собственного достоинства, ты не будешь говорить: «Я тот-то и тот-то, работаю тем-то и тем-то». Устраиваясь на новую должность, следует представляться со всей серьезностью, не тратя много слов, рассчитывая на то, что тебе удастся возложить руку свою на плуг. Однако «человек без должности», l’homme de quelque part[202], тотчас начинает вызывать у всех подозрения.
Представим, что твой новый начальник занимается какими-то таинственными делами и его единственная цель – деньги. Сможешь ли ты, приложив все свои усилия, сразу же помочь ему достигнуть желаемого результата? Маловероятно, не правда ли? Но все же, несмотря ни на что, он требует, чтобы ты приносил доход. Ты, в свою очередь, желаешь узнать больше о его делах, но то, что он показывает или рассказывает, вызывает у тебя довольно стойкое отвращение.
И вскоре ты оказываешься «человеком без должности», а он говорит тебе: «Я больше в вас не нуждаюсь». Понимаешь, чем дальше, тем чаще ты становишься «человеком без должности». Куда бы ты ни отправился – в Англию или в Америку, – это везде станет мешать тебе, потому что ты везде будешь деревом, лишенным корней. А корни твои – в фирме «Гупиль и Ко», с которой ты связан с младых ногтей, в фирме «Гупиль и Ко», которая косвенно является причиной твоих расстроенных чувств, ведь ты с юных лет привык считать ее прекраснейшей, лучшей, величайшей на всем белом свете, в фирме «Гупиль и Ко», где, если ты вновь обратишься туда – чего я в свое время не сделал, не смог из-за того, что мое сердце было слишком переполнено чувствами, – отнесутся к тебе с презрением, сказав: «Ваши дела нас больше не касаются» или что-нибудь в этом роде. И вот человек оказывается лишенным корней, и мир отворачивается от него, говоря, что он сам стал причиной этого. Это факт – твое место больше не признает тебя. Я был слишком подавлен, чтобы противостоять этому, и не помню, чтобы когда-либо мог говорить об этом так откровенно, как сейчас с тобой. И я делаю это потому, что прочел в твоем письме: «Поведение этих господ чуть не вывело меня из себя, когда я разговаривал с ними на этой неделе» – и очень удивился, ибо полагал, что, хотя они вели себя так со мной, они никогда не осмелятся поступить так с тобой. Старина, ты знаешь, как обстоят мои дела, но если что-то делает тебя несчастным, не думай, что ты ОДИНОК. Это слишком тяжелая ноша, чтобы нести ее в одиночку, и я в какой-то мере понимаю, что она собой представляет. Итак, настаивай на своем и не позволяй чувству горечи взять верх: если эти господа пойдут на такой шаг, сохраняй достоинство и прими свою отставку только на тех условиях, которые гарантируют тебе новое трудоустройство. Они не стоят того, чтобы терять самообладание, не делай этого, даже если они будут тебя провоцировать. Я разозлился и ушел на все четыре стороны. Однако мое положение отличалось от твоего, я был одним из худших работников, а ты – один из лучших; и все же, боюсь, покинув фирму, ты тоже почувствуешь то, что я говорил о потере корней, поэтому сохраняй хладнокровие, умей постоять за себя и не дай им уволить себя без запасов на трудные времена, когда ты будешь вынужден начинать все заново. И помни, что, даже если ты лишишься устоявшихся связей и тебя постигнут неудачи, не стоит отчаиваться.
Даже в самом крайнем случае НЕ уезжай в Америку: там все будет так же, как и в Париже. Нет, если тебе захочется сказать: «Я скроюсь от всех», это должно вызвать у тебя подозрение. Со мной такое тоже бывало, надеюсь, ты этого избежишь. Но если все же нет, то, повторю, это должно вызвать у тебя подозрение; сохраняй полнейшее хладнокровие и сопротивляйся этому, скажи себе: «Это доказывает, что я уперся в стену. Стена воздвигнута, чтобы преграждать путь быкам, я тоже бык, но у меня есть разум, и это бычье упрямство я употреблю на то, чтобы стать художником». Иными словами, отойди прежде, чем разобьешь лоб о стену, вот и все. Я не утверждаю, что все будет именно так, и надеюсь, что ты все-таки не упрешься в стену. Но если предположить, что где-то в конце есть водоворот, который может выбросить тебя на острые скалы, думаю, лучше избежать этого, не так ли? Возможно, ты и сам знаешь о существовании таких скал, потому что уже вытащил меня из такого водоворота, когда я потерял всякую надежду выбраться из него и был уже не в силах сопротивляться.
