Читать интересную книгу Дорога в Омаху - Роберт Ладлэм

— Тебе отдан приказ, сержант Телячий Нос, и будь добр его выполнять! Это главное!

— Приказ-то меня и беспокоит, Большой Парень! Вечерняя заря вспыхнула и погасла. И теперь массивная, внушающая благоговение статуя Линкольна купалась в свете прожекторов, а молчаливые, загипнотизированные туристы сновали вокруг, чтобы выбрать наилучшую точку для обзора шедевра. Лишь одного, странного вида человека, казалось, ничто не занимало, кроме окутанной тенью травы под ногами. Вышагивая от мемориала строго по прямой линии, он поносил вполголоса зевак, встречавшихся на пути, и, поправляя рыжий парик, то и дело съезжавший ему на уши или на шею, задевал руками их животы и фотокамеры.

Винсенту Манджекавалло многое что было известно: не зря он родился и вырос в бруклинском «Mondo Italiano»[182].

Например, он знал, в каких случаях желательно приходить на место встречи заранее, задолго до условленного времени, чтобы не попасть неожиданно впросак. Главной проблемой в данный момент стало для Винни Бам-Бама расстояние от мемориала, которое надо было пройти по прямой. Он помнил число шагов, но что понимать под словом «шаг» — этого он не знал, фут ли это или ярд? Или еще что-то? Он припоминал рассказы о доброй старой Сицилии. У дуэлянтов в руках были в те времена ружья «лупо». Противники находились друг от друга на дистанции, промеренной шагами, и, когда они начинали сближаться, каждый их шаг — длинный ли или короткий — фиксировался секундантом и сопровождался порой барабанным боем. Правда, по окончании поединка правильность отсчета шагов уже никого не интересовала, потому что тот, кто сплутовал, выходил победителем... Однако он — в Америке. И отсчитывать шаги здесь надлежало исключительно точно, как требовали того справедливость и честь. Но возможно ли это в ночное-то время и к тому же продираясь сквозь толпу?

Досчитав до шестидесяти трех, Винни Бам-Бам врезался в каких-то клоунов, сбивших парик ему на глаза. А когда он поправил его, то оказалось, что не помнит, сколько шагов он проделал уже. В итоге пришлось снова вернуться к ступенькам мемориала и все начинать заново! Лишь на шестой попытке отмерил он положенное число шагов по прямой и направо и уперся в огромное дерево с прикрепленной к стволу медной пластинкой, на которой были выгравированы имя президента, посадившего его, и дата этого чудодейства. Сам по себе этот представитель растительного мира оставил Бам-Бама равнодушным, но ствол был опоясан круглой скамьей, что было уже неплохо: если бы он присел на нее, то, возможно, этот безумный генерал, с которым ему предстояло встретиться на предмет обмена информацией, и не сумел бы разглядеть во мраке его лица.

Однако Винсент счел все же более благоразумным удалиться от дерева и, укрывшись в тени, дождаться субъекта, знавшего, сколько должно было их быть, этих чертовых шагов. Не исключено, что высокий старый шут явится сюда в головном уборе из перьев.

* * *

Заметив слонявшуюся в условленном месте тучную фигуру, генерал Этелред Броукмайкл, прибывший на встречу в полном военном обмундировании, был несказанно удивлен. Он не только никогда не любил Маккензи Хаукинза, но, наоборот, испытывал к нему чувство неприязни, поскольку Мак дружил с презренным Хизелтайном. Данное обстоятельство, однако, не мешало Броуки всегда с уважением относиться к крепкой солдатской закваске Хаука. Теперь же многолетнее молчаливое восхищение было поставлено под вопрос. То, что наблюдал он сейчас, иначе, как гротеском, не назовешь. Хаукинз видом своим напоминал комедийного персонажа отправляющегося на тайную сходку. Под то ли одолженный, то ли купленный пиджак, явно рассчитанный на человека полного, он натянул что-то для солидности и, чтобы казаться ниже, шагал на полусогнутых, словно обезьяна: ни дать ни взять хрюкающая горилла, снующая взад-вперед напротив памятника Линкольну в поисках ягод в кустарнике. Столь противоестественное зрелище невольно вызвало отвращение у творца «смертоносной шестерки».

Броуки Второй не мог ошибиться: на Хауке был тот же дурацкий парик, только здесь, в теплой, влажной вашингтонской ночи, он все время падал Маку на глаза. По-видимому, тот друг никогда не слышал о жидком клее, о котором должен знать каждый, имеющий дело с театром. Вот он, еще один обитатель Любительвилла — Города Дилетантов — Маккензи Хаукинз, новичок из новичков.

Парик у Броуки, по странному совпадению такой же рыжий, как и Хаука, хотя и с каштановым отливом, удерживался на месте с помощью клейкой ленты Макса Фэктора. Телесного, или, на театральном языке, приглушенного янтарного цвета, она была неразличима при неясном свете.

