После смерти леди Франкау 20 мая 1967 года в своем доме на Саффрон-Уолден ее пациенты были лишены последней надежды. В том месяце Хоз написал министру здравоохранения, призывая его срочно открыть в Лондоне несколько временных клиник. 22 июня министерство прислало ответ, в котором содержался список больниц, которые якобы предоставляли наркоманам амбулаторные услуги, и предупреждение, чтобы Хоз не распространял этот список. Врач связался с указанными больницами и везде получил ответ,– что они не занимаются амбулаторным лечением. Представитель правительства в Палате лордов 5 июля утверждал, что в Лондоне работают одиннадцать амбулаторных учреждений, но это было неправдой. Кеннет Лич вспоминал, что в 1967 году сам убедился в двойственной политике министерства здравоохранения. С одной стороны оно осуждало безнравственных врачей, выписывавших чрезмерное количество наркотиков. С другой стороны, оно надеялось, что те же врачи продолжат поддерживать старую систему, пока министерство не подготовит новые лечебные центры. Затем эти врачи должны были вежливо уйти со сцены. Смерть леди Франкау застала министерство врасплох, это привело к неожиданным откровениям доктора Хоза в прессе и обнародованию всей неблаговидной ситуации. Министерство здравоохранения было возмущено подобной оглаской. Министр выступил с ложным заявлением о доступности амбулаторного лечения – к замешательству Отдела по борьбе с наркотиками министерства внутренних дел. Бекетт полагал, что открытие лечебных центров откладывалось не по вине правительства, а явилось следствием сомнений наблюдательных советов больниц и докторов, которые требовались для полноценного функционирования центров. Подобные сомнения отражали предвзятость, с которой общество относилось к наркозависимости и врачам, назначавшим поддерживающее лечение. Бекетт пришел к выводу, что причастность к лечению наркомании сказывалась на личных отношениях с другими врачами («пятно остается»), но не с профессиональной точки зрения.
В июне 1967 года Артур Хоз подтвердил в «Таймс», что ограничения на выписку рецептов врачами, которые лечили наркоманов, уже вызвали широкомасштабное проникновение в Британию иностранных наркоторговцев. Его пациенты сообщали, что на черном рынке появился героин в порошке, которого раньше не было вообще. До этого в Британии для инъекций использовали героиновые таблетки. Хоз писал: «Похоже, маленькие пластиковые мешочки вытесняют таблетки, а поскольку порошок легче размешивать, новые порядки не нравятся пациентам, которых я опрашивал. К сожалению, – как и в Америке – когда черный рынок будут контролировать «плохие парни», выбора не останется». Он предупреждал, что положение было критическим. «Кажется, Министерство здравоохранения не понимает последствий того, что оно делает. Но скоро поймет».
Достаточно быстро был найден «козел отпущения» – пожилой врач со смешной фамилией, иностранными корнями и женоподобной фотогеничной внешностью. Доктор Джон Петро (ранее Пиотровский) (1905-1981) родился в Польше, окончил Кембридж, работал в детской больнице Хекни, корабельным врачом и урологом в госпитале Королевских ВМС на Цейлоне. Позже, обладая очень приятным мелодичным и сильным голосом, он обзавелся частной терапевтической практикой и был медицинским советником компании «Портленд Семент» (Portland Cement Company). Герцог Арджилл называл его самым способным диагностом в Лондоне. После того, как в 1966 году его сбил автомобиль, Петро не смог продолжать частную практику, его финансовое положение было подорвано пристрастием к игральным автоматам, и в конце концов, он разорился. У Петро не было опыта в лечении наркомании, пока после смерти леди Франкау, к нему не стали обращаться ее бывшие пациенты. Некоторые полагают, что пациентов посылал к нему сэр Клод Франкау – его бывший руководитель в больнице Св. Георгия. Наркоманы по секрету передавали друг другу, что он стал прописывать наркотики после того, как в казино «Золотой самородок» на Шефтсбери-Авеню познакомился с канадскими пациентами леди Франкау. В июле 1967 года журналисты «Дейли Мейл» обнаружили, что Петро принимает наркоманов в буфете на станции метро Бейкер-Стрит. После того, как 7 июля его изгнали оттуда, он перенес свою деятельность в отель «Бейсуотер». Петро записывал отчеты о назначении наркотиков на пачках сигарет, что с его стороны было очень неблагоразумно. В качестве секретаря он нанял стриптизершу из Сохо. В январе 1968 года, когда Петро выходил из телестудии сэра Дэвида Фроста (род. 1939), который брал у него интервью, он был арестован сотрудниками отдела по борьбе с наркотиками. Петро обвинили в отсутствии журнала назначений опасных наркотических веществ. Он жаловался, что его подставили: «До телепередачи я два часа разговаривал с Фростом, мы все записали на бумаге, но это не имело никакого отношения к расправе надо мной». В августе Петро приговорили к штрафу в 1700 фунтов стерлингов. В день суда один из наркоманов разговаривал о нем с Маргарет Трипп: «Конечно же, он давал нам слишком много, и из-за него мы слишком быстро сели на иглу, но, как и все, думали, что с нами этого никогда не случится, поэтому снова и снова приходили к нему. Люди, которые не сидят на наркотиках, странно относятся к врачам. Они думают, что доктор – это что-то вроде Бога, и стоит ему лишь взглянуть нам в глаза, чтобы понять, что мы врем, и какую дозу на самом деле колем. Я вам точно говорю: сам Господь вряд ли узнает, врут эти ребята или говорят правду».