Я имею в виду, что, отправляясь в плавание по этим водам, тебе следует выбирать широкий фарватер. Тебя начинает затягивать одно-единственное течение – я говорю только о тех вещах, в которых уверен, – то, где ты больше не являешься частью природы. Не покажется ли тебе странным то, что я осмелюсь тебе сказать далее? Немедленно, с самого начала, именно сейчас, а не позже поменяй курс так, чтобы восстановить связь с природой! Чем дольше ты будешь пребывать в разрыве с ней, тем больше будешь поддерживать своего (и моего) извечного врага – Нервозность. У меня гораздо больше опыта по части злых шуток, которые она может сыграть с тобой. Сейчас ты начинаешь входить в фарватер, который может вывести тебя из равновесия, ведь твоя связь с природой нарушена. Отнесись к этому спокойно, как к признаку отклонения от курса, и скажи: «Ах нет, пожалуйста, только не сюда». Старайся увлечься, заинтересоваться чем-то новым, поразмышляй, например, вот о чем: «В сущности, перспектива – наипростейшая вещь, а светотень – обычное, нехитрое дело». Это должно быть тем, что говорит само за себя, иначе не будет интересно. Попробуй таким образом вернуться к природе.
А теперь, дружище, просто поверь мне, что именно сейчас, пока я пишу эти строки, ко мне вернулось то ощущение, которое посетило меня много лет назад. Например, я вновь получаю удовольствие от ветряных мельниц и испытываю, особенно здесь, в Дренте, примерно те же чувства, что и тогда, когда впервые начал видеть прекрасное в искусстве. Ты, пожалуй, назовешь это нормальным состоянием, не так ли: видеть красивые вещи в природе, пребывать в достаточно спокойном расположении духа, чтобы нарисовать или написать их? И если предположить, что ты однажды упрешься в какую-нибудь стену, разве тебе не захочется прогуляться с тем, кто пребывает в таком же умиротворенном настроении, как я сейчас, чтобы отвлечься от тревожных мыслей именно тогда, когда из-за нервозности в них появляется нотка отчаяния? Ты остался прежним и, по сути, не изменился, но нервы начинают подводить тебя из-за постоянного перенапряжения. Так что береги их и не относись к этому легкомысленно, ведь они могут заставить тебя вспылить или совершить необдуманный шаг; впрочем, тебе самому кое-что известно об этом.
Тео, пойми меня правильно, сейчас ты оказываешь поддержку родителям, Вил, Мари и в особенности мне, и тебе кажется, что ради нас ты должен проявлять упорство, и, поверь, я чувствую, как ты переживаешь, – по крайней мере, я способен почувствовать многое из этого. Задумайся на минутку: к чему стремишься ты и чего желаем достичь мы все – папа, мама, Вил, Мари и я сам? Мы хотим остаться на плаву, при этом поступая правильно, мы все хотим в итоге занять достойное, а не скверное положение, не так ли? Мы все единодушно и искренне желаем этого, несмотря на все наши сходства и различия. Как мы все можем противостоять превратностям судьбы? Все, все без исключения должны смиренно трудиться и сохранять спокойствие. Разве я не прав, оценивая так положение дел в целом? Хорошо, с чем мы сейчас столкнулись? Мы столкнулись с бедой, которая, затронув тебя, коснется и всех нас. Ну и пусть. Что нам теперь делать? Прийти в растерянность? Не думаю, что мы склонны к этому, даже если при этом пострадают нервы в нашем теле или более тонкие, чем нервы, волокна сердца.
Nous sommes aujourd’hui ce que nous étions hier[203], даже если сверкают молнии и гремит гром. Способны ли мы хладнокровно все воспринимать? Это простой