— Вот видите. Я приведу вам в доказательство один поступок. Альтенгеймские вольные стрелки, эти воплощенные демоны, которые совсем измучили прусские войска, однако никак не могли быть ни захвачены ими врасплох, ни уничтожены, нашли неприступное убежище среди гор.
— Ведь меня возили туда эти черти, отважившись захватить среди Страсбурга.
— Знаю, они заставили вас заплатить громадный выкуп.
— До того громадный, баронесса, что, не прими я заранее благоразумной меры перевести большую часть моего состояния в Германию, где, слава Богу, давно уже приобрел много поместий, я теперь был бы совершенно разорен; они ограбили меня на несколько миллионов, которых я не успел еще перевести за границу, всю прибыль от некоторых очень выгодных оборотов.
— Боже мой! Несколько миллионов, такую громадную сумму?
— К сожалению — да, баронесса, но я отмщу, клянусь вам, и мщение будет страшное! Все меры уже приняты мною. В этот раз негодяи уже не ускользнут.
— И я хочу отмстить им.
— Вы, баронесса?
— Разве вы не знаете, что разбойники эти чуть было, не расстреляли меня, все отняли и довели жестокость до того, что повесили на моих глазах бедного барона фон Бризгау?
— Правда! Бедный барон, ему не посчастливилось! Такой приятный он был собеседник!
— Они повесили его.
— Упокой Господи его душу! Но вернемся, пожалуйста, к Поблеско, баронесса.
— Ваше и его похищение наделало большого шума в Страсбурге; военные власти бесновались, но не знали, что начать. Я поехала к генералу фон Вердеру и вызвалась открыть тайное убежище вольных стрелков.
— И вам, вероятно, удалось, баронесса?
— Удалось, любезный господин Жейер; ненависть изощрила мой ум. Менее чем в пять-шесть дней я узнала все, что требовалась; тогда я сообщила свои сведения господину Поблеско…
— И он присвоил их себе? — с живостью перебил банкир.
— Именно, вся честь открытия осталась за ним, его осыпали похвалами и наградами, а когда я пыталась разъяснить дело, мне засмеялись в лицо. Тем не менее, коварство его со мною не привело к тому, чего ожидал Поблеско. Вероятно, заподозрив что-то, вольные стрелки благоразумно ушли.
— Итак, когда обступили гору?..
— Там не оказалось никого, все до единого скрылись бесследно; даже развалины, в которых они так долго находили приют, были разрушены и стали недоступны.
— Я очень этому рад. Поблеско поделом. А вольные стрелки что?
— Вам ведь известно, что за ними гонятся и дня через два, благодаря принятым мерам, надеются покончить с ними. Не разыгрывайте со мною дипломата, любезный господин Жейер, поверьте, я на столько же, если не более вас, посвящена во все, что делается.
— Прекрасная дама…
— Тут речь не о любезности, но о делах, и очень важных. Хотите вы помочь мне в моей мести, дабы я содействовала вашей? Я готова на такой союз, и теперь мы непременно добьемся успеха, положитесь на мое слово. Женщины сильнее мужчин в деле мести, если хотите знать.
— Это справедливо, баронесса. Я согласен, говорите, что мне делать.
— Бросить хитрости и говорить прямо.
— Очень охотно.
— Куда вы едете?
— В Жироманьи.
— А оттуда?
— Не знаю, это будет зависеть от обстоятельств.
— Где находится в настоящее время Поблеско?
— У самого неприятеля. Разве вы не знали этого, баронесса?
— Ну, я вижу, что теперь вы говорите откровенно, а когда так, повторяю, мы добьемся успеха, не только отмстим тем, кого ненавидим, но еще и Поблеско, который, постоянно обманывая, делал из нас ступени для достижения богатства и почестей, которых жаждет. Взгляните-ка на это, — прибавила она, показывая ему, письмо в довольно большом конверте, который вынула из-за лифа.
— Почерк графа Бисмарка! — вскричал Жейер в глубоком изумлении.
— И полномочие действовать по моему усмотрению.
— Приказывайте, баронесса, я принадлежу вам душой и телом.
— Вот таким-то я и хотела вас видеть! Мы сыграем теперь последнюю партию, где вам надо вернуть проигранное.
— Я, безусловно, буду повиноваться вам, клянусь!
— И будете молчать?
— Как могила.
— Хорошо, я полагаюсь на ваше слово. Как видите, день кончается для вас лучше еще, чем вы полагали; но становится поздно, пора разойтись; завтра вы получите от меня последние инструкции.
— Я исполню их в точности, что бы там ни вышло, — отвечал банкир, вставая.
— Так я и рассчитываю. Подкрепите себя сном, утровечера мудренее, до завтра.
Она позвонила, и вошел слуга.
— Посветите, — сказала она ему.
Жейер почтительно поцеловал руку баронессы и ушел, предшествуемый лакеем, который нес впереди него канделябр.
— Теперь он у меня в руках, — сказала баронесса, как только осталась одна с Лилией, — я надеюсь, с Божьей помощью, иметь успех!
Спустя минуту она прибавила:
— Малютка, помоги мне лечь, в эту ночь все предвещает мне отличный сон.
ГЛАВА XXV
Коварная, как волна
Когда баронесса легла в постель, она знаком подозвала к себе Лилию и шептала ей на ухо минуты две, но так тихо, что молодая девушка едва расслышала слова. Когда крестная мать ее замолчала, Лилия поднялась, кивнула головой в знак согласия, или, вернее, повиновения, и вышла из комнаты.
Оставшись одна, баронесса взяла книгу со стола, поставленного у изголовья кровати, раскрыла ее, облокотилась на подушку, голову подперла рукой и стала читать.
Отсутствие Лилии продолжалось долго, около часа; наконец она вернулась с улыбкой на лице.
Баронесса прервала чтение и подняла голову.
— Ну что? — спросила она.
— Юлиус свел господина Жейера в комнату верхнего этажа с окном во двор.
— Очень хорошо, малютка, а дальше?
— Я исполнила ваши приказания, крестная. Перед тем как лечь, господин Жейер спросил выпить чего-нибудь; Юлиус приготовил ему грог, или, вернее, грог-то приготовила я, так как вы приказали мне, а Юлиус отнес ему.
— Продолжай, девочка, до сих пор все отлично. Я довольна тобою. Что делает теперь Жейер?
— Положил свои револьверы на стол под рукой, он запер, как мог, дверь своей комнаты, с которой снят был замок, потом сбросил с себя платье, наиболее стеснявшее его, выпил грог до последней капли, завернулся в одеяло и легполуодетый напостель; теперь он спит глубоким сном.
— Браво, девочка! Все теперь?
— Да, все, крестная.
— Что делают слуги?
— Они караулят, сидя в кухне у огня, пьют и курят.
— Чтоб они не напились.
— Они обещали мне.
— Какая теперь погода? Все еще идет снег?
— Нет, крестная, перестал, и ветер стих, небо усеяно звездами, ночь светлая, но морозит сильнее.
— Ты говорила, надеюсь, слугам, чтоб они ни под каким видом не ложились спать?