— Отойди, — велел Траггис.
Райф послушался, и атаман, дернув за веревку, вытащил плиту из костра. Пламя тут же вспыхнуло с новой силой, перекрыв как вход, так и выход.
Атаман подошел к Райфу и обнюхал его, производя трубящие звуки своими деревянными ноздрями. Одет он был богато, но кое-как, точно Орвин Шенк на Дхунской ярмарке: главное, чтобы достаток был виден, а к лицу ли тебе это все, дело десятое. Райф узнал на нем одежду сразу нескольких кланов. Густо расшитый камзол — это Колодезь, в его узорах отражены все цвета и оттенки вереска. Двойной плащ, отороченный лебяжьими перьями, принадлежал раньше харкнесскому воину, заячьи штаны — работа черноградских женщин; они шьют такие каждое лето, когда в Клину полным-полно зайцев. Все прочее — сапоги тонкой выделки, пояс с металлическими накладками и полотняная рубашка, присобранная: на шее и рукавах — делалось в городе и Райфу не было знакомо.
— Не все орлийские плащи одинаковы, — сказал Траггис, пристально глядя на Райфа своими черными глазами. — Огнестойкостью обладают лишь немногие — те, что ткутся для вождей и их сыновей. Впрочем, ты и сам об этом знаешь.
Райф молча выдерживал его взгляд.
Атаман скривил в улыбке красивые губы и вдруг пропал. Увидев его на одном из стульев, Райф снова подивился быстроте его движений.
— Сколько тебе лет? — спросил Траггис.
— Этой зимой исполнилось восемнадцать.
— Когда именно?
Райф не хотел отвечать, поскольку сам толком не знал ответа.
— Недавно.
Последовавшее за этим молчание так затянулось, что Райф счел необходимым прервать его.
— Отец говорил, что я родился в Ночь Ягнят, в последний месяц зимы. Но мать, когда я еще был маленький, всегда праздновала мое рождение раньше, в Зимний Праздник.
Начав говорить, Райф тут же пожалел об этом. Он не касался этого предмета ни с кем, даже с Дреем, и всегда соблюдал день, назначенный Темом. Но даже четырехлетний ребенок способен что-то помнить, и Райф ясно помнил, как мать подарила ему игрушечную лодочку, чтобы пускать ее по Протоке. И было это в Зимний Праздник, потому что, когда его лодка плыла по ледяной струе, все клановые девушки были одеты в белое и пели, моля Каменную Богиню найти им суженых до Ночи Ягнят.
Траггис все так же не сводил с него глаз, и Райф чувствовал, что этот человек несет в себе угрозу, как натянутый лук.
— Трансворийцы говорят, что потерять глаз в бою — большая удача, ибо этот глаз отправляется на небо прежде тебя и посылает тебе видения иных миров. Сам я потерял нос и верю, что способен чуять ложь, если принюхаюсь как следует. — Атаман помолчал, следя, как отзовется на это Райф. — Сейчас я задам тебе один вопрос, и если ты солжешь мне, я тебя убью. Понял?
Райф кивнул. Он боялся Траггиса.
Атаман помолчал, выжидая. Его черные глаза не позволяли заглянуть ему в душу.
— Это касается орлийского плаща. Ты убил того, кто его носил?
Вопрос оказался таким неожиданным, что Райф не сразу сообразил, о чем речь. Глядя Траггису в глаза, он ответил:
— Нет.
Прошло время — Райф не знал сколько. Было тихо, и только воздух посвистывал в деревянном носу атамана. Затем Траггис переместился к стойке с оружием — опять в мгновение ока, словно владел секретом сокращения пространства.
— Откуда ж ты тогда его взял?
Райф надеялся, что испытанное им облегчение не слишком заметно.
— Снял с мертвеца. На пустошах западнее Орля мне попались пять мертвых тел, а я нуждался в одежде. — Гордиться тут было нечем, но Траггис требовал от него правды.
