«Это уже почти луна Иллиора — лук Ауры», — подумал Серегил. Наконец— то он вернулся к своему народу; пора было и думать, как положено ауренфэйе.
«Ты — дитя Ауры, дитя Иллиора», — вспомнились ему слова Лиала. Ауры Элустри, создателя ауренфэйе, прародителя драконов — Иллиора Светоносного, покровителя волшебников, безумцев, воров…
«Разные маски для всех, кто приходит в храм, — с улыбкой подумал Серегил. — Совсем как это случается со мной». Он перекинул ногу через подоконник, вылез в окно и отправился в конюшенный двор.
Снаружи казармы тщательно охранялись, но внутри не оказалось никого, кроме Калласа, Стеба и Мирна, которые стерегли мрачного пленника. Эмиэль сидел на подстилке в самом дальнем от двери углу. Свет глиняной лампы бросал на его лицо скользящие тени. Эмиэль не взглянул на Серегила, когда тот приблизился; он продолжал глядеть в маленькое оконце под крышей, следя за заходящей луной.
— Оставьте нас, — приказал Серегил часовым. Когда те неуверенно переглянулись, он нетерпеливо бросил: — Дайте мне меч и стойте за дверью. Можете не сомневаться: от меня он не сбежит.
Стеб отдал Серегилу свой меч и вышел следом за остальными.
Серегил медленно подошел к пленнику.
— Явился, чтобы убить еще одного хаманца, изгнанник? — спросил Эмиэль так спокойно, словно интересовался погодой.
— На моей совести и так на одного твоего родича больше, чем нужно. — Серегил упер острие меча в пол. С тех пор, как погиб Нисандер, он впервые позволил себе коснуться клинка; теперь рукоять неловко лежала в руке. — Впрочем, тетсаг и убийство — разные вещи, не так ли?
Хаманец не отвел взгляд от окошка.
— Прикончить меня здесь — это убийство.
— Но для тебя убить мою родственницу, Клиа-а-Идрилейн, — это тетсаг?
— Она умерла?
— Отвечай на вопрос. Если хаманец убьет Клиа-а-Идрилейн, будет ли это тетсаг против Боктерсы? Против меня?
— Нет, родство слишком отдаленное. — Теперь Эмиэль поднялся на ноги и повернулся лицом к Серегилу. — Даже будь это не так, я никогда не опозорил бы мой клан ради мести такому, как ты. Ты для нас мертв, изгнанник, ты — надоедливый призрак. Твое присутствие неприятно кхи моего убитого родича, но ты скоро отсюда уберешься. Я могу позволить себе быть терпеливым.
— Таким же терпеливым, каким ты был в ту ночь, когда со своими дружками повстречал меня в тупе Хамана?
Эмиэль снова уставился на луну, но Серегил заметил, что тот усмехнулся.
— Отвечай мне.
— Я уже говорил тебе, изгнанник: мне нечего тебе сказать. Серегил пристально оглядел хаманца, потом отбросил меч. Металл зазвенел на неровных досках пола; в дверь заглянули изумленные солдаты.
— Оставайтесь там, пока я вас не позову! — отмахнулся от них Серегил. Он подошел совсем близко к Эмиэлю и сказал, понизив голос: — Вы, хаманцы, хорошо умеете заключать сделки. Вот тебе выгодное предложение. Ответь на мой вопрос, и ты снова узнаешь вкус тетсага. Прямо здесь. Сейчас.
Эмиэль слегка отвернулся, и Серегил принял этот жест за отказ. Мгновением позже он оказался лежащим на спине; рот его наполнился кровью, перед глазами плясали черные пятна. Вся левая сторона головы — там, куда врезался кулак Эмиэля, — онемела.
Стеб и остальные уже почти скрутили хаманца, пока Серегил приходил в себя.
— Нет! Все в порядке! Уйдите, — выдавил он, с трудом поднимаясь на ноги. Взгляд, который бросил на него капрал, дал Серегилу понять, что позже ему предстоит объясняться с Бекой. И, что еще хуже, — с Алеком. Тот, наверное, предложит позаботиться о том, чтобы обе стороны головы болели одинаково… Впрочем, сейчас не время об этом думать.
На лице Эмиэля снова играла высокомерная усмешка.
— Ну так задавай свой вопрос, изгнанник. Задавай сколько угодно вопросов. Цена будет одинаковой за каждый.
— Что ж, справедливо. — Серегил языком ощупывал зубы, проверяя, все ли на месте. — Я знаю о тайной встрече, которую устроил Юлан-и-Сатхил несколько дней назад, знаю, о чем он вам сказал на ней. Ты не разделяешь симпатии своего дяди к Скале. Как он принял твой рассказ о том, что ты узнал?
Эмиэль презрительно фыркнул, потом ударил Серегила по щеке — достаточно сильно, чтобы тот покачнулся.
— И ради этого ты жертвуешь своим хорошеньким личиком? Он, конечно, был шокирован и огорчен. Клиа-а-Идрилейн строго придерживается атуи, как и ее мать. Эта же ваша новая царица… — Хаманец покачал головой. — Даже мой дядя засомневался:
не стоит ли нам подождать, пока сменится еще одно поколение, прежде чем отменять Эдикт об отделении. Так же думают многие другие кирнари.
— Ты очень щедр в своих ответах, — пробормотал Серегил; ему даже почти удалось криво улыбнуться.
— Спрашивай еще.
Серегил глубоко вздохнул и напряг мышцы, решив, что на этот раз его не удастся застать врасплох.
— Хорошо…
Но Эмиэль снова нанес неожиданный удар — не в лицо, а в живот. Серегил согнулся вдвое, ловя воздух ртом. Когда ему удалось отдышаться, он спросил:
— Ты знал о тайных беседах благородного Торсина с Юланом-и— Сатхилом?
— Вирессийцем? Нет.
Серегил прислонился к стене, прижав руку к животу. В ушах у него звенело, голова разламывалась, но он все-таки заметил, как поразил противника последний вопрос.
Он подумал, не задать ли еще вопрос о связях Торсина, однако решил этого не делать: не стоило слишком много давать понять Эмиэлю, если он и правда ничего не знал о делах покойного посла. С хриплым смешком он сказал:
— Так ты считаешь мое лицо привлекательным?
Эмиэль угрожающе шагнул к нему.
— Это следующий вопрос, изгнанник? Серегил поспешно сделал шаг в сторону.
— Нет, я его снимаю.
— Ну так я отвечу на него бесплатно. — Усмехаясь, Эмиэль сказал громко, чтобы слышали солдаты за дверью: — Ты всегда был смазливенькой потаскушкой, изгнанник, даже лучше того предателя-чиптаулосца, которому ты продался тем летом. — Слова хаманца пригвоздили Серегила к месту. — Ты не помнишь этого, но я тоже там был. Я видел и тебя, и Илана-и-Сонтира — его ведь так звали? Того человека, ради которого ты убил моего родича? Очень жаль, что его интересовала не только твоя задница, ты, убийца— гастролер! Может быть, тогда мы все остались бы друзьями, он бы просто передавал тебя по кругу. Тебе ведь это уже тогда нравилось!
Слова ранили сильнее любого удара. Позор был горек, как желчь. Как много из сказанного поняли стоявшие за дверью воины Ургажи? Издевательский взгляд Эмиэля, казалось, жег его кожу. Серегил поднял меч и вышел из помещения.
— Я не особенно хорошо понимаю по-ауренфэйски, но мне не понравился его тон, — прорычал Стеб, когда Серегил отдавал ему клинок.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});