Жилец убогой комнаты оставался недвижим и безмолвен.
– И все-таки надо бы вам проснуться, – снова заговорил Медор, в голосе которого звучала нетерпеливая мольба. – Я приходил вчера, я заглядывал сюда прошлой ночью, но я все время застаю вас спящим, спящим, спящим… Ну же, папаша Жюстен, просыпайтесь!
Последние слова он произнес громче. Хозяин жилища чуть шевельнулся.
– Просыпайтесь! – повторил Медор, осмелев и дернув хозяина комнаты за руку.
Жюстен проворчал устало:
– Я не сплю. Я словно бы умер.
– Да, да, черт побери! – прошептал Медор. – Пока, конечно, он еще жив, однако вот-вот и впрямь умрет. Но, в конце концов, – возвысил посетитель голос, – вы можете меня слушать, а это уже кое-что! И мне есть что рассказать вам, папаша Жюстен!
– Я знаю куда больше, чем ты, – пробормотал тот, – но какая разница? Я больше ничего не могу… ничего… А впрочем, – сказал он, делая отчаянное усилие поднять голову, – я хорошенько поразмыслил и… А, я все обдумал, я думал долго… Я сказал этим добрым людям – потому что они добрые люди, – что девочка никак не может быть их дочерью…
– Что за девочка? – удивленно спросил Медор.
– Она… – ответил Жюстен. – Хотя что это я, ты же не знаешь… Их дочь… Страшно подумать!.. Их дочь! И все-таки они сейчас настолько же выше меня, насколько я был выше их пятнадцать лет назад. Я, я – дошел до предела нищеты и позора! Мне уже не подняться… Лучше ей быть их дочерью, потому что я не имею права воспитывать ребенка!
Медор слушал с открытым ртом, понимая не больше половины.
– Ваша дочь! – наконец вымолвил он, и чувствовалось, что волнение душит его. – Вы и вправду говорите о своей дочери, папаша Жюстен?
– Да, – ответил несчастный, – да, я говорю о той, что умерла бы от боли и стыда, если бы кто-нибудь указал ей пальцем: вот твой отец! Ах, я позволил себе прожить слишком долго!
Медор помог ему подняться. Слушая его, он плакал и смеялся одновременно.
– А скажите-ка, – спросил он, задыхаясь после каждого слова, – вы знаете, где она, ваша дочь?
И Медор обхватил обеими руками голову папаши Жюстена, чтобы иметь возможность смотреть ему в лицо.
– Да, – пробормотал тот, – я знаю, где она.
– Ну, взгляните же на меня, папаша Жюстен! – воскликнул Медор. – Я боюсь, что вас убьет… боюсь, вас убьет эта радость! Видите, я смеюсь и плачу? Попробуйте сами догадаться, что со мной происходит, иначе принесенная мною весть слишком уж ошеломит вас!
Жюстен широко раскрыл глаза.
– Что? Что? – потерянно повторял он, не в силах справиться с волнением. – Ты пришел, чтобы рассказать мне о ней?
– Да, – ответил Медор, – я буду говорить о ней. Ну же, расправьте плечи! Вам всего сорок, какого черта! Вы же мужчина!
– Говори! – бормотал слабеющий Жюстен. – Говори быстрее!
– Ладно, – согласился Медор. – Вам больше нет необходимости искать для девочки приемных родителей, понимаете? Если вы знаете, где ваша дочь, то все в порядке, потому что я знаю, где ее мать!
Жюстен вырвался из рук Медора и на какое-то время застыл, вытянувшись в струнку.
Потом он пошатнулся, и Медор кинулся ему на помощь, боясь, что несчастный упадет навзничь.
Но Жюстен снова оттолкнул его. Ноги бедняги подкосились, он опустился на колени и спрятал лицо в ладонях.
– Лили! – произнес он таким странным, незнакомым голосом. – Лили! Значит, она не умерла! И значит, Господь подарит мне радость встречи с ней?
– Ну да, да, – отвечал Медор. – А вы перенесли это куда лучше, чем я ожидал!
Жюстен молча плакал, а Медор продолжал:
– Она все еще молода, все еще красива и живет в собственном особняке – не дом, а прямо дворец!
Руки Жюстена скользнули вниз, открывая мокрое от слез лицо. Он посмотрел Медору прямо в глаза.
– Ах! – воскликнул он. – Она молода, красива, богата… А я… Я… Если мы встретимся, то она увидит меня, а это невозможно… Лучше умереть, пока этого не произошло! Лучше бы мне до этого не дожить!
И он ничком упал на пол.
Медор растерянно смотрел на него.
«Конечно, он очень опустился, – Медор. – Никогда уже не сможет он стать таким, каким был когда-то. Ах, если бы я сумел отыскать в его душе хотя бы частицу прежнего господина Жюстена!»
Он встал на колени рядом с несчастным и протянул было руки, чтобы снова поднять его, но передумал и сказал себе: «Нет, это совершенно бесполезно. Сяду-ка я лучше на солому рядом с ним и попытаюсь его немного приободрить…»
Медор совсем не боялся пыли и сначала уселся, а потом и вовсе улегся на грязную соломенную подстилку, стараясь заглянуть в лицо Жюстену, по-прежнему лежавшему ничком.
Они расположились, как два усталых путника, сделавшие привал на обочине дороги во время долгого пути.
– Я знаю, это обязательно взволнует вас, – начал Медор, стараясь говорит как можно убедительнее. – Я и сам весь дрожу, и колени у меня подгибаются, так что придется мне собраться с силами… Господи, только бы не умереть от счастья!
Жюстен оставался недвижим, он явно ничего не слышал. Тогда Медор приблизил губы к его уху и сказал совсем тихо, но выделяя каждое слово:
– Если я останусь один, то что, по-вашему, я смогу сделать для нее?
По телу Жюстена пробежала едва заметная дрожь.
– Вы были когда-то храбрым малым, – продолжал Медор. – Как бы я хотел слепо следовать за вами – я уверен, что вдвоем мы бы обязательно помогли ей.
Жюстен слегка приподнял голову и повторил с огромной усталостью в голосе:
– Помогли ей?
И почти сразу же добавил:
– Значит, она в опасности?
– Вот так-то лучше! – обрадовался Медор. – Я вам еще не все сказал, вернее, я вам пока еще ничего не сказал. Когда я расскажу вам о ее муже…
– Ее муже! – снова эхом откликнулся Жюстен.
Он медленно повернул голову, и его тусклый взгляд встретился со взглядом Медора.
– Слушаю, – сказал он.
– И хорошо делаете, папаша! Бедная женщина, может быть, очень нуждается в нас!
Жюстен по-прежнему пристально смотрел на собеседника.
– Не знаю, хорошо ли я понял, – пробормотал он. – Так ты говоришь, что Лили замужем?
– Точно, – ответил Медор. – Замужем за злодеем, который нагоняет на меня страх.
Жюстен уперся обеими руками в пол и сумел чуть-чуть приподняться.
Его глаза заблистали, голос стал твердым:
– Говори громко и внятно. Я мертв только наполовину, и я слушаю тебя.
XVI
ЖЮСТЕН ПРОСЫПАЕТСЯ ОКОНЧАТЕЛЬНО
На лице доброго Медора отразились удовольствие и надежда. – Вы и впрямь мертвы только наполовину, папаша, – сказал он, – и только потому, что сами этого хотите. Если вас хоть раз удастся разбудить, все пойдет как по маслу!