— Ты их узнал, этих мертвецов?
— Нет — понял только, что это орлийцы.
— Тогда ты удивишься, узнав, что один из них был внуком моего старого приятеля Спини Орля.
Райф опять угодил в ловушку.
Атаман взял со стойки длинный зачехленный нож.
— Выходит, ты не тот, за кого себя выдаешь, Райф Дюжина Зверей. Не белозимний воин и даже не орлиец.
— Нет.
Ответ Райфа удержал руку атамана, и нож остался в чехле.
— Линден Мади говорит, что ты черноградец. Это правда?
У корней волос Райфа проступил пот.
— Да.
В следующий миг Траггис оказался у него за спиной и приставил обнаженный клинок к его кадыку.
— И кого же ты защищаешь, скрывая это — себя или свой клан?
От прикосновения ножа Райф давился и ничего не понимал. Чего Траггису от него надо?
— Н-не знаю.
Нож ушел с той же быстротой, что и появился. Атаман отпустил Райфа, и он, взявшись за горло, качнулся вперед. Нащупав что-то мокрое, он вытер пальцы, не поглядев, кровь это или пот.
Траггис наблюдал за ним, прислонившись к стене. Клинок вернулся в ножны, и только черепаховая рукоять торчала наружу.
— Линден Мади говорит, ты поставил под удар всю дружину, позволив пастуху убежать.
— Он много чего говорит, да только не все из этого правда. Пастуха я связал и заткнул ему рот, так что никого предупредить он не мог.
Атаман слегка кивнул и спросил:
— А если б он оказался черноградцем?
Райфу вдруг понадобилось сесть, так измотал его разговор с Траггисом. Он будто всю ночь не спал, ожидая нашествия чудовищ. Не спрашивая позволения, он плюхнулся на ближний к нему стул.
— На это я не могу ответить.
— Придется отвечать. — Траггис отстранился от стены. — Здесь Ров, а не клановые земли, и ты теперь один из Увечных. Обратного пути для нас нет. Назад никто не возвращается. Мы можем этого желать, можем грезить об этом каждую ночь, и чувствовать во рту вкус теплых сливок, и ощущать, как щекочет ноги весенняя трава, но мы знаем, что это всего лишь сон. На каждом из нас клеймо, и никто не тоскует о том, что потерял.
Когда он договорил, по пещере прошла дрожь. Что-то сместилось в недрах земли с глубоким, рокочущим стоном, и из трещин вырвался газ, сделав зеленым пламя костра и жаровни. Со стен осыпалась пыль, и все затихло.
Траггис приподнял свой деревянный нос так, чтобы воздух мог проходить прямо в дыру на месте настоящего носа. Попробуй только отвернуться, говорил Райфу его взгляд. Пыль осела, и атаман вернул деревяшку обратно.
— Кое-кто скажет, что это гадючье гнездо, но я в нем король. Для тебя с твоим красивым плащом и клановой честью это, может, немногого стоит, а для меня это все. Человек может остаться здесь только с моего позволения, и вот что я скажу тебе, Дюжина Зверей: ты мне не по нраву. С луком ты, конечно, управляешься ловко, и у тебя дар всегда одерживать верх, но я-то вижу, что ты все еще предан своему клану.
Небольшие, хорошо вылепленные руки атамана шевельнулись, словно ему не терпелось пустить их в ход.
— Здесь многие меня ненавидят, и некоторые мнят, будто способны занять мое место. Меня это не пугает, я могу за себя постоять, а вот другие не всегда могут. Есть тут дураки, которые до сих пор доверяют людям, вроде Адди Гана, Мертворожденного и иже с ними. Им, пожалуй, вовсе не следовало сюда приходить — сидели бы лучше в своих круглых домах и в своих городах и терпели. Но они не захотели терпеть и пришли, и это сделало их моими. А тем, что мое, распоряжаюсь я один.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});