Своим поражающим духовным ростом Пушкин как бы знаменует грядущий рост русского человека: полуафей, жадный к культуре европейской, бунтарь, он зреет, мудреет, углубляется, приникает к родной стихии, проникается творчеством народа, тянется к самобытности, патриот, государственник, черпает от Святого Слова, глубоко пускает корни в родную почву… Дуэль и – смерть. Пушкин не весь раскрылся.
Гоголь и Достоевский скрещивают на нем видения свои, как бы указуя: «вот центр, глядите и познаете».
Достоевский сказал еще: «Пушкин умер в полном развитии своих сил и, бесспорно, унес с собой в гроб некоторую великую тайну. И вот, мы теперь без него эту тайну разгадываем». Так ли это? «Тайны» Пушкин не унес с собой: он ее нам оставил, собой оставил. И мы разгадываем ее, раскрывая и познавая его наследство. И эта, поминаемая ныне «полуто-равековая» с ним «встреча» – не знаменательна ли?
Да кто же, что же такое – Пушкин? Пушкин – все наше бытие, «самостоянье» наше. Пушкин – Россия наша, от первого глагола Летописца – до последнего слова прерванной Истории Российской. Пушкин, это – не разрешенный еще вопрос, им же поставленный:
Куда ты скачешь, гордый конь,И где опустишь ты копыта?
Почему все мы любим Пушкина, и многие – бессознательно? И это, может быть, лучше, что бессознательно, зато непосредственно и крепко. Не потому ли, что в нем все отвечает какому-то властному в нас инстинкту? От него идет как бы ток, как от чего-то очень огромного. В нем включено как будто все – для всех нас: веет от него стихией, которая проникает нас и живит.
Пушкин – не гениальная случайность литературы русской, а «явление чрезвычайное», – сказал Гоголь, – «пророческое»! – добавил Достоевский. Он как бы предуказан нам в судьбе нашей, – показать, на какие высоты может подниматься русский гений. Он – знамение нашей духовной сущности.
Тайна Пушкина – для нас, ныне: в очистительной встрече нашего духа с ним, в очищающем пламени его, которое он «вдвигает» в отверстую нашу грудь:
И он мне грудь рассек мечом,И сердце трепетное вынул,И угль, пылающий огнем,Во грудь отверстую водвинул.
Пушкин – скрижаль нашего Завета: в нем все, чтобы быть нам, и быть достойно. Пушкин для нас – бесспорность, прирожденность. Он для нас воздух и чувство Родины, с детских лет. Никто из творцов родного слова, кого учили мы в хрестоматиях, так не прирос нам к сердцу, никто так не стал своим, как Пушкин. Поныне веет он в нас воздухом детских лет. Читаем его – и слышим, как пахнет снегом, чувствуем занемевший с мороза пальчик, видим «бразды пушистые», «на стеклах легкие узоры», «деревья в зимнем серебре», «мороз и солнце… день чудесный!» – слышим первую зиму нашу. Вбираем в себя… – и сколько отображений, отзвуков!..
Встает купец, идет разносчик,На биржу тянется извозчик,С кувшином охтенка спешит,Под ней снег утренний хрустит.Проснулся утра шум приятный…Открыты ставни. Трубный дымСтолбом восходит голубым.И хлебник, немец аккуратный,В бумажном колпаке, не разУж отворял свой васисдас.
Один этот «васисдас» сколько за собой вытянет, всколыхнет сладко в сердце нашем!
Видим эти картины, и вот, чудо преображения: мы у себя, в России… мы – снова мы.
Но вот уж близко. Перед нимиУж белокаменной МосквыКак жар крестами золотымиГорят старинные главы.Ах, братцы!..
И мы вздыхаем, захвачены все – одним. Вот она, «тайна» Пушкина!
Он берет нас очарованием простоты и правды, той прирожденной правды, которая называется – родное. Это наша родимая стихия – душевность и простота, ласка родного слова. Пушкин не сочинитель, не выдумщик, не изыскатель слова, а такое же естество, как слаженная народом песня, сложенная народом сказка. Пушкин – та живая тростинка – Иванушка, которую слышит сестрица Аленушка сказки нашей. Ни у кого не найдете вы такого живого слова, такого чудо-слова, которое уже не слово, а русская ткань живая, таящая дух животворящий.
Подруга дней моих суровых,Голубка дряхлая моя!Одна, в глуши лесов сосновыхДавно, давно ты ждешь меня.
