– Хотите любопытное? – И, не дождавшись ответа, покосился на проекцию. – Когда вы начали зажимать нас в угол, мы тоже запросили связь – со своими, естественно. Результат сказать или так угадаете?
Моди негромко хлопнул в ладоши и засмеялся, тоже тихонько и себе под нос. Ла Лоба выдохнула через стиснутые зубы:
– Совпадение…
– Сомневаюсь, – мягко парировал лоцман. Он порылся в базе данных и повесил в проекторе рядом с одним кораблем второй. – Если кто-то задумал пересобрать лоцманов под собственные нужды, почему бы ему не обновить и флот?
Очень медленно поднявшись, Сперанца Виго так же неспешно обошла вокруг стола. Увеличила часть изображения, другую. Совместила, развела в стороны. Сделала еще один виток – подобно газовому гиганту на дальней орбите. Села и уронила лицо в ладони.
– Ты был неправ, Бернар. Тот Schwanz[118] – нас на нем не просто провернули. Нас порвали, словно putas en el burdel[119]. По самые гланды, начиная с ягодиц…
Перебивать не решился никто. Помолчав, Ла Лоба подняла острый, сощуренный взгляд.
– Ты сказал: «пересобрать лоцманов». Звучит не как гипотеза, а как факт. У твоих разведчиков тоже нашлись сведения?
– Косвенные, – признался Саймон. – Но сходится многое. Некий проект есть. Он разрабатывается тайно, но ГА ООН частично замешана. Проект направлен против Семей, а детали… Увы, о деталях – пока в мечтах. И это в-третьих.
– Shimaimashita[120], – прошептала женщина. – Знаешь, зачем я затеяла все это, Саймон Фишер? Фогельзанг, альянс с Автономиями, акции с подавителями? Я просто устала от того, что каждый, абсолютно каждый в моей прошлой жизни пытался сыграть меня втемную. Решила начать все заново, где лишь сама определяла бы, что и как делаю. Лишь сама выбирала бы, на чью сторону вступаю и зачем. Довыбиралась, bête[121]!
То, что сейчас собирался проделать лоцман, могло оказаться не самым этичным поступком в его истории. Он уже успел усвоить: этика и целесообразность подчас тянут в разные стороны. Но если выбрать целесообразность, на результат почему-то мало кто жалуется. «Справедливость и милосердие» с древнего лозунга доминиканцев оставались разными сторонами одной и той же монеты, которой полагалось платить в древней, как само человечество, игре. И Саймон прямо сейчас планировал сделать ход.
Он подался вперед, стараясь при этом не протягивать руки навстречу. Жест не должны были счесть снисходительным предложением помощи. Ведь Ла Лоба не из тех людей, которые нуждаются в поддержке. По крайней мере, в этом они себя убеждают, делая сцепленные зубы и жесткий позвоночник собственным кредо.
– Нет ничего дурного в неверном выборе, – тон снова пришлось корректировать, подбирая ноты, словно снимая на слух сложнейшую скрипичную партию. – И в игре против сильного противника нет унижения, даже в поражении. Да, вас поимели. Сильно подозреваю, что официальные Новые Автономии тоже сейчас в тени будущего удара. Когда Семьи поставят к стенке, а на их место придут исполнительные андроиды, я почти уверен, весь проект независимых колоний свернут. Возможно, тихо и невнятно заметут под шкаф, как истлевший медиаповод. Возможно, высадят десант с тех самых новых кораблей, если кто-то станет упрямиться.
С каждым словом лидер Фогельзанга белела, сливаясь лицом со стеной. Лишь темный ежик волос и черная майка не давали ей раствориться, растаять в воздухе совсем, стать призраком былой Ла Лобы. Моди молчал. Он только переводил взгляд с капитанши на лоцмана и обратно. Мысли его сидели в засаде под извечной улыбчивой маской.
