взгляд, механизм бы несложным — обычный дистанционный взрыватель, такие ему уже попадались: не в Сталинграде, там было попроще. А вот в Берлине такого добра хватало — немцы заминировали мосты, которые следовало взорвать, чтобы замедлить продвижение Красной Армии к центру города, однако далеко не все приказы на подрыв были исполнены, так после окончания боев пришлось обезвреживать фугасы.
— Главное — без сюрпризов, — тихо сказал капитан, как следует осмотрев взрыватель, — давай-ка мы тебя вытащим…
Минут через двадцать капитан вышел из башни, держа взрыватель. Обезвреженный фугас, начиненный ста пятьюдесятью килограммами взрывчатки, теперь следовало извлечь из нижнего яруса и увезти на полигон, где его утилизируют. Капитан отдал взрыватель, сел на скамейку и закурил — небольшой отдых, а потом следующий объект — Боровицкая башня, совсем рядом. Григорьев мысленно усмехнулся — никогда до этого он не был в московском Кремле, и вот такой случай! Вряд ли обычные посетители смогут пройтись по подвалам кремлевских башен.
— Как прошло, капитан?
Это был полковник Савин, командир саперного батальона. Григорьев вскочил для доклада, но полковник скомандовал вольно и сам сел на скамейку.
— Ничего сложного, товарищ полковник. Фугасы здоровые, но взрыватели обычные, мне такие знакомы. Но это здесь, а что там, — капитан кивнул на Боровицкую, — пока не знаю, не видел.
— Хорошо, — сказал полковник, — если там и в других башнях такие же заряды, сколько времени займет разминирование?
— Если еще ребят подключить, к вечеру точно управимся, — прикинул Григорьев, — правда, фугасы надо еще вывезти…
— Это уже не твоя забота, капитан, — заверил его Савин, — если все сделаешь, представлю к ордену, — добавил полковник, — и остальные бойцы без наград не останутся.
— Служу Советскому Союзу, — ответил капитан, — разрешите выполнять?
— Уже отдохнул? Не спеши, сам знаешь, спешка — главный враг сапера.
— Обижаете, товарищ полковник…
— Ладно, иди, если готов, — отпустил его Савин, — я тебе верю…
Донесение о разминировании Кремля Берия получил к вечеру и сразу связался со Сталиным. Выслушав наркома, после недолгой паузы вождь сказал:
— Значит, немцы не обманули.
— Не обманули, товарищ Сталин.
За долгие годы общения с вождем нарком усвоил, что повторение фраз, сказанных Сталиным, помогает наладить общение с ним. Такое повторение было типичным для вождя — чтобы лучше донести свою мысль, он использовал этот прием и в речах, и в письменных работах.
После еще одной, более долгой паузы, Сталин спросил:
— Что же нам делать с генералом, Лаврентий, а? Как ты думаешь?
А вот здесь повторением не отделаться, мелькнула мысль. Нарком ступал на тонкий лед — зная, что Берия благоволит генералу, вождь провоцировал его.
Но нарком умел не поддаваться на провокации.
— Я думаю, пусть пока посидит, товарищ Сталин.
Снова пауза.
— Ты прав, Лаврентий. Пусть посидит. Это будет ему хорошим уроком. А группировкой пусть пока командует его начальник штаба. Если справится, оставим.
Берия кивнул, забыв, что говорит по телефону, но тут же исправился:
— Согласен, товарищ Сталин.
Генерал Василий Евгеньевич Тяжлов, назначенный командующим группировкой Красной Армии в параллельном мире после задержания Говорова, готовил доклад об оперативной обстановке в Москве. Немцы полностью отошли из центра города и занимали теперь позиции на западных окраинах — в Киевском, Ленинградском, Краснопресненском и Ленинском районах. Москва-река делала здесь несколько поворотов, что облегчала обороняющимся защиту позиций. Куда именно Гудериан отправил тридцатитысячную группировку, выведенную по соглашению с Говоровым — оставалось только гадать. Впрочем, мелькнула мысль, совершенно не факт, что немецкими войсками в регионе командует знаменитый фельдмаршал — вполне вероятно, его уже отстранили за сдачу столицы.
Что ж, так или иначе, пора планировать следующий этап — против Гудериана, или нет — неважно. С немецкими частями на западных окраинах Москвы должно быть покончено. Да, позиции у них хорошие, но это им не поможет: в условиях, когда дороги частично или полностью контролируются партизанами или Красной Армией, регулярное снабжения воющих частей невозможно. А это значит, окружение или плен — лишь вопрос времени.
Тяжлов вызвал своего помощника, майора Веселова, и приказал в течение двух часов собрать штаб для обсуждения плана наступательной операции. Тяжлов не сомневался, что Ставка потребует такой план в ближайшее время. И вот еще что — успешное наступление, подумал Тяжлов, облегчит участь генерала. Бывший начальник штаба считал, что Говоров за блестящую операцию, спасшую Кремль, достоин награды вместо тюрьмы, но мнение Тяжлова никто не спрашивал. Может, оно и к лучшему, думал Тяжлов. Успехи на поле боя — лучшая помощь генералу…
За организацию и проведение объединительного съезда коммунистических партий СССР отвечал товарищ Жданов, и он рассматривал это мероприятие как важнейший шаг на пути установления власти «ленинградцев» в параллельном СССР. Это была своеобразная компенсация за отказ от плана организации Коммунистической партии РСФСР по примеру других союзных республик, возникшего после окончания войны. Сталин отнесся к этому плану, мягко говоря, прохладно, опасаясь потери контроля Политбюро над решениями, принимаемыми в самой главной республике. И вот теперь такая удача — СССР в параллельном мире, почти проигравший войну и поэтому прекрасно подходивший на роль младшего брата сталинского СССР. Вот здесь и можно развернуться.
Почти полное освобождение Москвы после проведенных Говоровым переговоров создало условия для проведения съезда во Дворце Советов — именно там, где предлагал Жданов. Делегатов спешно выбирали по всем освобожденным территориям. Эмиссары из Москвы убеждали, что объединение двух партий — естественный шал, необходимый для построения общего коммунистического будущего. Председатель Партии, Троцкий, в этих рассуждениях не упоминался, однако агитаторы давали понять, что именно он несет ответственность за катастрофические поражения Красной Армии в первые годы войны. Этот человек должен уйти — такие слова напрямую не произносились, учитывая по-прежнему высокий авторитет Троцкого в первичных партийных организациях, но вывод напрашивался сам собой.
Пока люди Жданова вели агитацию на местах, подготавливая делегатов к неизбежным решения, в самом Дворце Советов кипела работа по подготовке к съезду. Сделать надо было очень много. В период оккупации немцы использовали огромное здание в качестве склада, совершенно не заботясь о его внутренней отделке. Сначала Жданов предполагал провести съезд в Большом Зале Дворца, но вскоре стало ясно, что это невозможно — слишком многое надо сделать, чтобы оборудовать его всем необходимым. Скрипя сердце, Жданов согласился на Зал Конституции, имевший, по крайней мере, естественное освещение сквозь огромные окна, выходившие на фасад. В Зале немедленно начал устанавливать сидения для делегатов и монтировать сцену для президиума. Вставить стекла в окна, очевидно не успевали, поэтому ограничились тем, что привели в порядок рамы. Просторное, наполненное воздухом помещение чем-то напоминало открытые храмы древних греков и