На веранду поднялся доктор.
— Ну вот, — сказал он не без ехидства, — этот спорт для вас, Коленкин.
Но я не обиделся.
— Главное не побеждать, а участвовать, — сказал я. — Любой спорт почетен.
— Угу, — сказал доктор и отошел к перилам закуривая.
Мне захотелось тоже курить. А то ведь за весь день выкурил только две сигареты и те украдкой, в туалете, а потом заглянувший туда после меня Андрей Захарович бегал по территории и кричал: «Кто курил? Немедленно домой отправлю!» Но, конечно, не узнал. А я был не единственным подозреваемым.
Уже совсем стемнело, и густая синь подступила к веранде, дышала сыроватой прохладой и вечерними запахами хвои и резеды.
Я не спеша взял кий, поглядел на шары. Понял, что надо искать другую точку, и медленно, точно тигр вокруг добычи, пошел вдоль стола.
— И не старайся, — сказал Иванов.
— И в самом деле, не старайтесь, — сказал доктор. — Иванов здешний чемпион.
— Тем лучше, — сказал я.
Я наконец нашел то, что искал. Очаровательные, милейшие шары! И я знал, в какую точку надо попасть ближним по дальнему, чтобы оба полетели в лузы. Что я и сделал.
Иванов сказал:
— Ага!
А доктор разочарованно вздохнул и тяжело спустился с веранды, словно он, а не Иванов терпел поражение.
Я протянул кий Иванову, но тот даже удивился.
— Ведь попал! — сказал он. — Еще бей.
И так я, не возвращая кия Иванову, забил семь или восемь шаров. Столько, сколько было нужно. Я так и не знаю точно, сколько. С тех пор я ни разу не подходил к бильярду, хоть слава обо мне на следующий же день разнеслась по всей базе и меня многие просили показать мое искусство. Я не стал этого делать, после того как, поглядев на мой последний шар, Иванов сказал завистливо:
— Ты, Коленкин, большие деньги можешь на спор зарабатывать. В парке культуры.
Я не хотел зарабатывать деньги на спор.
Я ушел, отыскал в темноте скамью у площадки. Вечер был безлунным, а фонари далеко. Я курил, прикрывая огонек ладонью. Жена тренера долго и скучно звала домой сына. Потом из столовой выходили люди. Кино кончилось. Валя не шла. Я так и думал, что она не придет. В кустах за моей спиной раздался шорох, и я услышал девичий голос:
— Не жди, Гера. Она не придет.
— Это ты, Тамара? — спросил я.
— Да. Спокойной ночи.
— Спокойной ночи, — сказал я и понял, что я очень старый и вообще совсем чужой здесь человек.
Кто-то смеялся вдалеке. Потом из столовой донеслась музыка. Я вернулся в свою комнату. Толи и Коли не было. Лишь белые сумки с надписью «Адидас» стояли посреди комнаты. Я распахнул окно пошире и лег. В комнату залетали комары, жужжали надо мной, и я заснул, так и не дождавшись, когда придут соседи.
На следующий день из Москвы приехали какие-то деятели из нашего ДСО. Андрей-Захарович заставил меня с утра пойти на площадку и смотрел умоляющими глазами. Деятели качали головами при виде меня, а я старался. Я кидал мячи чуть ли не от кольца до кольца, взмок и устал, но Андрей Захарович все смотрел и смотрел на меня умоляющим взором, а деятели шептались, потом вежливо попрощались с нами и ушли, а я так и не знал до самого обеда, решили они что-нибудь или сейчас меня попросят собирать вещи.
Но за обедом ко мне подошел тренер и сказал:
— Подождешь меня.
Доедал я не спеша. Толя и Коля ели сосредоточенно. Они устали. Они сегодня бегали кросс, от которого я отказался. И это как-то отдалило их от меня. Я не разделил с ними неприятных минут усталости и приятных мгновений, когда ты минуешь финиш. Я понимал то, что они не могли бы сформулировать даже для себя. Валя тоже не глядела в мою сторону. Неужели она обиделась на то, что я не пошел в кино тогда, когда она этого хотела? Странно. Но, наверно, объяснимо. Я почему-то чувствовал себя мудрым и старым человеком. Как белая ворона среди воробьиной молоди. В конце концов, что я здесь делаю?
Я не доел компота, встал, вышел из-за стола. Тренер сидел на веранде с бухгалтером и рассматривал какие-то ведомости.
— Ага, вот и ты.
Он с видимым облегчением отодвинул в сторону бумаги и поднялся. Отошел со мной к клумбе, в тень. Его жена прошлепала мимо, ведя за руку сына. Посмотрела на меня укоризненно. Словно я был собутыльником ее супруга.
— Я сейчас, кисочка, — сказал ей Андрей Захарович.
— Я тебя и не звала.
Тренер обернулся ко мне.
— Были возражения, — сказал он. — Были сильные возражения. Понимаешь, Коленкин, спорт — это зрелище. Почти искусство. Балет. И они говорят: ну что, если на сцену Большого театра выйдет такой, как ты? Ты не обижайся, я не свои слова говорю. Зрители будут смеяться. Ну, тогда я по ним главным аргументом. А знаете ли, что нам угрожает переход во вторую группу? Последний круг остался. Знаете же, говорю, положение. Ну, они, конечно, начали о том, что тренера тоже можно сменить, незаменимых у нас нет и так далее. Я тогда и поставил вопрос ребром. Если, говорю, отнимете у меня Коленкина по непонятным соображениям, уйду. И команда тоже уйдет. Во вторую группу. Как хотите. Они туда-сюда. Деваться некуда.
Из столовой вышли девушки. Валя посмотрела на меня равнодушно. Тамара шепнула ей что-то на ухо. Засмеялись. Солнце обжигало мне ноги. Я отошел поглубже в тень.
— Я бы с кем другим не стал так говорить, — продолжал тренер, запустив пальцы в курчавый венчик вокруг лысины, — но ты человек взрослый, почти мой ровесник. Ты же должен проявить сознательность. Если команда во вторую группу улетит, все изменится к худшему. Пойми, братишка.
Слово прозвучало льстиво и не совсем искренне.
— Ладно, — сказал я.
Не знаю уж, с чем я соглашался.
— Вот и отлично. Вот и ладушки. А сейчас к нам студенты приедут. На тренировочную игру. Ты уж не подведи. Выйди. Побегай. А?
— Ладно.
Коля с Толей прошли мимо. Увидели нас, остановились.
— Пошли на речку, — сказали они.
После обеда они отошли, были ко мне расположены.
— Пошли, — согласился я, потому что не знал, как прервать беседу с тренером.
— У меня только плавок нет, — сказал я ребятам, когда мы подходили к нашему домику. И тут же пожалел. Если бы не сказал, то вспомнил бы уже на берегу и не надо было бы лезть в воду. Ведь я все равно не смогу раздеться при них.
Плавки они мне достали. И отступать было поздно. Я последовал за ребятами к реке и, уже выйдя на берег, понял, что сделал глупость. Вернее, я понял это раньше, когда спросил про плавки. Но пока не вышел на берег, на что-то надеялся.
Баскетболисты играли в волейбол. Они были все как на подбор сухие, загорелые, сильные и очень красивые. Может, потому я сразу вспомнил о Большом театре. И представил, как я выйду сейчас на берег в одних плавках и каким белым, голубым, округлым, мягким и уродливым будет мое тело рядом с их телами. И Валя, тонкая, легкая, стояла на самом берегу, у воды, и глядела на меня.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});