Няня… – родное, нас воспитавшее, наша няня. Она вырастает в знамение любви, простоты и правды. Единственной ей – высказал Пушкин такую ласку, какой не найдем больше у него. И слышится нам, что няня – не только Арина Родионовна: это – родимая стихия, родник духовный, живой язык.
Пушкиным можем воскрешать – и «бури завыванье»… «сиянье розовых снегов и мглу крещенских вечеров». Видеть всю русскую природу:
Улыбкой ясною природаСквозь сон встречает утро года…
Найдем ли в мировой литературе более совершенный образ? Гениальный скульптор по этим восьми словам может лепить «Пробуждение Весны». И мы видим, как вылепит, если только найдется в мире скульптор, равный.
Это мы встречаем «утро года», мы просыпаемся и видим – родное наше видим. С Пушкиным – мы в своем. Вот она, «тайна» Пушкина.
Пушкиным познаем мы тайну нашего языка. Жизнь заставила нас слушать чужой язык, и мы познали до глубины, что такое – родной язык, наш язык. Пушкиным мы познали, как мы духовно сильны, как мы – всечеловечны: нет ни единого чувства в мире, чего не вняла бы русская душа, не облекла бы в родное слово.
Пушкин нам дал язык непостижимой силы, выковал из родной стихии, из сокровищ души народа… дал в языке откровение: что за несметное богатство! Родная душа-стихия… Знаем, как широка она, певуча, нежна и всеохватна… как глубока она, как – всемирна! Живя в народах, мы постигаем ныне, как много доступно нам, как многое в нас другим невнятно, невоплотимо в чужих языках.
Все мое, сказало злато;Все мое, сказал булат.Все куплю, сказало злато;Все возьму, сказал булат.
Только мы слышим этот удар, кованность – силу чувствуем. Чужие – так не почувствуют.
Пчела за данью полевойЛетит из кельи восковой…
Предельная сжатость, ясность, сквозистость, легкость и чистота – вся пчела. Восемь слов… но, для нас, – все, до луговых просторов, до медового запаха цветов, – солнце… и наша даль. Слово претворено в живое. Это словесное волшебство, эта легкость творческого дыхания – сродни правде души народной, разлитой в русской песне, нигде неповторимой. Вспомните… –
Ивушка-ивушка, зеленая моя,Что же ты, ивушка, невесела стоишь?Иль тебя, ивушка, солнышком печет,Солнышком печет… частым дождичком сечет?..
И посравните:
Только что на проталинках весеннихПоказались ранние цветочки,Как из царства воскового,Из душистой келейки медовой,Вылетает первая пчелка.Полетела по ранним цветочкамО красной весне разведать:Скоро ль будет гостья дорогая,Скоро ли луга зазеленеют,Распустятся клейкие листочки,Зацветет черемуха душистая?..
Вот откуда – знаменитые «клейкие листочки» Достоевского… – из пушкинской стихии, – из народной. Или… –
Как весенней теплою порою,Из-под утренней белой зорюшки,Что из лесу, из лесу дремучего –Чернобурая выходила медведиха…
Вот она, наша ласковость. Этим преклонился Пушкин перед правдой народа русского, как высказал в своей речи Достоевский.
Язык – проба духовных сил народа. У народа духовно бедного – язык бедный. Мерило нашего языка – Пушкин. Он дает нам весь мир мощной стихией языка. Восток и Запад… Это его «игра» и любованье силой. Сердце его – родное.
И потому наша с ним «встреча», вне родины, знаменательна. Мы как бы слышим: «помни свое, какой ты стихии, какого корня: эта стихия дала нам Пушкина! познай свое место в мире, и головы не клони!»
Пушкин воспел Россию. Никто не воспел ее так, как он. Кротка она в нас и величава.
Воспел Россию имперскую, великолепную. Мы ее держим в сердце. И если скажут – «где она, Россия… ваша?!.» – нас не смутит.
Но в искушеньях долгой карыПеретерпев судеб удары,Окрепла Русь. Так тяжкий млат,Дробя стекло, кует булат.
Сын России, ее Певец, он возвышал свой голос народной гордости в трудные дни ее. Он ответил клеветникам России достойным словом, не убоялся клейма – «раб царский». «Витиям» – политиканам, поливавшим Россию грязью, он ответил имперски-гордо:
О чем шумите вы, народные витии?Зачем анафемой грозите вы России?. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И дальше: