Читать интересную книгу Вторая мировая война. Ад на земле - Макс Хейстингс

Осенью 1942 г. Черчилль со страстным нетерпением ожидал момента, когда британская армия перейдет в атаку, ведь как только осуществится задуманная операция Torch, все дальнейшие успехи и славу англичанам придется делить с американцами. На Александера и Монтгомери сильно давили из Лондона, однако хитрый командующий – тоже лис – упорно придерживался собственного графика. Холодный, резкий, профессиональный солдат, Монти твердо намеревался придать этой операции порядок и дисциплину, которых до сих пор действиям британских войск явно недоставало. Его нередко называют (и не совсем несправедливо) хорошим военачальником в духе Первой мировой войны: комфортнее всего он чувствовал себя, ограничиваясь конкретными четкими операциями. И он сумел овладеть положением за три месяца: с августа по октябрь 1942 г. он поразительным образом вдохнул в измочаленные пустыней войска новую уверенность. К тому же англичане получили подкрепление, и теперь перевес сил был на их стороне: 195 000 человек в составе Восьмой армии противостояли 104 000 немцев и итальянцев; против 489 танков англичане выставили 1029, у них было 750 самолетов, а у противника 675, наконец, англичане располагали гораздо большим количеством артиллерийских орудий.

Кит Дуглас, пробиравшийся через тылы Восьмой армии по пути в свой полк бронемашин, с восхищением наблюдал за тем, как люди и машины собираются в песках пустыни, готовясь к бою: «Грузовики, словно корабли, раздвигают носами гребни песка, поднимаясь и опускаясь вместе с ними. Облака пыли полностью скрывают из виду колеса, бесконечный поток машин раздробил песок в тончайшую пыль, субстанцию почти жидкую и липкую на ощупь, люди проваливаются в нее по колено. Лица покрыты белой маской из пыли, если не надеть очки, то внутри этой маски будут по-клоунски сверкать глаза».

По другую сторону горного хребта примерно в таком же ландшафте расположилась армия Роммеля, однако там настроение было гораздо сумрачнее. Основной контингент составляли не немцы, а итальянцы, и Витторио Валличелла убедительно передает охватившее его соотечественников отчаяние: «Мы торчим на бесплодной равнине Эль-Аламейна, усталые, голодные, без воды, грязные, нас заедают вши. Наш великий вождь [Муссолини] находится в 660 км от фронта и ярится, потому что мы не сумели отворить перед ним ворота Александрии…10 16 месяцев мы ведем такую жизнь, обходимся фляжкой воды (и то, если повезет), отданы на съедение блохам и вшам. Остается лишь надеяться, что упадет бомба и положит конец страданиям»11. Он упоминает самоубийство товарища – семнадцатое в его подразделении начиная с марта 1941 г. Английские ВВС бомбили без передышки. В один из таких налетов товарищи Валличеллы, не подумав, спрятались под грузовиком, и угодивший в машину снаряд прикончил их всех. Мечтавший о бомбе, которая положила бы конец его страданиям, Валличелла был всего лишь оглушен, несколько часов отсыпался в немецком полевом госпитале, а затем его снова отправили на передовую.

Система снабжения итальянской армии рухнула, итальянцы теперь полностью зависели от щедрости немцев. Африканский корпус выражал неудовольствие попрошайничеством «итальяшек», и пришлось Валличелле и его друзьям учиться искусству arrangiarsi, что в приблизительном переводе означает «выкручивайся, как знаешь»12. «Что с нами будет? – размышлял этот солдат. – Как можно сражаться вдалеке от баз, не имея никакой защиты от бомбежек? Не проходит и недели, чтобы колонну снабжения не обстреляли из пулеметов и не уничтожили вконец. Недостает воды, еды, оружия; боевой дух на нуле»13. Многие итальянцы питались только консервами. Через неделю такой жизни Валличелла писал: «Терпение лопается. Поставки и всегда были негодные, теперь их просто нет»14. Вместе с товарищами он рыскал по полю боя, мародерствовал, добывал еду и воду, сливал остатки топлива из бензобаков подбитых машин. Потери в его полку были чудовищные: «Наши молодые люди, при поддержке всего лишь минометов и нескольких пулеметов, вписали свою страницу в историю. Сотни юношей погибли за власть, которая не в состоянии хотя бы обеспечить их оружием для боя».

Тем временем на английской стороне, когда уже завязались бои за Эль-Аламейн, лейтенант Норман Крэг раздумывал о призвании молодого офицера: «Перед атакой страх охватывает всех. Расхожее мнение, будто существует два типа солдат – чувствительные, которые жестоко страдают, и лишенные воображения, которые преспокойно идут в бой, – обманчиво. Всем одинаково страшно, ведь особого воображения не требуется для того, чтобы предвидеть вероятность собственной гибели или увечья. Разве что кому-то лучше удается прятать свой страх. Офицеры не имеют права выражать свои чувства столь же открыто, как рядовые, им приходится притворяться. В большом сражении младший офицер никак не может управлять судьбой своего подразделения – все в руках богов. Роль офицера сугубо театральная, он обязан изображать бодрость и оптимизм, дабы сохранить иллюзию нормальности, будто бы ничего странного нет в тех ужасных делах, которые приходится совершать в бою. Только таким образом он может смягчить напряжение, заглушить панику и убедить своих солдат, что в конечном счете все обойдется. Про себя я дивился, как это они всем скопом не обратятся в бегство. Люди ворчали, смотрели угрюмо, но более ничего. Сержанты, видимо, говорили себе: “Раз офицер держится, придется и нам держаться, черт побери”. Рядовые смотрели на сержантов и говорили себе: “Пойдем, куда поведут нас проклятущие сержанты”. Тем и держится армия»15.

23 октября Монтгомери начал операцию Lightfoot, первую фазу второй битвы за Эль-Аламейн. Сражение продлилось 12 дней, а началось оно с тотальной бомбардировки. Витторио Валличелла болтал со знакомыми немцами, попивая трофейный чай, когда на головы им посыпались английские снаряды. «Я пережил немало налетов, но бомбардировки такой мощи нам не доводилось видеть. Задыхаясь в ядовитом дыму взрывов, мы смотрели, как языки пламени скачут по пустыне»16. Валличелла заполз в окоп к водителям, в компании других бедолаг все-таки было не так страшно. «Вместе мы справлялись со страхом». Ему запомнился инцидент, едва ли возможный в какой-либо другой армии, кроме войска Муссолини. Лейтенант приказал водителю складывать трупы в грузовик и везти их на временное кладбище возле полевого госпиталя. Солдат отказался. Офицер пригрозил ему пистолетом. В этот момент подъехал полковник, резко осадил лейтенанта и вырвал оружие из его рук. Обиженный молодой человек ударился в слезы. Валличелла с товарищами отвезли трупы в полевой госпиталь, там санитарки помогли им разгрузить тела, сказав солдатам, что в последние дни главная их работа заключалась в том, чтобы хоронить мертвецов в братских могилах, и даже бульдозеры для этой печальной работы приходилось одалживать у немцев.

С неделю войска оси отбивали атаки англичан. Черчилль в Лондоне уже дымился от ярости. Лейтенант Винченцо Формика описывает вспышку ликования в своем подразделении 1 ноября, когда итальянцам показалось, будто британцы готовы отказаться от попыток прорыва. Их осчастливило известие о больших потерях, якобы нанесенных немецкими танками бронемашинам Монтгомери. «Офицеры и солдаты, выдержавшие этот бой, месяцами страдавшие в египетской пустыни от жары в самое засушливое время года, убедились, что их страдания и самопожертвования окупаются бесценной наградой, вожделенной для каждого воина: победой. Мы готовились перейти в контрнаступление. У всех на устах лозунг: “Рождество в Александрии!”»17

Но через сутки ситуация резко изменилась. Впоследствии Монтгомери будет утверждать, что битва за Аламейн была проведена в строгом соответствии с первоначальным планом, хотя на самом деле ему пришлось сместить угол атаки к северу, но в целом преобладание Восьмой армии на поле боя уже не вызывало сомнений. Войска оси были измотаны, остро ощущался недостаток топлива, новые потери лишали армию последних ресурсов. «Все наши иллюзии рухнули в одну ночь, 2 ноября»18, – писал лейтенант Формика. Они двинулись в путь вслед за танковой колонной, но вскоре выяснилось, что колонну никто не направляет. Наконец откуда-то вывернулся полковник, и сам повел солдат в то место, где сосредотачивалась дивизия «Ариэте». «Мне стало ясно, что за ночь ситуация изменилась не в нашу пользу. Длинные колонны машин из разных полков и даже разных дивизий двигались хаотично, а не как организованные подразделения, направляющиеся к определенной цели. Условия для сражения самые неподходящие: плохая видимость, машины застревали в песке, сталкивались. С высоты грузовика я оглядел притихших, измученных пехотинцев. Порой мелькали перья берсальеров, на которых тяжким грузом обрушились песок и слава».

Роммель, вернувшийся на поле боя из отпуска по болезни, сообщил в Берлин, что он планирует широкомасштабное отступление, – это сообщение также было перехвачено и расшифровано Ultra. Британия ликовала. К 4 ноября Восьмая армия уже продвигалась по открытой местности через пустыню, преследуя спасавшиеся бегством войска оси. В тот день Формика писал: «Мы отступаем, мимо проезжают машины всех видов, беспорядочно везут бледных, понурых солдат и офицеров. Я попытался их расспросить и услышал, что враги прорвали нашу оборону. Это казалось немыслимым. Но тут батальонный сказал мне: “Смотри! Вон английские танки!” И я увидел врагов: их танки продвигались тихо, украдкой, словно коварные и хищные звери, полускрытые утренней дымкой»19.