– Именно это меня и мучает – желтая кровь. Афраэль говорила, что кровь у них желтая потому, что они дышат печенью. А дышат они печенью потому, что их воздух совсем не похож на наш. Они могут продержаться в нем какое-то время, но, когда устанут, понемногу начинают издыхать. Те, которых мы видели два дня назад, не просто удирали наугад в пустыню. Они бежали к какой-то цели.
– К пещере? Ты думаешь, у них там убежище?
– Вот теперь мы к чему-то приходим. – Лицо Халэда стало сосредоточенным. – Пелои, пожалуй, лучшая в мире легкая конница, но солдаты Клааля ростом почти с троллей, и, судя по всему, раны, которые прикончили бы нас, для них пустяк. Не думаю, чтобы они удирали от пелоев.
– Нет, конечно. Они удирали от воздуха.
– Вот оно! – прищелкнув пальцами, воскликнул Халэд. – Вот почему они обращаются в бегство и прячутся в пещерах! Они прячутся не от пелоев – от воздуха.
– Воздух есть воздух, Халэд, – что в пустыне, что в пещере.
– Я так не думаю, Берит. Сдается мне, Клааль наполнил эту пещеру воздухом, которым привыкли дышать эти бестии. Он не может изменить воздух во всем мире, поскольку это убило бы не только нас, но и киргаев, и Киргон никогда ему этого не позволит, но ему вполне по силам наполнить другим воздухом пещеру. Это самое подходящее место – замкнутое, и воздух снаружи туда почти не проходит. Там его солдаты могут укрыться, когда начинают терять силы. Они переводят дух, а потом выходят и с новыми силами отправляются в бой. Знаешь, Берит, сообщи-ка об этом Афраэли. Пускай даст знать остальным, что солдаты Клааля прячутся в пещерах, чтобы отдышаться.
– Ладно, – с сомнением согласился Берит. – Не знаю, какой нам от этого будет прок, но сообщу. Халэд растянулся на земле, широко улыбаясь.
– Пошевели мозгами, Берит! Если твой враг прячется в пещере, тебе вовсе незачем соваться туда вслед за ним. Достаточно обрушить выход – и все. Сообщи об этом Афраэли. Пусть скажет остальным, чтобы обрушивали вход каждой пещеры, какая встретится им на пути. Ей даже необязательно заниматься этим самой… – Халэд осекся и вновь нахмурился.
– Ну что еще?
– Слишком просто, – сказал Халэд, – и вряд ли на самом деле от этого будет польза. Эти твари такие здоровые, что, обрушь на них хоть гору, они все равно прокопаются наружу. Нет, во всем этом есть что-то еще – то, что нам до сих пор не приходило в голову. И я узнаю, что именно, – прибавил он, подняв руку. – Узнаю, даже если истрачу на это всю ночь!
Берит застонал.
***
– Я решила идти с вами, Бергстен-священник, – сообщила атана Марис на ломаном эленийском с сильным акцентом. Она нагнала колонну рыцарей в пяти днях к югу от Кинестры.
Бергстен проглотил ругательство.
– Мы – войско на марше, атана Марис, – как можно дипломатичнее попытался объяснить он. – Мы не в состоянии обеспечить тебе необходимые удобства и безопасность во время привала.
– Удобства? – атана непонимающе взглянула на Нерана, служившего переводчиком.
Тот заговорил по-тамульски, и рослая женщина, выслушав его, расхохоталась.
– Что тебя рассмешило, атана Марис? – с подозрением осведомился Бергстен.
– То, что тебя так беспокоит это, Бергстен-священник. Я воин. Я могу защитить себя от тех твоих людей, кто сочтет меня слишком привлекательной.
– Почему ты решила отправиться с нами, атана Марис? – вмешался в разговор Гельдэн.
