Читать интересную книгу Легенды Западного побережья (сборник) - Урсула Ле Гуин

— Маис когда-то был священным у многих народов в том мире, откуда я прибыла сюда, — сказала я, вряд ли сознавая, зачем это говорю. — Это такое прекрасное растение! Мне нравится все, что делают из кукурузы: полента, кукурузные лепешки, кукурузный хлеб, тортильи, консервированная кукуруза, мамалыга, кукурузная крупа, виски, чаудер — это такая похлебка с овощами, кукурузными початками, рыбой и моллюсками. Да и просто вареные кукурузные початки — это очень вкусно. Все это прекрасно. Это поистине благословенное растение! Надеюсь, вы не возражаете, что я перечисляю исключительно съедобные веши?

— Господи, конечно же нет! — улыбаясь, сказала Ай Ли А Ле. — А как вы думаете, из чего мы делаем кледиф?

Потом я все-таки спросила ее об игрушечных мишках. Это выражение, конечно, ничего ей не говорило, но когда я описала существо, которое жило в моем книжном шкафу, она кивнула:

— Ах, да! «Книжкины мишки»! Это было еще в самом начале, когда генетики старались все сделать лучше, чем оно есть. Вот тогда они и уменьшили обыкновенных медведей, превратив их в карликов, в забаву для детей, в домашних любимцев. Это были игрушки, но только живые. И в них заложили вполне определенную программу: они должны были всегда быть добродушными, пассивными и преданно любить своих хозяев. Но один из генов, использованных для уменьшения медведей, ученые позаимствовали у насекомых — у ногохвостки и уховертки. И вот игрушечные медведи вдруг принялись поедать детские книжки. По ночам, когда предполагалось, что они будут сворачиваться клубком в ногах у своих маленьких хозяев, они вылезали из кроваток и начинали есть книги. Им очень нравился вкус бумаги и клея. Потом оказалось, что потомство таких медведей обладает длинными проволочными хвостами и странными челюстями, похожими на челюсти некоторых насекомых; в общем, эти существа уже никак не годились для детей. Но изловить их, к сожалению, оказалось очень трудно; они всегда успевают удрать и залезть куда-нибудь в недоступное место — в деревянную мебель или в стену…

Айслак я потом посещала еще несколько раз — мне хотелось повидаться с Ай Ли А Ле. Это не очень-то счастливый и не слишком обнадеживающий мир, но я бы отправилась куда угодно, лишь бы снова увидеть эту добрую улыбку и этот водопад золотистых волос, заплетенных в косы. Чтобы насладиться порцией замечательного кушанья из кукурузы в обществе женщины, которая и сама на целых четыре процента является этим растением.

МОЛЧАНИЕ АЗОНУ

Молчание азону вошло в пословицу. Первые посетители этого мира решили, что эти изящные грациозные люди немы от природы, что у них нет иного языка, кроме языка жестов. Но позже, услышав, как болтают детишки азону, они заподозрили, что взрослые все же иногда тоже разговаривают, хотя бы друг с другом, а молчат только с иностранцами. Теперь-то мы точно знаем, что жители мира Азону отнюдь не немые, но болтают лишь в раннем детстве, а потом разговаривают крайне редко, причем при любых обстоятельствах. Они не пишут друг другу записки и, в отличие от настоящих немых или тех монахов, что дали обет молчания, не пользуются никакими знаками или какими-либо приспособлениями, способными заменить речь.

И это практически полное воздержание от употребления языка делает их просто восхитительными.

Люди, которые постоянно живут рядом с животными, умеют ценить очарование немоты. Поверьте, это истинное удовольствие — знать, что ваш кот, войдя в дом, никогда не упомянет ни об одном из ваших недостатков. И вы всегда можете поделиться любыми своими бедами с собакой, которая никогда никому о них не расскажет — и уж тем более людям, которые послужили причиной ваших бед.

Те, кто не может говорить, и те, кто может говорить, но не делает этого, обладают огромным преимуществом перед нами: они никогда не говорят глупостей. Возможно, именно поэтому мы твердо уверены: если уж азону наконец заговорят, то наверняка потому, что собираются изречь некую истину.

Естественно, туристы в Азону устремляются могучим потоком. Будучи традиционно гостеприимными, жители этого мира стараются как можно лучше развлечь гостей, держатся в высшей степени учтиво, однако и не думают ради них изменять своим обычаям и привычкам.

