во рву под прикрытием земляных краев рва и оттуда стреляли, а
выше их сидели по горе другие; верхние берегли нижних, а нижние
верхних, и выбить их оттуда было трудно.
У Косагова, посланного на островок, ратные люди при
неприятельском наступлении разбежались, а Вульфа после того отозвал
сам’Ромодановский. Так вяло действовал Ромодановский для
выручки Чигирина. Между тем поляк Кирпицкий, бывший у турок в
плену и перешедший к русским, сообщил, что у турок ощущается
недостаток продовольствия, и они при первой неудаче станут
уходить. Дело в том, что еще 12-го июля Серко, постоянно
выставляемый гетманом союзником врагов, напал с запорожцами на
турецкий караван, плывший из Кизыкерменя по Днепру с запасами для
войска, отнял запасы, и это оказалось так надолго чувствительным
для турок, что привезенные потом Каплан-пашою запасы не могли
уже заменить им этой утраты. Гордон по этому известию еще
умолял Ромодановскаго принять более решительный-образ действия, но
боярин снова ограничился посылкою в город отряда для вылазки, который вскоре потом сам и отозвал.
11 -го августа, в воскресенье, в час пополудни взорвало мину
под валом нижнего города; образовался прорыв; бывшие там близко
козаки в числе 500 погибли, другие бежали; ужасный гром оглушил .
всех: пустились в бегство и те, которые находились подалее; иных
застал взрыв пьяными, других спящими. Нестройною толпою
кинулись козаки из города через московский мост, думая уйти в
войсковой обоз. Но за мостом уже стояли турки, пробравшиеся туда
через болото; они подломили мост; козаки в тесноте давили друг
друга; много Козаков потонуло, и в том числе гадяцкий полковник
Криницкий; турки зажгли башню с воротами, стоявшую на
московском мосту; успевших перейти за мост Козаков гнали и истребляли
неприятели. Между тем, от взрыва по всему нижнему городу
сделался пожар; вступившие в прорыв враги распространяли его, зажигая строения. Три полка серденецких: Герасимов, Иванеев и Ре-
бриковского убежали через плотину в верхний город. Турки зажгли
внешние стены верхнего города, называемые новым городом; оставались пока в целости внутренние - старый город. Никакие
попытки Гордона спасти погибавший Чигирин не могли удасться, подчиненные не слушали команды1. Вечером один стрелецкий голова по
1 <11-го в неделю вечером подкопы взорвало к реке ТяСхме близко хором
и землю раскидало по сторонам и от того взрыву хоромы загорелись и
учинился пожар, и осадные сидельцы, видя пожар, из города побежали в обоз
через московский мост, и турки, увидя то, прибежали от болота к московской
башне и зажгли, чтоб осадным сидельцам из города выпуска не дать; и мост
обломился, и с того мосту утонул гадяцкий полковник Федор Криницкий
и иные потонули многие, да на Пляцовой было Козаков человек 500 и те
341
секрету сказал Гордону, что Ромодановский прислал своего
адъютанта с повелением вывести гарнизон из верхнего города, но
адъютант не хотел войти в город, а только у ворот передал словесный
приказ боярина. Гордон на это промолвил: <мне дано повеление
лучше погибнуть, чем оставить свой пост; и другим я того не
позволю, не получивши письменного приказа>. Он продолжал делать
распоряжения о погашении пожара, и чтоб не подать солдатам
подозрения, что он покинет свой пост, приказал готовить ужинать и
поставить на стол свой серебряный сервиз.
Часов в 10 вечера (в третьем часу ночи) явился барабанщик
полковника Карандеева, стоявшего у ворот с боярским адъютантом, который всетаки не смел войти в замок, и передал письменный
приказ Ромодановского такого содержания: Гордон должен
выступить с ратными царскими людьми, взять с собою те пушки, которые
были полегче, а другие закопать, разорить укрепления, истребить
боевые запасы и порох. Гордон показал приказ начальным
офицерам, при нем остававшимся, велел оставить фитили в амбразурах
и зажечь ворота, устроенные для вылазок, а сам собственноручно
зажег запасный и аммуниционный магазины. В это время все
солдаты, не ожидая команды, с ужасным криком побросали оружие и
пустились бежать из пылающего замка; много их было застигнуто
и изрублено турками, много их потонуло в реке, через которую
пытались пройти вплавь. Сам Гордон вышел через мост, держа в одной
руке пистолет, а в другой саблю, счастливо прошел посреди
неприятелей, носивших на копьях отрубленные головы русских, и в
чрезвычайном утомлении добрался до стана. Первым его словом
боярину Ромодановскому был упрек за то, что военачальник не только не
подал ему вовремя помощи, но даже не уведомил заранее о том, что
он должен будет оставить Чигиринский замок, и тем самым не дал
возможности гарнизону выдти в надлежащем порядке.