После суда Петро продолжал выписывать наркотики на Тремвэй-Авеню в Восточном Лондоне. В мае 1968 года его лишили медицинского звания, но перед слушанием апелляции Спир пошел посмотреть, как работает Петро. «Он сидел на станции метро Пикадилли напротив кассы, прислонившись спиной к стене, и выписывал рецепты наркоманам, очередь которых растянулась чуть ли не вокруг станции. Самой любопытной деталью была скорость, с которой он писал, и порядок в очереди. Всякая надежда на то, что соблюдалось какое-либо медицинское суждение, была давно отброшена». С 1967 года Петро вел такую же жизнь, как и любой наркоман: обманывал пациентов, выпрашивал деньги на чашку чая и спал в ночлежках или в комнатах наркоманов. После 1968 года Петро помогал больным в Сохо, занимаясь лечением нарывов от грязных шприцев и передозировок, давая врачебные советы. Некоторое время он сидел в тюрьме, так как не мог заплатить штраф. Маргарет Трипп из больницы Св. Клемента, к которой перешли многие пациенты Петро, видела его в 1969 году, когда он разговаривал на Пикадилли с наркоманами, вводившими внутривенно барбитураты. «Не было сомнения в том, что наркоманы ему небезразличны… Петро был одновременно и доктором, и одним из них. Слушая их, я впервые поняла, насколько полно захватила его зависимость. Его образ жизни был таким же, как у любого наркомана из клиники. Он достиг точки, когда человека ничего больше не интересует, и все, не принадлежащее к наркотикам кажется нереальным».
Еще одной трагической фигурой был доктор Кристофер Свон (род. 1936). Он был одержим борьбой с незаконным оборотом наркотиков и в апреле 1968 года организовал в Шордитче Наркологический центр Восточного Лондона. Спрос на услуги центра был так высок, что он отдавал пачки подписанных рецептов своему секретарю, не имевшему медицинского образования, который заполнял их и собирал плату. Свон нанял наркомана, чтобы следить за порядком в приемной, а когда обнаружил, что тот продает наркотики в ночном клубе, договорился с вышибалой клуба о том, чтобы он напал на продавца. Вышибала нанес ему два удара ножом. Когда Свона задержали и водворили в тюрьму Брикстон, он попытался организовать убийство своего секретаря, чтобы помешать тому дать показания в суде. Свона приговорили к пятнадцати годам заключения, затем перевели в психиатрическую больницу Броудмур для психически больных преступников. Трипп, которой пришлось лечить самых тяжелых пациентов Свона, была одной из немногих, кто симпатизировал ему. Она писала, что в амбулаторной лечебнице испытывала те же самые трудности, что и Свон в своей приемной. «Он был неудачником, не получившим признания. Когда я впервые познакомилась со Своном, он ни коим оразом не производил впечатления сумасшедшего. Он долго и подробно объяснял мне, почему клиническая практика должна была потерпеть неудачу. В то время Свон начал видеть себя единственным спасителем наркоманов, который их понимает».
Министр внутренних дел, Рой Дженкинс (род. 1920) вспоминал политику министерства в этот период. В 1967 году он посетил США, где, по его словам, был вынужден понять связь между наркоманией и преступностью. Дженкинс стремился к тому, чтобы новая система защищала как врачей, так и наркоманов. «Мы думали, что основной целью должна быть забота о наркоманах и помещение их в клинику, где никто не чувствовал бы себя одиночкой, а был частью группы с взаимной проверкой и поддержкой». В реальности система клиник была далека от идеала Дженкинса. Самые усердные врачи в клиниках остались в изоляции. Трипп вспоминала один вечер в раннем, хаотическом периоде становления новой системы. «Одна в амбулатории поздно вечером после того, как сказала «Нет» и отослала прочь двух взрослых агрессивных мужчин, только что вышедших из тюрьмы, которые хотели незамедлительно получить стимуляторы… Я почувствовала легкий транс, который обычно следует за смертельной усталостью. Это было очень приятное ощущение. Я хорошо понимала наркологов, съеденных заживо бесконечными требованиями своих пациентов. Я также понимала, почему они тоже стали принимать наркотики».