Некоторые отправляются в Азону, чтобы просто с благодарностью присоединиться к тамошним жителям в их упорном молчании и провести несколько недель в таком обществе, где не придется смысл каждого своего высказывания украшать или, наоборот, затемнять всякой словесной мишурой. Многие из этих людей, будучи принятыми в дома аборигенов на правах гостей, оплачивающих свое проживание, потом возвращаются в Азону год за годом, и у них возникает взаимная и вполне искренняя, хотя и невысказанная симпатия с их молчаливыми хозяевами.

Есть и такие туристы, которые, попав в мир Азону, повсюду следуют за своими провожатыми или, что еще хуже, таскаются по пятам за своими хозяевами и часами рассказывают им о своей жизни и личных проблемах, пребывая в восторге от того, что наконец обрели достойных слушателей, которые не прервут их, не станут комментировать их повествование и не скажут невпопад, что, мол, у кузена тоже опухоль, только еще больше. Поскольку такие люди обычно почти не знают местного языка и говорят исключительно на своем родном, их, по всей вероятности, совершенно не волнует тот вопрос, который не дает покоя некоторым другим туристам: если азону не произносят ни слова, то как узнать, слушают ли они других?

Азону, безусловно, слышат и понимают все, что им говорят на их родном языке, ибо реагируют мгновенно: жестами отвечают на вопросы своих детей, жестами указывают, куда нужно идти, если их кто-то остановил и спросил дорогу, вовремя покидают здание при крике «Пожар!». Но тот вопрос все же остается: СЛУШАЮТ ли они продолжительные и доверительные исповеди своих иностранных собеседников, или же просто их СЛЫШАТ, в молчании своем внимая чему-то совершенно иному? Их дружелюбная, приятная и, пожалуй, излишне легкая манера общения кое-кому может показаться лишь гладкой поверхностью, под которой скрывается глубокая озабоченность, вечное напряжение — как у матери, которая, развлекая гостей или ублажая супруга, каждую секунду прислушивается, не раздастся ли из соседней комнаты плач ее младенца.

Если воспринимать азону именно так, то неизбежно станешь трактовать их молчание как некое утаивание сокровенного. Порой кажется, что они, став взрослыми, перестают разговаривать только потому, что слышат нечто такое, чего не слышим мы, и эту тайну тщательно скрывают за своим молчанием.

Кое-кто из частых посетителей мира Азону убежден, что губы азону постоянно сомкнуты, дабы сохранить некое знание, которое — если судить по тому, как тщательно его скрывают, — должно быть чрезвычайно ценным; это некое духовное сокровище, нечто превыше всех «мыслей изреченных», может быть, даже некое абсолютное знание, которое обещают нам столь многие религии, и мы действительно иной раз обретаем его, но отнюдь не в той форме, которую можно выразить словами. Трансцедентальное понимание мистики не может быть выражено с помощью обычного языка. Возможно, азону избегают обращаться к языку именно по этой причине.

А возможно, они хранят молчание потому, что если заговорят, то поймут: все, что есть важного в жизни, оказывается, уже сказано.

Те, кто верует в великую мудрость азону, годами упорно следуют за отдельными представителями этого народа, ожидая, когда те обронят то или иное слово. Они бережно записывают эти слова, сберегая их для потомков, собирая и изучая их, находя в них некий магический смысл и таинственные цифровые соответствия — и все в надежде разгадать некое послание свыше. Другим людям, впрочем, редкие высказывания азону отнюдь не кажутся исполненными столь глубокого смысла. Они считают их даже, пожалуй, банальными.

Азону не знают письменности, так что перевод любых элементов их устной речи не может считаться достаточно точным. Здесь туристам даже не выдают трансломатов; да, собственно, большей части туристов они все равно не требуются. Те же, кто действительно хочет выучить язык азону, могут сделать это, только слушая детей и подражая им; однако и дети годам к шести-семи крайне неохотно беседуют с иностранцами.

Ниже приводятся знаменитые «Одиннадцать изречений Старца из города Ису», собранные за четыре года одним из его преданных адептов (родом из Огайо), который к этому времени уже шесть лет учился языку азону у детей из «группы Ису». Между этими изречениями иногда несколько месяцев молчания, а между пятым и шестым высказываниями и вовсе целых два года.

1. Не здесь.

2. Почти готово. (Или: вскоре будь к этому готов.)

3. Вот неожиданность!

4. Этому нет конца.

5. Да.

6. Когда?

7. Очень хорошо.

8. Возможно.

9. Скоро.