Чебодаев в своей работе крепко держался таких правил: не ждал, когда люди придут к нему, а шел к ним сам; если от людей не было ни просьб, ни жалоб, ни других заявлений о себе, что некоторые работники считают признаком благополучия, Чебодаев, наоборот, начинал тревожиться и спешил к молчальникам; большую часть времени он проводил в мастерских, гаражах, на полях, пастбищах, молотильных токах — вообще там, где люди трудились.
Сначала Чебодаев думал пробыть на конном только часок-два: спросить, как подвигается сев, много ли набедокурил ураган, и ехать дальше. Но, узнав, что коневоды замышляют постройку оросительной сети, что с Опытной станции приехали люди для обследования водных источников завода, он решил заночевать.
Район у Чебодаева был животноводческий, с небольшими посевами и совершенно не имел оросительной сети. Чебодаев добивался, чтобы и его район включили в областной план оросительных сооружений, но пока безуспешно: в первую очередь орошали районы зерновые.
Тут Чебодаев, что называется, вцепился в Ивана Титыча и Мишу Кокова — время перевалило уже за полночь, а он все расспрашивал: какие существуют способы искусственного орошения, влияние его на урожаи, о последних работах Опытной станции.
Степан Прокофьевич то и дело пускался в мечтания: если возможно орошение, он заведет, устроит… готов был собрать в свою степь все прелести земли.
Осмотр начали с Биже, на берегу которой раскинулся Главный стан конного завода. Речонка была разливистая, быстрая, но мелкая. Иван Титыч хмурился и ворчал с неудовольствием:
— Дебит… дебит… С этим дебитом воды далеко не уплывешь.
— Год-то нынче какой… — пытался выгородить речонку Лутонин.
— Вы не сбивайте меня, — осадил его Иван Титыч. — Год, год… Здесь такой не последний. Лучше-то будет ли, нет ли, а хуже — сколько угодно.
Он выбрал самое узкое место, где Биже переливалась из одной котловины в другую и где был старый деревянный мост.
— Придется, Мишенька, поплавать.
Оба подтянули голенища своих высоких резиновых сапог и пошли под мост, в воду. За ними Чебодаев, Лутонин и Домна Борисовна. Иван Титыч строго глянул на нее:
— А вы зачем… Простудиться? — Она была в невысоких полусапожках.
— Я в самую глубь не полезу, — отозвалась Домна Борисовна.
Начали рассматривать отметки, сделанные водой и ледоходами на берегах, на сваях моста.
— Мелеет речонка, мелеет, — ворчал Иван Титыч, показывая на неясные, стертые временем отметки прежних лет: — Раньше во-он куда поднималась, а теперь ниже почти на метр.
— Отчего это? — спросил Лутонин.
— От разного может быть. Скорей всего, что леса вырубили. Здесь не всегда была такая чисть. Я сам видел другое: в котловинках, долинках, на полдневной стороне холмов — степь, а на полуночной — частенько лесок, кустарник. Ну, снег и держался… Теперь ему зацепиться не за что, а ветры ужасные, он и летит в тайгу. Здесь в степи осядет только по оврагам. С чего же быть воде!
Наконец Иван Титыч решил, что заниматься рекой довольно. Все выбрались на берег и долго в обе стороны — выше и ниже моста — осматривали речную долину. Хмурь постепенно сбегала с Ивана Титыча, его лицо становилось добрей, светлей, речь мягче и не так отрывиста.
Исходив долину площадью в несколько километров вдоль и поперек, вернулись к мосту. Там скопилось много народу. О приезде мелиораторов было уже широко известно, и все, кто мог, спешили к речке.
— Где будем разговаривать — здесь, в конторе? — обратился Иван Титыч к Чебодаеву и Лутонину.
— Здесь. Им ведь тоже интересно знать, — отозвался Чебодаев, кивая на народ.
— Еще бы!.. — зашумели в толпе.
— Ну, хозяева, слушайте! — Иван Титыч подкрутил обвисшие усы, на лице у него появилось многозначительное выражение: — Слушайте и не падайте в обморок!
— Здорово хотите огорошить? — встревоженно перебил его Степан Прокофьевич.
— Я не знаю, чего ждете вы от нас: мало ли, много ли.
— За все скажем спасибо.
— Тогда обрадую. Речонка, конечно, не того… — он поморщился. — Зато рельеф замечательный.
— Как по заказу, — подхватил Коков.
— Вообще, наша Хакассия с умом устроена. — Иван Титыч не спеша повел довольным взглядом по холмам и котловинам. — Для скота — высотки, для хлебов — низинки. Все рядышком и одно другому не мешает. Какая, к примеру, благодать эта долинка!