– Я подумала об этом сразу после того, как вы покинули Кинестру, Гельдэн-рыцарь, – ответила она. – Я давно уже хотела отыскать Итайна-посла. Вы идете туда, где он обязательно будет, а потому я пойду с вами.
– Мы могли бы доставить ему твое послание, атана. Тебе совсем необязательно самой отправляться в путь.
– Нет, Гельдэн-рыцарь, – покачала она головой. – Это личное дело между мной и Итайном-послом. Когда он был в Кинестре, он отнесся ко мне очень дружески. Потом он должен был уехать, но сказал, что будет мне писать. Он не сделал этого. Теперь я должна найти его и узнать, все ли с ним благополучно. – Взгляд атаны отвердел. – Если с ним не случилось ничего дурного, я должна узнать, хочет ли он по-прежнему относиться ко мне дружески. – Марис вздохнула. – Я очень надеюсь, что его чувства не изменились. Мне бы не хотелось убивать его.
***
– Я не стану в этом участвовать! – отрезала Гахенас, выпрямляясь и окидывая остальных осуждающим взглядом. – Я бы с радостью присоединилась к вам, если б вы замышляли только мелкую пакость Сиронне, но я не намерена оказаться замешанной в измене.
– Кто говорит об измене, Гахенас? – осведомилась Шакола. – Нашему мужу не грозит ни малейшая опасность. Мы только хотим притвориться, что против него существует заговор, – и подбросить достаточно доказательств, что это дело рук Сиронны. Если бы с Сарабианом и в самом деле что-то случилось, императорский трон перешел бы к наследному принцу, а Сиронна стала бы регентшей. Мы разоблачим ее заговор прежде, чем что-то на самом деле произойдет, и она будет целиком и полностью опозорена, а может быть, и угодит в темницу – а нам не придется больше ходить перед ней на задних лапках.
– Мне все равно, что ты там говоришь, Шакола, – отчеканила большеухая тэганка. – Твои замыслы попахивают изменой, и я не собираюсь присоединяться к тебе. Наоборот, Шакола, теперь я с тебя глаз не спущу. Отзови своих шпионов и забудь вообще об этой безумной идее, иначе… – Гахенас оборвала зловещую фразу на полуслове и, круто развернувшись, ушла.
– Весьма неуклюже, Шакола, – промурлыкала Элисун, тщательно выбирая ломтик на блюде с нарезанными фруктами. – Она, возможно, и согласилась бы, если б ты не стала так входить в подробности. Ей вовсе незачем было знать, что ты и в самом деле собираешься послать наемных убийц. Ты еще не была в ней уверена до конца, а уже поторопилась.
– У меня нет времени, Элисун! – с отчаянием проговорила Шакола.
– Я вовсе не вижу причин для такой спешки, – отозвалась Элисун, – и потом, сколько времени ты выиграла сегодня? Теперь тэганская ведьма будет следить за каждым твоим шагом. Ты совершила промашку, Шакола. Придется тебе убить ее.
– Убить?! – Шакола побелела.
– Если только не хочешь взамен поплатиться своей головой. Одно слово Гахенас – и ты окажешься на плахе. Ты не создана для мужской политики, милая моя. Ты слишком много болтаешь. – Элисун лениво поднялась. – Впрочем, это мы можем обсудить и позже. Меня ждет один пылкий молодой гвардеец, и я не хочу, чтобы он остыл.
С этими словами она неспешно удалилась.
Ее небрежное равнодушие на деле скрывало тревогу и нетерпение. Кинезганское воспитание Шаколы делало ее замыслы до боли очевидными. Она поставила на общую ненависть других жен Сарабиана к императрице Сиронне. Это было довольно умно, но вот излишне детальный рассказ о притворном покушении на жизнь императора был уже чересчур детален. Элисун было совершенно ясно, что покушение состоится, что бы там ни твердили Шакола и Тореллия. Элисун прибавила шагу. Она должна предостеречь мужа о том, что его жизни грозит опасность.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});