На то чтобы загримироваться столь профессионально, как это сделал он, Броукмайкл, следует потратить целый день! И, преисполненный сей горделивой мысли, бригадный генерал решил, что пора уже и удивить Хаука, занявшего к тому времени наблюдательный пост под развесистым японским кленом в тридцати с чем-то футах от обусловленного места встречи. Броуки Второй был возбужден: сейчас он отплатит Маку за то, что тот сделал из него идиота в Форт-Беннинге!

Описывая широкий круг в отсвете нацеленных на мемориал прожекторов, Броукмайкл нетерпеливо прокладывал свой путь сквозь толпу. Встречавшиеся ему время от времени такие же, как и он, облаченные в форму служаки тотчас вскидывали руки в знак уважения к его рангу.

Обходя клен с восточного фланга, Броуки размышлял, почему Хаук настаивал на том, чтобы он явился на тайную встречу в генеральском мундире. Сколько бы ни спрашивал он об этом Мака, в ответ слышал одно и то же: «Сделай так, как тебе говорят, и все! Надень свои чертовы медали, все до единой! Помни, наш с тобой разговор в Беннинге записан на пленку. На мою пленку!»

Приблизившись к клену, Броуки Второй подкрался к глупцу дилетанту. Бывший солдат, сделавший совсем недавно из него идиота, внимательно вглядывался в то место, где была назначена встреча. Вел он себя по-дурацки! Вместо того чтобы выпрямиться, что увеличило бы ему обзор, этот идиот продолжал горбиться и подгибать колени, пряча неловко свою кургузую, приземистую фигуру в маскарадном костюме в плотной тени разлапистого клена. Все тот же Любительвилл!

— Вы кого-то ждете? — спросил Броуки спокойно.

— Какого черта?! — взорвался загримированный субъект и с такой силой завертел головой, что его рыжий парик съехал налево на девяносто градусов и прикрыл бакенбардами лоб. — Ах, это вы? Конечно, вы, коль здесь столько разных медяшек!

— Теперь ты можешь подняться во весь рост, Мак.

— Подняться? Во весь рост?

— Послушай, в таком мраке все равно нас никто не увидит: я с трудом различаю даже свои ноги, хотя, признаюсь, твой дурацкий рыжий парик издали разглядел. По-моему, он у тебя повернут задом наперед.

— Да, но и ваш не в образцовом порядке, солдат! — произнес тип в гражданском, поправляя накладные волосы. — Многие доны старшего возраста, облысев, носят эти парики, приклеивая их лентой Макса Фэктора, которая помогает им заодно убрать со лба лишние морщины. Но ее сразу видно, хотя мы обычно об этом не упоминаем.

— Что ты хочешь сказать этим «сразу видно»? Разве можно различить ее в такой темноте?

— Конечно, дубина стоеросовая: ведь от этой ленты отражается свет.

— О'кей, о'кей. Мак! А теперь встань, чтобы мы могли поговорить.

— Не пойму, что вам надо, если вы на пару дюймов выше меня. Может, мне отправиться в город за парой башмаков на толстой подошве? Или ходулями обзавестись? Что это с вами?

— Ты хочешь сказать, что... — Броуки Второй, наклонившись, подался вперед. — Так вы не Хаукинз!

— Заткнитесь, приятель! — крикнул Манджекавалло. — И вы ведь тоже не Хаукинз! Я видел его фотографии.

— Но кто же вы?

— А вы кто, черт бы вас побрал?

— Я пришел на встречу с Хауком. Он придет вон туда! — Броукмайкл указал на дерево с медной табличкой.

— Я тоже должен встретиться с ним!

— На вас рыжий парик!

— Как и на вас!

— Он носил такой же в Беннинге!

— А я свой купил в Майами-Бич...

— Я же взял парик из реквизитов своей группы.

— Вам тоже нравится рыбная ловля?

— О чем это вы?

— А вы о чем?

— Минутку! — Глаза Броукмайкла были прикованы к знаменитому дереву. — Смотрите! Вон туда! Ну как, видите его?

— Кого? Того тощего священника в черном костюме и белом воротничке, который что-то разнюхивает, словно доберман перед тем, как задрать ногу?

— Да, его!

— Ну и что? Может, он хочет посидеть на скамеечке... Там много разных типов бродит...

— Так-то оно так, — молвил Броуки Второй, наблюдая из своего укрытия под кленом, как церковнослужитель, омываемый светом прожекторов, двинулся к западу. — Нет, вы только взгляните!.. Ну что, заметили?

— Воротничок, костюм и то, что у него рыжие волосы? А дальше что?

— Любительвилл! — вынес вердикт создатель «смертоносной шестерки». — У него не свои волосы, а парик к тому же, как и ваш, сделан прескверно: на затылке — слишком длинный, на висках слишком широкий... Странно, но, мне кажется, я вспоминаю, что уже видел где-то этого субъекта.