У моста, где речка пробуравила гряду холмов, долина была шириной с деревенскую улицу, а выше и ниже сильно раздвигалась. Иван Титыч кивнул на узкое место:
— Заткнуть это горлышко, и по одну сторону готов пруд, по другую можете поливать. Плотника нужна совсем небольшая, воду будут держать естественные борта.
Все взволновались:
— И большой пруд?
— Скоро ли будет?
— Сколько можно полить?
— Мишенька, пофантазируй! — попросил Иван Титыч. — Ты по этой части ловчей меня.
Коков выдвинулся вперед и сказал:
— Вот здесь, рядом с мостом, стройте плотину.
— Приблизительно здесь, — поправил его Иван Титыч. — Потом это установим инструментально.
— Выше плотины — само собой, пруд.
— Велик ли? — спросил Лутонин.
— Установим тоже инструментально.
— Не такой большой, но глубокий, — добавил Миша. — В плотине будет водослив. Можете поставить мельницу, электростанцию. От водослива пойдет канал. Примерно так, за мной.
Миша Коков, с мальчишески задорным и улыбчивым лицом, долго топтался, на что-то прицеливаясь то одним быстрым глазом, то другим, словно был нежным инструментом, который требует хорошей установки, а затем пошел вниз по течению менаду рекой и поселком.
— Подождите! — крикнул Лутонин. — А в поселок? Забыли поселок.
— В поселок не зайдет, — отозвался Миша, не оборачиваясь.
— Почему?
— Вода — не таракан, на стену не полезет, — ответил Иван Титыч за Кокова, которому теперь было не до разговоров. — Зачем на горе строились?
— А плотина… — не унимался Лутонин. — Поднять воду на уровень поселка.
— Река мала, и рельеф долины не позволит. Иди, иди, Миша! Правильно идешь, — одобрял Титыч. — Правильно!
Миша все шел и шел, за ним Иван Титыч, контролируя его, потом Чебодаев, Лутонин, Домна Борисовна и все прочие.
— Куда идет он? — волновался Лутонин, видя, что Коков уводит воображаемый канал дальше и дальше от поселка.
— Правильно, правильно! — покрикивал Титыч.
Остановился Миша почти в километре от поселка. Впереди была широкая плоскодонная котловина.
— Тут можете заводить поля, сады, огороды, что вам угодно, — сказал Миша, кивая на котловину.
— Большие?
— Гектаров триста — четыреста, пожалуй, все пятьсот.
— Пятьсот? — недоверчиво переспросил Лутонин, не ожидавший и половины этого.
Но Миша подтвердил.
— Этак мы наберем целую Волгу! — воскликнул Степан Прокофьевич. — Пятьсот здесь, да на Камышовке столько же, да все прочие маленькие реки… Какой-нибудь ключ, который теперь попусту бежит, глядишь, польет гектаров десять — пятнадцать… Сможет?
— На это совсем небольшой ключ способен: вода — она упорная, неустанная, — отозвался Иван Титыч.
— А пятнадцать гектаров — уже хороший сад.
— А ключей у нас… — и все начали называть ключи.
— Однако вы — народ жадный, вас не скоро обрадуешь, — сказал Иван Титыч, посмеиваясь. — То не было ни гроша, то подавай им рубль-целковый. Ну-ну, в добрый час! Нам эта жадность по душе.
Повернули в Главный стан. На мосту собрались новые люди. Они остановили Кокова и начали просить:
— Прогуляйтесь и с нами. Нам тоже интересно.
И Коков повторил рейс.
Камышовка течет в высоких берегах среди беспорядочного скопища холмов, делая множество петель. Места, куда предполагалось вывести воду, лежат за холмами. Определить, на какой петле выгодней сделать плотину и пруд, где проложить канал, было не легко. Между Иваном Титычем и Мишей, работавшими до этого согласно, как один человек, тут возник жаркий спор. Иван Титыч доказывал, что пруд надо сделать на нижней петле и канал проложить обходной, вокруг холмов; Миша отстаивал пруд на самой верхней петле и канал прямой, тогда строительство обойдется дешевле.
— Ты, Мишенька, загибаешь, — убеждал своего помощника Иван Титыч.
— Наоборот. Загибаете вы, — возражал Миша. — Ваш канал будет в два раза длинней моего.
— Зато он возможен, а ваш — одно предположение. — Иван Титыч попорхал руками над головой Миши и добавил: — Ваш — только приятная греза. Ты, дружок, дал маху. Вода не пойдет здесь.
— Как еще побежит!
— Куд-да? — Иван Титыч фыркнул.
— За мной, — уверенно сказал Миша. — Пройдемтесь еще разок.
Они стояли у верхней петли, откуда Миша проектировал начать канал. Около них, не вмешиваясь в разговор, стояли: Чебодаев, Домна Борисовна, Лутонин, Тохпан и один рабочий.