Убрались.
А пепел оставили. И вот мой муж сидел в кресле и смотрел в черный зев.
– Идем. – Я взяла его за руку, холодную и тяжелую. Почему-то подумалось, что у мертвецов тоже тяжелые руки, и мысль эта показалась страшной.
Кайя поднялся. Он позволил увести себя в нашу спальню и на кровать сел без возражений. Я стянула сапоги и велела:
– Раздевайся.
– Иза, я не…
…не настроен на нежности. Это я прекрасно понимаю, но дело не в них, а в том, что ему следует отдохнуть по-человечески. И выбросить из головы те мысли, которые в ней явно перебродили.
Я молча принялась расстегивать сюртук. Пуговицу за пуговицей. Кайя не мешал. А рубашку сам стянуть попытался, но запутался в рукавах и рванул. Ткань затрещала.
– Тебе надо уйти. – Голос глухой, взгляд в сторону.
– Уйду, – согласилась я. – Позже. Ложись на живот.
Массаж я делать умею, были и такие курсы в анамнезе моих душевно-рабочих метаний, но выяснилось, что руки у меня слабые. Два человека в день – верхний предел, а вот Кайя и за трех сойдет по совокупной массе.
– Расслабься. – Я провела ладонями по спине.
Расслабится он, конечно. Шея деревянная, плечи тоже. Мышцы оледенели, но лед мы растопим. Тепла у меня хватает, чтобы поделиться.
Через руки. Через кончики пальцев, к которым тянется мурана. И я вижу уже не ленты – тончайшие нити, пронизывающие кожу и сосуды, прорастающие в кости и сплетающиеся черным узором нервной системы. Ей тоже было холодно и неуютно.
Она ведь не виновата, что люди злы.
…не знаю, что ты делаешь, но продолжай, пожалуйста.
…продолжу. Переворачивайся.
Рыжий кот, выбравшись из очередного темного тайного угла, запрыгнул на кровать. Он следил за мной, а Кайя периодически трогал лапой, точно проверяя, жив ли тот.
Жив. Сердце бьется в сети черных нитей. И легкие оплетены ими, словно плющом. Но меня это не пугает, напротив, я знаю, что нити во благо. Они отогреваются.
И Кайя тоже.
Он засыпает, и этот сон лишен снов, что тоже хорошо. Я ложусь рядом, а кот устраивается над плечом. Он явно не желает оставлять нас без присмотра.
Два часа спокойного сна – это много. И я никому не позволю украсть даже минуту.
Я улавливаю момент пробуждения за долю секунды до того, как Кайя открывает глаза. Он сонно щурится и улыбается какой-то глупой, счастливой улыбкой, которая бывает у людей, еще не совсем освоившихся с реальностью. И, честно говоря, больно было видеть, как эта улыбка исчезает.
Он вспомнил все, что было в последние дни, и то, что еще предстоит пережить. Наверняка стало стыдно за иррациональное счастье. Знаю. Проходила.
– Я тебя люблю. – Что я могу еще сказать?
– Не знаю, чем я заслужил, но отказываться не стану.
Вот же паразит рыжий, мог бы сказать в ответ что-нибудь ласковое… Наша светлость без внимания чахнет.
– Не сердись. – Кайя переворачивается на бок и подвигает меня поближе. – Ты же сама все видишь.
– Не сержусь.
– Иза… возможно, нам придется уехать не до весны, а… на дольше. Возможно, сильно надольше.
Что ж, не знаю, с чем это связано, но скучать по замку не стану. Хотя…
– Да, – подтвердил мою догадку Кайя, – твои проекты придется свернуть. Временно.
Нет ничего более постоянного, чем временные обстоятельства. И я понимаю, что если Кайя решился на подобный шаг, то не из прихоти. Но все равно обидно.
Получается, что все зря?
…не зря. Позже. Все будет так, как ты хочешь, но позже.
Хочу верить. Пытаюсь изо всех сил, но получается плохо.
…прости, но так надо.
…почему?
Мне нужен ответ, но я не уверена, что Кайя сумеет ответить. В его глазах такая глухая тоска, что мне становится совестно.
Нашу светлость всего-навсего попросили отложить игрушки на время, а она разобиделась.
…не надо, сердце мое, для тебя это не игрушки, чему я рад. Это здесь привыкли играть с подобными вещами. Но ты видишь, что происходит. Мне объявили войну. И сейчас мне приходится действовать по их правилам.
…пока есть блок?
…да. Теперь я не уверен, что его в принципе можно снять, хотя мы попробуем.
Я слышу сомнения и эхо далекой боли. Так ноет старая, не ко времени растревоженная рана. Прислушаться не позволяет Кот, он забирается на Кайя, а потом просто соскальзывает с него, устраиваясь между нами. Действительно, теперь семейную идиллию можно считать всецело завершенной.
…если отвлечься от моего… эмоционального неприятия блока, то очевидно, что жить он не мешает. Я не против и дальше подчиняться закону при условии, что буду иметь реальную возможность эти законы принимать. Сейчас мне мешает Совет. Я не могу их разогнать. Я не могу убедить их отдать власть. Но существует вероятность, что за время нашего отсутствия в составе Совета произойдут некоторые… изменения.
Так, Изольда, учимся читать между строк и решать простейшие задачи. Кто останется на хозяйстве после отъезда Кайя? Дядюшка Магнус с весьма размытыми морально-этическими принципами.
И Урфин, полагаю, вернется.
Вот уж кто рад будет оказать посильную помощь.
…они не учли, что мне нет необходимости вступать в противоречие с законом. Иногда достаточно отвернуться.
О да, зима – тяжелое время, особенно для стариков, которых в Совете множество.
Мне не противно думать о подобном?
Пожалуй, что нет. Наверное, этот мир уже достаточно изменил меня, если не озвученный, но понятый вариант не вызывает отвращения, возмущения и желания воззвать к совести.
…они напали на мою семью. Такое не прощается.
Я слышу его так четко, как давно уже не слышала. Про войну, которую объявлена не им. Про людей, точнее, Кайя считал их людьми и поэтому старался жить по их правилам. Про то, что Магнус давно намекал на существование альтернативных методов, но Кайя намеков не слышал.
Нельзя убивать людей без веских на то оснований.
Доказательства. Суд. Возможность оправдаться.
И закономерным итогом – фарс, в котором всех нас заставили принять участие. Пожалуй, такое и вправду не прощается.
…теперь ты видишь, что я такое.
…вижу. Ты не там ищешь чудовищ, Кайя.
Мне все-таки приходится его оставить, потому что время предоставить подмостки другому. Надеюсь, зрители насладятся красотой игры.
К Башне меня сопровождают четверо, и я не сразу отмечаю, до чего мрачен ныне Сержант. Ссутулился. Руки в рукава сунул. И взгляд такой, характерно ищущий. Сказала бы, что ищут не кого-то конкретно, скорее уж цель, на которую можно выплеснуть поднакопившуюся злость.