А некоторые продолжают не понимать мусульманских традиций. А другие продолжают не понимать роли девственности в укреплении рода родовичей-русичей.
А жизнь текла своим чередом. Старого начальника училища естественно заменил еще не старый полковник Русов, который вскоре стал первым генералом в своём роду силачей и кулачников Русовых. Спасибо и Юрию Власову за вечнозелёную науку выживания сильных, мужественных и красивых людей.
Стихи
Новелла
Мой товарищ Коля рассказывал мне. Другой товарищ Пашка назвал Колю Мыслителем. За отдельные неожиданные высказывания и за стихи. А то, что Коля рассказывал мне, происходило на глазах у всех. После завтрака часть курящих курсантов имела несколько минут на перекур, и перед началом занятий находилась в курилках. Мимо шли на работу молоденькие машинистки машбюро. Компьютеров тогда не было. Но было естественное внимание курсантов к девушкам-машинисткам. А Николай подбегал к одной из них и передавал ей свои рукописные стихи. Иногда какая-то из машинисток подбегала к нему и брала у него стихи. И они печатали его стихи. Николай рассказывал о первом впечатлении от печатного листа. У него случилось якобы головокружение вокруг Земли от своих печатных стихов. Это был взрыв неизвестного нам гормона счастья, объяснил он. Но не в этом соль рассказа Николая. В другом. Он отсылал свои печатные стихи невесте. Каждый день по стихотворению. И вот однажды, когда невеста стала его женой, он попросил:
– А дай-ка мне мои письма, я хочу почитать свои стихи!
А жена ответила:
– А их нет. Я разжигала ими голландку…
– Как!!! – вскричал мой потрясённый товарищ. Наверное, в нём взорвался другой тоже неизвестный нам гормон трагедии.
Жена оправдалась:
– А я и своими тоже… – Убийственное оправдание. О её-то стихах, как раз, никто и не знал.
Это было потрясением для Николая ещё и потому, что в его родовой семье был обычай хранить любые приходящие бумаги: квитанции, письма, газеты. И тут такая драма. Коля несколько дней болел от горя. Сжечь столько писем. Столько стихов за годы! Одно из стихотворений он показал мне. И подарил его на память. Я тоже был потрясён, но его откровенной юношеской образной свежестью. Юношеской пронзительной страстью.
– В последних стихах была твоя невеста? – беседовали мы с Николаем.
– Там была другая девушка. Уступи она мне тогда, я бы женился на ней… – грустно вздохнул Николай.
– Как же эти-то стихи жена не сожгла? – спросил я его.
– Они лежали в книге, которую жёны никогда не читают. Это был «Устав гарнизонной и караульной служб Вооружённых Сил СССР». Если я однажды положил бы туда заначку, то и сам не нашёл бы её, так как знал Устав наизусть… О заначке для сравнения А не открывал по этой причине. Открыл нечаянно, а они тут…
– И как сложилась ваша жизнь? – последний вопрос к товарищу.
– Прожив с нелюбимой женой пятьдесят лет, мы с опозданием развелись.
– А судьба той девушки из стихов? – самый последний-последний вопрос.
– Она тоже в разводе. Приходит в гости. Предлагает жениться. А я выгорел, мне уже нечем любить… – грустно сказал Николай, как бы подводя печальный итог жизни несостоявшегося Мыслителя. Такова присказка. Теперь сама сказка сохранившейся юности, не сожжённой бывшей невестой Николая в его единственном сохранившемся стихотворении.
Дорожка полевая
Люблю дорожку полевую, люблю холодную росу.Однажды ночь напропалую пленял я девичью красу.
Плелась дорожка кривобоко, слова спадали по устам;Она не верила намёкам, игриво била по рукам.
Слова спадали, ярко рдели, слова крупнее были звёзд;Мы сами звёздами горели, и целовались с ней до слёз.
Мерцали звёзды слеповато, дорожка путалась в ногах;И ночь никак не виновата, когда смятение в сердцах.
Стыдливо звёзды разбежались, и на дорожке темнота;И руки пламенно метались, отпор нигде не находя.
Поток бурлящий отклонила, не надо, милый, по-те-р-пи!Она всю жизнь остановила, не приняла моей любви!
Сбежались звёзды и глядели, дорожка стыла под ногой,Язык и руки онемели, хоть окропляйся той росой.
Прошу дорожку полевую, добром сказать мне, не тая,Ну почему, ну почему я, с ней не сгорел тогда дотла?
Люблю дорожку полевую, и обязательно в росе.О ней ночами я тоскую, на ней я мучаюсь во сне…