Джонатан обнял сестру, пожал руку Стивену, а затем повез кресло Алекса сквозь быстро прибывавшую толпу людей, стремясь пробраться к первому ряду стульев — ближайшему к могиле. Над головами собравшихся висели огромные обогреватели, но им не под силу было справиться с холодом, проникшим в его мозг и притаившимся в сердце.
Откуда-то пришло смутное ощущение, что вокруг него собралось множество людей. Дамы, которые жили с тетей Стелл в ее уютном желтом домике; старый Элвуд Доббс; ее подруга в течение последних двадцати лет, Джинни Григгс — пожилая женщина, владелица стаффордского универмага. Приехала самая старая знакомая тети Стелл, девяностодвухлетняя Бьюла Дейвис. Но были в толпе и молодые люди. Люди, с которыми она вместе занималась благотворительностью. Люди, которые не поленились приехать сюда из Манхэттена. Это наполнило Джонатана гордостью за тетку и за свою семью.
И заставило с грустью подумать о том, что он потерял одного из ее членов.
Джонатан сел на холодный железный стул. Священник, преподобный Перкинс, — маленький, толстенький, носивший очки в тонкой металлической оправе, — поднялся на возвышение с другой стороны гроба. Он положил перед собой листки с речью и подождал тишины.
— Дорогие друзья… Сегодня мы собрались здесь, чтобы заплатить дань уважения и сказать последнее «прощай» замечательной женщине Эстелл Стаффорд-Мередит. Тетя Стелл, как называло ее большинство из нас, скончалась тридцать первого декабря на восемьдесят втором году жизни. Она не дожила до наступления нового года, но за свою долгую и полную событий жизнь видела много хорошего.
Бросив взгляд на свои записи, он заговорил о том, что со времен детства Эстелл мир сильно изменился, однако она сумела не только приспособиться к этим изменениям, но и научиться наслаждаться ими: она много путешествовала, но никогда не забывала крошечный городок, в котором выросла. Друживший с тетей Стелл более сорока лет священник был вынужден откашляться, чтобы не дать голосу дрогнуть.
— Всем, кто скорбит, — сказал он, — советую обратиться к псалму двадцать третьему.
Джонатан склонил голову. Сидевший рядом Алекс тоже потупился и сложил руки, приняв молитвенную позу.
— «Господь — мой пастырь, я ни в чем не буду нуждаться. Он покоит меня на злачных пажитях и водит меня к водам тихим, подкрепляет душу мою…»
Джонатан не уловил, что было дальше, пока не услышал знакомые завершающие слова; затем священник еще раз помолился за женщину, которая прожила долгую и счастливую жизнь. Звучали слова о ее доброте, ее щедрости, неравнодушии к людям и стремлении помогать им. Затем старый священник спел «Со святыми упокой», и от этих чистых, светлых звуков у Джонатана защипало в горле.
Женщина, сидевшая позади, тихо плакала; рядом негромко всхлипывала Мэдди. Алекс шмыгал носом, но Джонатан хорошо знал, чего ему стоит удержать слезы. Все они будут тосковать по ней, но никто не умрет от горя. Жизнь продолжается. Должна продолжаться.
И в эту скорбную минуту Джонатан вдруг понял, что завидует тетке. Жизнь Стелл была богатой и полной. Тетка любила ее, радовалась каждому прожитому дню, каждому мигу и наслаждалась ею до последнего вздоха.
Как это делает Девон. Мог ли он то же самое сказать о себе?
— Папа…
Джонатан наклонился к Алексу, чтобы лучше слышать его шепот.
— Что, сынок?
— Посмотри. — Мальчик указал на маленький, занесенный снегом бугорок под облетевшим кленом. — Папа, там мисс Джеймс…
От звука ее имени сжалось сердце. Он перестал дышать.
— Папа, она плачет. Она тоже жалеет тетю Стелл.
Хотя Девон стояла довольно далеко, он разглядел белый платок, то и дело поднимавшийся к глазам и резко контрастировавший с ее черным шерстяным костюмом, широкополой черной шляпой и длинным черным пальто, развевавшимся на ветру. Она не отрываясь смотрела на гроб, и лицо ее не уступало белизной ни платку, ни лежавшему у ее ног снегу. Девон выглядела такой же одинокой, такой же несчастной, как и он сам, оставшийся без нее.
— Папа, мне ее жалко. Ей не с кем сидеть.
Джонатан снова оглянулся на вершину холма. Нет, она не должна была стоять там одна. Это как-то не по-людски. Девон всегда была одинока; неужели и на похоронах ее должна ожидать та же участь? Он разыскал взглядом ее лицо, увидел на нем жестокую боль, увидел страдание, и его сердце отчаянно забилось. Она казалась хрупкой, беззащитной и в то же время гордой, как королева. Как свергнутая королева, нуждающаяся в рыцарях для собственной защиты. И в замке, куда можно было бы вернуться.
А она стояла там одна, как чужая. Всегда и всем чужая. И тут у него похолодело внутри. Она не должна быть одна. Только не сейчас, только не здесь! Пусть она сойдет с холма и присоединится к остальным. Она тоже принадлежит к его семье.
Эта мысль ударила в него, как порыв ветра, ударила так сильно, что закружилась голова. Открытие ошеломило его, превратило в соляной столп. Но через миг Джонатан стряхнул с себя оцепенение. Девон принадлежит к его семье, потому что является ее частью. Каким-то непонятным способом она заслужила это место, и теперь оно принадлежало ей так же бесповоротно, как Алексу или Мэдди. Как Стивену и племянникам. Как это случилось, не имело значения. Родные часто ссорятся между собой, но не отворачиваются друг от друга. Ты не можешь их разлюбить. Несмотря ни на что.
И тут он понял, что любит Девон.
Священник начал читать панегирик покойной, рассказывая о ее доброте и веселом нраве — дарах, которыми тетя Стелл так щедро делилась с окружающими. Джонатан поднялся с места, и шокированный священник умолк, недоуменно подняв бровь.
— Извините, мне нужна всего одна минута, — сказал ему Джонатан. — Буду весьма признателен, если вы чуть-чуть подождете.
В толпе поднялся ропот, но Джонатана это ничуть не смутило. Жребий был брошен. Никогда в жизни Стаффорд не чувствовал себя более уверенно.
Девон стояла на холме, глядя на свежевырытую могилу. Сюда едва доносились слова священника; они вязли в окружавшей гроб толпе. И вдруг она поняла, что толстенький человечек умолк. Джонатан встал с места и сказал ему что-то, чего она не расслышала. Когда священник кивнул, Стаффорд вышел в проход и двинулся в ее сторону. Девон услышала поднявшийся вокруг гул и тревожно переступила с ноги на ногу. Ее охватило дурное предчувствие.
Неужели он так сердится, что устроит сцену, поднимется на холм и попросит ее уйти отсюда? Девон побледнела, все поплыло у нее перед глазами. О Боже… Когда же она увидела, что Джонатан идет навстречу, смотря прямо на нее, то побелела как полотно. Он ежился от холода, воротник его пальто был поднят, скрывая рот и подбородок. Она толком не видела его лица, но каждый длинный, целеустремленный шаг Джонатана говорил о том, что предчувствие ее не обманывает.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});