в победу, а мальчик умер счастливым и чуть ли не святым, да и другие…
– Да, но умер, а я ему лгал. Клялся Звездным Лебедем… Тебе ли не знать, что смерть есть, и никто не знает, что за ее чертой. Единожды ушедшие не встречаются, как бы они ни любили… Я еще заплачу за эту ложь, брат!
– Если на то пошло, ты уже за нее заплатил. Так, значит, мы ошибались и «Последний» – это не Эдмон?
– Гороскоп говорил, что он МОГ стать «Последним из Королей», так же как и его отец, но возможность не всегда становится реальностью. Я говорил с ним только раз, да и то не совсем с ним. Это страшная потеря… Он даже на грани смерти думал не о себе, а об Арции, об отце, о брате-калеке.
– И ты, разумеется, ему обещал все, что можно и нельзя.
– Обещал, – золотоволосый гордо вскинул голову, – и, клянусь Кровью Звезд, исполню все, что можно исполнить по эту сторону бытия. Но сначала мы едем в Гаэльзу.
– Когда?
– Думаю, через ору или две.
– Ты сошел с ума!
– Разве? – Красавец удивленно поднял брови. – Впрочем, даже если и так, это ничего не меняет. Нужно спешить.
– После того, что ты натворил, ты и в седло-то не сядешь, – коренастый с сомнением посмотрел на собеседника.
– Сяду. Как сказал наш общий друг, мы сами не знаем, что можем выдержать, а ему, как ты понимаешь, виднее.
– Да, – эхом ответил тот, – виднее. Что ж, каждый из нас тянет свою беду и при этом улыбается, но я о другом. Разумно ли ехать прямо сейчас? Пару дней время терпит, а ты сейчас даже маску удержать не можешь.
– Нет, – упрямо покачал золотой головой первый, – не терпит. Поедем лесом, завтра к вечеру я уже буду в порядке. Ты разве не понял, что пошло в ход?
– С трудом. Вернее, я понял, ЧТО, но не понял, КАК и ОТКУДА.
– И я тоже. Эта Сила должна быть спеленута в Вархе, а она начала просачиваться и через старые преграды, и через новые. Пока это капли, но не ждать же, когда капли станут рекой. Поэтому со здешними делами нужно кончать немедленно. Весной мы должны быть в Корбуте.
– И все равно это не повод убивать себя.
– Не повод. Но это повод поторопиться.
2870 год от В.И.
15-й день месяца Вепря.
Арция. Северный тракт
Габриэль наскоро перекусил и выпил вина в харчевне с дурацкой вывеской, изображавшей какого-то зеленого зверя с крыльями. Впрочем, прознатчику сейчас показалось бы уродливым даже творение Суона эль Триго[106]. Ждать, пока конь отдохнет, было некогда, и Габриэль пятый раз с приплатой менял заморенных лошадей на отдохнувших. Возможно, торопиться и не стоило. Он и так опередил всех, кого можно и нельзя. Барон Обен всяко узнает об эльтской резне первым, но бывшему вору нужно было залатать образовавшуюся в душе прореху, и он дрался с судьбой за каждую ору, вытесняя усталостью и возней с лошадьми все другие мысли.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});