Если разгадка успехов Иных кроется именно в этом, то становится понятной их забота о Гармонии и Ассоциации, так же как и внезапный всплеск деловой активности в области межпланетной коммерческой деятельности на этих планетах за последние двадцать стандартных лет — деятельности, которую в прежние века Квакерские миры с презрением отвергали, за исключением тех вынужденных случаев, когда необходимые им товары они могли получить исключительно на основе межзвездных кредитов.
Хэлу показалось, что какое-то аморфное движение в глубинах его подсознания отметило важность только что сделанного им вывода. Но сейчас он больше не мог углубляться в размышления на эту тему. Если ему удастся остаться в живых и представится подходящий случай, он обязательно проверит справедливость своего открытия. Если нет — ничто не изменится. Только он не верил в свою гибель. Или саму мысль об этом он считал неприемлемой, или воспитанная в нем Малахией убежденность в том, что он не может не исполнить своего предназначения, глубоко въелась в его тело и душу. Подобно Рух с ее целью уничтожить энергетическую станцию, он также не мог отказаться от избранной им цели. А поскольку смерть можно рассматривать как одну из форм отказа, ее тоже не следовало брать в расчет.
Человек, идущий впереди него в колонне, пошатнувшись, неожиданно остановился, а затем осел вниз. Обойдя его, Хэл повернулся к нему:
— Что случилось?
Человек только помотал головой; его глаза уже закрылись, дыхание замедлялось и становилось глубже, переходя в режим, характерный для спящего. Хэл прошел вперед, мимо вереницы ослов, мимо бойцов отряда, мужчин и женщин, опустившихся на землю прямо там, где их застала остановка движения; часть из них уже храпела.
В голове колонны он нашел Рух, она помогала Тэлле снять с плеч рюкзак.
— Из-за чего остановка? — хрипло спросил Хэл и откашлялся.
— Людям необходим отдых, хотя бы короткий. — Рух опустила рюкзак Тэллы на землю и наклонилась, чтобы рассмотреть дыру, протертую на спине ее рабочей блузы, зеленой, в крупную клетку. — Блузу можно залатать, — сказала она, — а перевязку надо сделать снова. Тебе нельзя нести рюкзак, пока рана не заживет.
— Вот здорово! — воскликнула Тэлла. — Значит, я оставляю его прямо тут, и он сам потрусит следом за мной на своих собственных маленьких ножках!
— Ну ладно, — сказала Рух, — пойди разыщи Фолта, пусть тебе наложит на рану новую повязку. Потом вместе с ним придумайте, как сделать подкладку под ремни твоего рюкзака получше и помягче. Мы пойдем дальше через десять минут.
Тэлла направилась к хвосту колонны в поисках Фолта. Рух повернулась к Хэлу, их взгляды встретились.
— Привал мы делали тридцать пять минут назад, — напомнил Хэл.
— Верно, — ответила Рух, понижая голос, — но эта остановка получилась вынужденной и совершенно необходимой. Незачем лишний раз расстраивать бойцов, у них и так хватает невзгод. Пойдем со мной.
Как только они скрылись от взоров остальных в гуще деревьев, она повернула налево и прошла метров шесть назад, в направлении, противоположном их движению. Он шел за ней, и хотя события нескольких последних недель в какой-то степени подготовили его к этому моменту, все равно то, что он увидел, подействовало на него как самый настоящий удар. На земле, подстелив под себя штормовку и опершись спиной о ствол могучего клена, сидел Иаков.
Его лицо на фоне потрескавшейся коры, такое же темное и изборожденное морщинами, выглядело так, словно само было вырезано из дерева и потом долго оставалось открытым навстречу солнцу, ветрам и дождям. Под складками его грубой одежды, казалось, ничего не было — настолько сильно он похудел за последнее время. Руки, ноги, все его тело оставались совершенно неподвижными. На безупречно выбритом лице только глаза под седыми бровями оставались прежними. Их взгляд спокойно встретил подошедших Рух и Хэла.
— Я останусь здесь, — сообщил он хриплым голосом.
— Мы не имеем права потерять тебя. — Слова Рух прозвучали холодно и горько.
— Но ты не можешь ждать, пока я отдохну, за это время милиция поймает тебя, и случится это через час, если только ты перестанешь идти вперед. — Иаков говорил медленно, слегка задыхаясь, но твердо и отчетливо. — И было бы грешно создавать для Воинов Господа дополнительную обузу в виде бесполезного человека. Моя болезнь неизлечима. Моя болезнь — это мой возраст. Я мог бы идти еще немного — но зачем? Мое сердце возрадуется, если я умру здесь, встретившись с врагами Господа лицом к лицу и зная, что у меня еще достанет сил взять с собой не одного из них.
— Мы не можем пожертвовать тобой. — Голос Рух стал еще тверже и холоднее. — А если со мной что-нибудь случится? Не останется никого, кто смог бы меня заменить.
— Как же я тебя заменю, если уже не могу ни идти, ни воевать? Командиру отряда стыдно так плохо соображать, — ответил Иаков. — Каждый из нас — это не больше чем весенний цветок, который расцветает под Его взглядом лишь на один день. И если цветок умирает, другой занимает его место.
Тебе об этом известно, Рух, так всегда происходило и в отрядах, и среди тех, кто является поборником веры. Незаменимых не существует. Самое лучшее, что я теперь могу сделать, — это умереть вот так. Так почему ты должна жалеть или оплакивать меня? Тебе, как одной из Избранных, не следует делать ни того ни другого.
Рух стояла молча, не сводя с него взгляда.
— Подумай, — продолжал Иаков. — День кончается. Если я смогу задержать тех, кто нас преследует, хотя бы на час, то потом ночь наступит так скоро, что у них не останется иного выбора, кроме как ждать утра там, где они остановятся. А тем временем ты, зная, что они перестали за вами гнаться, можешь прямо сейчас изменить свой маршрут, и на следующее утро они пройдут по меньшей мере полдня, прежде чем сообразят, что потеряли ваш след. Таким образом ты выиграешь у них целый день, а при таком отрыве тебе, возможно, удастся сохранить отряд. Твой долг — не упустить шанс, посланный тебе Господом.
Рух продолжала стоять неподвижно. Молчание, наступившее после слов Иакова, все затягивалось; и вдруг Хэл понял, что из всех троих именно он должен нарушить его.
— Он прав, Рух, — сказал Хэл, чувствуя, как слова застревают у него в горле. — Отряд ждет тебя. Я помогу ему устроиться здесь поудобнее и потом догоню вас.
Рух медленно повернула голову и несколько секунд пристально смотрела на него. Потом опять перевела взгляд на Дитя Господа.
— Иаков... — начала она и умолкла. Сделав шаг к нему, она вдруг упала перед ним на колени. Он с трудом поднял руки, обнял ее и привлек к себе.
— Мы оба — люди Господа, и ты и я, — глядя на нее, заговорил он снова. — И для таких, как мы, все сущее в мире — это не более чем тени в клубах дыма, которые исчезают на глазах. Я расстанусь с тобой лишь ненадолго, ты ведь знаешь об этом. Мои дела здесь завершились, а твои продолжаются. И что тебе с того, если некоторое время ты, оглядываясь вокруг, не будешь меня видеть? У тебя есть отряд, который ты должна оберегать, есть геостанция, которую нужно разрушить, есть враги Господа, которые должны дрожать от страха, услышав твое имя. Подумай об этом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});