И тогда Саймон встал, громко хлопнув ладонями по столу:
– А я скажу, хрен там! Может, я не пылаю любовью к Профсоюзу. Может, я не самый почтительный из детей своего отца и уж точно не самый амбициозный. Но я не дам навесить на лоцманов новые юденштерны и загнать в лаборатории, в лагеря, в Gaskammern[122] или в черные дыры! История Абрахама Фишера произошла в нашей Семье, мы крепко усвоили урок, и кто бы там ни взялся новой рукой за старый скальпель, он совершил большую ошибку!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Теперь лицо напротив стремительно наполнялось живыми красками. Ла Лоба покачнулась на табурете, сама наклонилась ближе, приоткрыла губы. Не давая родиться сомнениям, стараясь не утратить набранный темп, Саймон рубанул воздух:
– Наше знакомство тоже началось с ошибок. С обиды, со злости… С утраты. И мне кажется, все эти казусы срежиссировала одна рука. Игрок, разводивший нас по углам, очень не хотел, чтобы мы встретились вне ринга. Но мы встретились. И есть стойкое ощущение, что мы нужны друг другу. Мы: Фогельзанг и Семьи. Автономии и Профсоюз.
Прикрыв рот, Сперанца Виго откинулась к стенке, насколько это позволяла поза. Дышала она медленно, глаза искрились, ноздри подергивались, как у хищника, идущего по следу. Пока капитанша молчала, слово осторожно подобрал Моди:
– Я обычно не сомневаюсь в добытых данных. Чтобы стать ценным товаром в моих руках, информации приходится пройти отбор. Жесткий отбор, господин Фишер.
– Я верю, господин Джахо Ба, – скрестил руки на груди Саймон. – Но?..
– Но. Вы верно уловили, – тонкий профиль качнулся вниз-вверх. – Слишком уж это все… Нет, совпадения, стечения, ракурсы… – Он пошевелил пальцами. – Но. Не верю, что говорю это: нам нужна проверка.
– Бернар знает дело, – негромко вступила Ла Лоба. – Проверка действительно не помешает. Если еще один источник подтвердит, что кто-то собрался клонировать лоцманов, я первая протяну руку Соломону Фишеру. Он же сейчас рулит в Профсоюзе, верно?
– Скажем так, к отцу прислушиваются, – дернул Саймон подбородком и в очередной раз поскреб на нем щетину. – Но насчет проверки мысль верная. Есть у меня пара идей…
– Разведчиков, прости, не отпущу, – улыбнулась капитанша. – Мы и так их помяли, половина оснастки в хлам. Нет, что-то наскребем… Но парням регенерировать еще два, а то и три дня. Пусть ты их новый командир, но они в моем лазарете.
– Согласен, – не смутился лоцман. Затем выразительно провел рукой по животу. – Хотя идеи были о другом. А пока я бы перекусил – пустой желудок изобретает только способы насыщения, подумать же предстоит крепко.
– Да, конечно. – Ла Лоба снова улыбнулась, а потом, словно что-то вспомнив, щелкнула пальцами. – И раз уж мы работаем в одной команде…
Она чуть склонилась над столом, поведя ладонью.
– Ахмед, как там твоя игрушка? Сколько? Отлично, выходим на системный радиус. Ладно, молодец, но пока вырубай. Да, верно: подавитель можно отключать. Наш гость теперь с нами, пусть и остальные передохнут. Отбой.
«Отбой…»
В этот момент на Саймона упал целый мир. Люди в каюте и в коридоре, сам корабль, планета, на которой тот лежал, спутник – два спутника, разные массы, разные углы склонения! – ближняя звезда, прочие тела системы, облако Оорта… Давно забытый, навсегда утраченный, оплаканный и отпущенный зов пел слитным хором. Он заполнял разум, он проникал в самую суть и придавал жизни смысл…
Придя в себя и почувствовав, что его держат под локти, Саймон покраснел. Видимо, ноги отказались держать, а табурет остался дальше, чем Ла Лоба и влетевшая в комнату Магда. Вид у капитанши оказался смущенный и встревоженный.
– Diable[123], если б я знала… Плохо?
– Нет, – запрокинув голову, лоцман глотал слезы. – Нет, хорошо. Даже представить не можешь насколько.
Глава 14
Саймон любил море. И потому что море означало дядю Анджея с его яхтой, а значит, с маленьким кусочком свободы и новым уроком самопознания; и потому что оно напоминало ему космос, как бы банально это ни звучало, со своими далями и глубинами, вибрациями и зовом. И потому что, в отличие от космоса, море дышало жизнью, соленой, мокрой и жаркой. Совсем как слезы.