Ромодановский с неудовольствием слушал упреки и мало отвечал на них.
Гордон, уходя от Ромодановского в отведенное для себя помещение, зашел к полковнику Бурнету, в это время раздался в Чигириие
ужасный оглушительный треск: взорвало пороховой магазин и, как
после узнали, от этого взрыва погибло там более 4.000 турок, ус-
все от подкопов пропали, и турки, вбежав в город, зажигали хоромы и
в то время три серденецкие полка Герасимов, Иванеев и Ребриковского
в московскую башню из города не побежали, а приложились к верхнему
городу и башню, которая на плотине, захватили и неприятелю ее не дали.
А верхний город, что сделал было вновь воевода Ржевский, неприятели
зажгли в то же время, как в большом нижнем городе учинился пожар
от подкопов. И ратные царские люди и сердюки при верхнем городе за
каменною церковью до самого вечера неприятеля из города выбивали
дважды и башню с плотиною боронили и им не давали>. (Арх. Юст., кн.
125, л. 1091. См также Лет. Сам., стр. 144; Ригельмана, стр. 162; Вё-
личка, II, 462).
342
певших вступить в Чигиринский замок тотчас вслед затем, как
русские его покинули.
По известиям современников, в войске Ромодановского
господствовал большой беспорядок, как и вообще во всем тогдашнем
военном русском строе. У нас в походе, - говорил впоследствии в
Москве гетманский посланец Мазепа, - с Ромодановским людей
было много, а на боях было их мало,- только солдатские полки да
стрелецкие приказы, да и стрельцов было немного; прочее все
пряталось в обозе на телегах, от рейтар, городовых дворян и детей
боярских только один крик! Гетман много раз посылал к ним, а они
не шли, и гетман принужден был послать в бой все свои козацкие
полки, а сам остался со своим двором и драгунами, которые всегда
находились неотлучно при нем>. Из царского войска беспрестанно
толпами бегали ратные люди, так что когда войско дошло до Чиги-
рина, то его осталась едва половина против того числа, какое было
при начале похода. Поэтому-то Ромодановскому не осталось более
ничего как уходить.
И вот, боярин и гетман, оба с своими войсками, двинулись от
Чигирина к Днепру в обратный путь, на другое утро после
разрушения Чигирина, 12-го августа. Они вели свои войска
четвероугольниками, окаймивши их несколькими рядами возов, как бы
шанцами. Все конные спешились; только сам Ромодановский да гетман
ехали сидя верхом на лошадях. Турки и татары с разных сторон
делали на них нападения, но безуспешно. На ночлеге нападения на
них не было. С рассветом 13-го августа войска двинулись далее, и
при переходе через болотистые места беспокоили их неприятели, но
так же, как и вчера, безуспешно. К полудню русские достигли
прежнего своего становища у Бужина и стали в своих прежних ретран-
шаментах; они начали посылать возы к самому Днепру в видах
начать переправу, но тут турки, по оплошности русских, овладели
брошенными окопами и начали палить. Это заставило русских
отложить переправу и давать неприятелям отпор до тех пор, пока не
принудят отступить. В тот же день калмыки, не желая помогать
русским, ушли на другую сторону Днепра, а потом направились в свой
край, но по пути <наделали не мало бед малороссийским людям>.
На другой день после того гетману доставлено было письмо от
крымского хана. Называя Самойловича Иваном-Поповичем, гетманом
заднепровским, Мурад уверял “в расположении к козакам и убеждал
гетмана отступить от Москвы, но при этом давал слово не побуждать