кабинета, захожу в школу и вижу, что что-то не так. Уборщицы моют полы, хоть у нас заведено
239
убирать после уроков, учителя бредут смурные, вроде здороваются, но лица воротят.
Похоже на траур, только в чем дело?
Заходит ко мне парторг Шейко и говорит, что вчера, когда детей уже провожали, в
школьный двор заехали две "Волги". В одной — секретарь райкома Силюкова и новый
заврайоно, в другой — заведующий отделом обкома партии с говорящей фамилией
Стецько: — Где директор?
Все бегают, ищут, вдруг вспоминают, что он уехал на совещание в районо, и тут выходит
из себя Потеряйко: — Какое совещание, да оно в два часа дня закончилось, я же его лично
предупреждал, что мы сегодня заедем!
— Ну, пошлите за ним домой, — вежливо предлагает завотделом обкома, — далеко он живет?
Хочу лично познакомиться с таким забывчивым товарищем.
— Да не здесь он живет, в Херсоне, — досадливо брякнула мрачная Силюкова.
Между тем, как назло, в тот день после обеда в школе не было воды, что-то сломалось на
водонапорной башне. Полы не мыты, по двору ветер гоняет тучи бумажек, грязь…
— Ну, так зачем его держать, — интересуется ответственный гость, — такую антисанитарию
развели, трудно найти подходящего человека? Могу помочь. Пишите приказ, пусть ищет
себе работу ближе к дому.
Рассказ Ксении Александровны мне не понравился, к тому же она вдруг вздумала
учить меня: — Вы сами, Виталий Абрамович, виноваты! Вроде взрослый уже, а ведете себя
как дитя неразумное, все-таки руководите большим коллективом, думать не только о себе
надо…
— Смотри, как осмелела, — расстроился я, видать и вправду дела мои швах…
Через час позвонила приятельница из районо. Сказала, что приказ о моем
увольнении подписан. Стала сочувствовать. В одиннадцать пришла телефонограмма из
райкома: директору немедленно прибыть к секретарю по школам Силюковой.
Приезжаю, а там уже сидит Потеряйко. Как говорится, все друзья в сборе.
Силюкова, без лишних слов: — Пошли к первому!
Потеряйко послушно встает, но она велит подождать её в кабинете.
Вихров пил чай. На блюдечке бутерброд со шпротинами, колечко лимона.
Недовольно буркнул: — Что у вас там стряслось? Не предложил сесть.
Галина Григорьевна взахлёб: — Да с Бронштейном давно пора решать! На работе
его не найдешь; вот вчера такое случилось (рассказывает), а ведь знал, был предупрежден; я уверена, что специально район подставил; сколько можно это терпеть?!
Вихров потребовал объяснений. Я сказал, что был занят по личным делам, виноват.
— Что значит — по личным делам? — взревел секретарь. Его лицо стало покрываться
бурым налетом. — Скажите честно — пили?
Я знал, что, как человек крепко пьющий, он от всей души ненавидел пьянство, считая его корнем всех бед. Недаром на районных активах Вихров начинал и кончал тем, что бичевал этот страшный порок. Но что я ему мог сказать, ведь действительно пили…
— Да что ты молчишь, скажи честно — пили?
— Да, — отвернулся в сторону я.
— Вот, видите! — радуясь своей проницательности, вскричал секретарь. — А с кем
пили?
— С Туркотом и Врищом (обоих он прекрасно знал), — помолчав, сказал я.
Хозяин кабинета поднял брови. Пришлось рассказать про школьный пирожковоз.
Силюкова несговорчиво вскинулась: — Какое это имеет отношение к вашему
вызывающему поведению, кто вы такой — и что вообще себе позволяете?
Вихров внимательно оглядел её, и она вдруг сникла, как воздушный шарик.
— Идите, и делайте для себя вывод! — велел партийный босс.
— Куда идти, на меня уже есть приказ об увольнении…
— Какой приказ? — взглянул секретарь на Силюкову. Она открыла рот и прижала
руки к груди.
240
— Идите, работайте… пока, будем думать, что с вами делать…
В вестибюле встретил Потеряйко, вышедшего покурить из кабинета Силюковой.
Невысокого роста, он любил делать надменное лицо, типа Муссолини: — Зайдите в
районо, получите приказ!
Ничего не сказав, я сел на мотоцикл и поехал в школу. По пути встретил замначальника
райотдела милиции майора Славу Пожернюка, моего доброго приятеля, дочь которого, отличница, училась в нашей школе. Машет рукой. Останавливаюсь.
— Старик, да на хрен тебе эта школа, иди к нам, у нас как раз есть вакантное место
замначальника по политчасти! Завтра сведу тебя с подполковником Щербиной
(начальником райотдела), у нас и зарплаты выше…
— Не райцентр, а село, — подумалось мне, — уже все знают про мой облом. Но на душе
полегчало.
В школе бурлила подспудная жизнь. Учителя кучковались меж собой, переговаривали новости. В кабинете у завуча раздавался смех. Тот день стал для меня
моментом истины. Я видел тех — их было большинство — кто смотрел на меня с
сожалением, не выражая это словами. Парторг Шейко ходила с гордо поднятой головой, будто её это заслуга, что меня сняли. Некоторые были безучастны, и верно: какая разница, кто директор, если ты честно тянешь свою лямку?
Была в школе и молодая учительница, очаровательная партийка, которой все
прочили руководящее будущее. Это она с подружками смеялась у завуча. Я чувствовал
себя в подвешенном состоянии, ни за что не хотелось браться.
В этот же день, в 14 часов, в райцентровском Доме культуры на торжественном
собрании актива района, посвященном Восьмому марта, чествовали представительниц
слабого пола. Явка руководителей — обязательна. В полвторого во дворе школы
появились «Жигули» мужа завуча, зоотехника Василевского. К нему сели его жена, милая
учительница с видами на будущее, и еще кто-то, кому сегодня весело.
Возле Дома культуры много людей. Видя меня, некоторые переглядываются. Что
тут скажешь, понятно. В вестибюле подбегает озабоченный Гриша Заднепряный, инструктор райкома, с бумажкой в руках.
— О, Виталий Абрамович, — глядит он в листок, — вам в президиум!
— Какой там президиум, Гриша, — удивляюсь я. — Это ошибка…
— Я вас предупредил! — бежит он дальше.
Вход в президиум через кулисы. Там собралась группа женщин. Среди них
известные орденоносцы. Врачи, доярки, работницы полей, учителя. Подходят первый
секретарь и председатель райисполкома Чаус. Занимают места в президиуме. Я скромно
устраиваюсь во втором ряду, за Вихровым. Он с нарочито строгим видом оборачивается, но в глазах его пляшут искорки: — Что, Бронштейн, мордой в грязь?!
Открывается занавес. Мне кажется, в зале замешательство. Всем всё ясно.
Григорий Иванович, вы умеете удивлять!
Позже узнал, что школьный парторг Ксения Шейко, распекавшая меня перед
уроками, сразу после нашего разговора посадила в своем классе пионервожатую Женю
Воронич, а сама побежала в райком партии к Вихрову и стала высказываться в духе:
— Какое вы имеете право решать кадровые вопросы без мнения коллектива! Сейчас
не те времена, мы требуем считаться с людьми!
Он еле её успокоил и отправил восвояси, а сам вызвал Силюкову: — Чем там опять
Бронштейн прославился? Прибегала