с тобой всю ночь на этих огромных каблуках. Я пошла спать. 
И она действительно подалась к дому. Он поплёлся за ней.
 — Как тебе спалось после вчерашнего? — смиренно спрашивал он на ходу.
 — Плоховато.
 — Почему?
 — Любопытный какой! Это мой секрет.
 — Да. Я забыл: ты же врушка и злючка.
 — Я могу напомнить тебе, кто ты.
 — Нет. Не надо. Я и сам знаю.
 Настроение у него было пасмурным.
 — Я сегодня чуть не упал, когда увидел тебя в этом платье. Все слова плохие вспомнил, какие знаю. Нельзя было переодеться в гримёрке?
 — На «Александре» условия не очень. А я так и поняла, что ты следил за мной.
 — Ты меня заметила?
 — Нет. Только в казино. Жаль, что пришлось тебя травмировать, тем более толку чуть, ты такой непослушный. Я же тебя предупреждала и велела больше не приходить.
 Он открыл перед ней дверь в подъезд. Они потянулись друг за другом по лестнице.
 — Я не мог, — тихо говорил он ей, — я слишком сильно хочу тебя.
 — А через «не могу» не пробовал? — выговаривала она почти шёпотом.
 — Слишком сильно, — повторил он. Она его совсем не знает. Он привык идти напролом. Но только не наперекор себе.
 — Кем ты хочешь стать? — спросила Лиза, тяжело дыша, но шагая. Её нога то и дело выныривала из платья, гипнотизируя Пашку.
 — Моряком.
 — Тебе придётся трудно. Ты слишком непослушный и своевольный.
 — Зато я смогу переупрямить шторм.
 — Шторм — это исключение. А как же каждый божий нудный день? Режим? Полное подчинение капитану? И всё время вода, вода, вода… И никаких женщин!
 Она говорила так, словно отходила в море много лет. Он рассмеялся.
 — Ты такая забавная!
 — Да уж! Куда забавнее?
 Лиза отперла дверь заранее приготовленным ключом. Вошла. Он — за ней и тут же прикрыл за собой дверь, прижавшись спиной к шероховатому дерматину.
 — Ц-ц-ц! — Она прижала руку к его рту. — Ты очень расшумелся.
 Он схватил её за талию, резко развернулся с ней, одновременно поворачивая к себе спиной, и довольно жёстко прислонил к входной двери телом и лицом.
 — Так я сегодня ударился по твоей прихоти, когда ты натравила на меня этого хорька, — прошипел он ей в затылок, наваливаясь на неё всем телом.
 Она задрожала от смеха:
 — Кого? Хорька?
 — Тише. Ты очень расшумелась.
 Он припал поцелуями к её шее, и она утратила весёлость, отдавшись чувственности.
 — Это моё любимое место. — Он перемежал слова поцелуями. — Это из-за него я здесь. — Стянул с неё пончо и бросил на пол. — А это платье я ненавижу! — Он расстегнул молнию и стянул его по гладким белым плечам до локтей по очереди с каждой стороны. — Ты в нём, словно в упаковке на продажу.
 — Так и есть, милый, — прошептала она, — так и есть.
 Он гладил ей спину. Она была покорной и выгибалась под его рукой точно кошка. Пашка развернул Лизу лицом к себе. Она по-доброму улыбнулась ему.
 — Ты хочешь взять меня опять в коридоре на полу?
 — Мне всё равно где.
 Он поцеловал её в губы.
 — Ты необычно целуешься.
 — Ещё я ненавижу вот это. — Он взял её за голову руками и потёр большими пальцами её веки. — Через пять лет я буду уже вполне взрослым!
 — Тише… тише… — она погладила его по растрёпанным волосам. — Через пять лет мне будет уже тридцать.
 — Мне плевать.
 Он развернул её спиной к себе и начал медленно выбирать шпильки из волос, аккуратно разрушая причёску. Бросив на пол последнюю шпильку, он уткнулся носом в светлую копну, втягивая ноздрями аромат. Они пахли зелёным чаем, сигаретным дымом, дорогой машиной.
 Он повернул её лицом и задумчиво с грустью сказал:
 — Сегодня я тебя брошу. Я хочу тебя трахнуть и бросить.
 — Что ж, валяй. Надо было сделать так ещё вчера.
 — Вчера я не смог. А сегодня я очень-очень постараюсь тебя бросить.
 — Перестань повторять. В конце концов, мне это не совсем приятно слышать.
 — А что тебе приятно слышать?
 Он взялся ласкать её грудь.
 — Ну… Какая я потрясающая… — Голос её захлёбывался. — Как хорошо я пою…
 — О да! — замер он на секунду. — Поёшь потрясно!
 — Что я злючка и врушка… А!
 Он упал перед ней на колени и снял одну за другой туфли.
 — Спасибо. А то ноги невозможно затекли. Весь вечер на каблуках.
 Он гладил и массировал её распухшие промятые туфлями ноги.
 — Продолжай. — Он хотел слышать драгоценный голос.
 — Мне приятно знать и слышать, что меня любят… Ай!
 Он, подняв гармошкой подол платья, больно укусил её за бедро, она тут же стукнула его по спине.
 — Ну зачем? — жалобно спросила она, повысив голос.
 — Хочу оставить на тебе побольше следов, чтобы ты долго помнила, что была моей.
 — А давай посмотрим, пройдёшь ли ты медицинскую комиссию во флот, если я тебя всего искусаю?
 — Нет. Я тебя по-любому никогда не забуду.
 — Думаешь, я тебя забуду? Ой!
 Он снова её укусил.
 — Хочу, чтобы ты больше никому-никому не досталась.
 Она хлестнула его по щеке и оттолкнула. Затем пошла в комнату, подтягивая на ходу платье и бросая:
 — Дрянной мальчишка! Очень много о себе возомнил.
 Тогда Пашка вскочил, догнал её в два прыжка и так рванул сзади за платье, что оно с треском превратилось в халат. Она обернулась, но не успела ни возмутиться, ни отчитать его, так как тут же оказалась поваленной на пол под ним, поспешно стягивающим штаны и раздвигающим ей ноги. Он вонзился плотью в её плоть со всем молодецким рвением. Несколько раз она ударила его по спине, но поняла, что это бесполезно, и отдалась всецело его воле.
 Потом они лежали на полу; потом