Читать интересную книгу Вампиры тут голодные (СИ) - Марс Тони

После рейда желание умереть, как бы глупо это ни звучало, умерло.

Попаданец равнодушно размышлял о своем будущем, и в таком подавленном, пришибленном состоянии вернулся домой.

За окном садилось солнце, Степан неторопливо спускался вниз.

Внутри засело слабое волнение и тревога — что будет после того, как отберут титул? Снова привыкать к другому месту, жить по-новому и опять прыгать в неизвестность.

Да, он позаботился о подушке безопасности, но, интуитивно знал: все полетит к чертям. И весь его план по мирной жизни в глуши окажется бессмысленным.

Вампир потер виски, тяжело вздохнув. Он просто накручивает себя, надо дождаться церемонии лишения титула, а там уж видно будет. Что может пойти не так? Он же все продумал, беспокоиться не о чем.

Степан прошел в библиотеку, буднично открыл секретный проход и спустился в лаборатории.

В подвале, как всегда, тускло светили артефакты, затхлый воздух неприятно забивался в нос, и вампир чихнул, поморщившись. Эффект от зелья, полученного от мага, прошел.

В кабинете откуда-то появились доски, кресло, на котором Веце обычно спал или выносил всем мозг, было завалено тряпками.

Самого полукровку, кстати, не было видно. И не слышно. Спит наверно где, ленивый засранец.

В лаборатории, где они обычно ели, тоже прибавилось хлама. Граф беззвучно прошел вглубь комнаты, не снимая брони. Тихо. Настолько непривычно, что тишина эта давила.

Попаданец оглянулся — двери спальни чуть приоткрыты.

Степан зашел внутрь и так и замер на пороге, потеряв дар речи.

Мягкий желтоватый свет освещал полупустую комнату, в центре которой гордо высилась кровать с балдахином. И графа вовсе не тревожило, куда делась вся мебель и его вещи.

Острый, непонимающий взгляд был прикован к ней.

Глава 58, про тех, кто целует на прощанье

Хрупкая тонкая фигурка затаилась на кровати в ворохе одеял и подушек, белые голые плечи покрылись мурашками от холода, а нос покраснел.

Она не сводила с него своих очаровательных глаз, и граф полузадушено оттянул ворот.

— Что это значит? — выдохнул он.

Ножны выпали из ослабевших пальцев и с грохотом упали на пол, но никто не шелохнулся.

Маниэр молчаливо опустила взгляд, склонив голову набок.

— Почему ты здесь? — она молчала. — Почему… голая?

Сердце колотилось так громко, что он отчетливо слышал его звук.

Он не должен думать об этом, не должен ее желать.

— Вы правда не понимаете? — едва слышно обронила она, пряча лицо.

Но разве это возможно? Разве возможно не желать женщину, которую любишь?

Вот она, сидит в его постели и тоже хочет стать к нему еще ближе.

Степан пожалел, что его не загрызли монстры на рейде, тогда б всё было куда проще.

— Да, Маниэр. — он потер переносицу. — Всё это, — он махнул рукой на комнату и девушку, — уже решенный вопрос.

Господи, почему она испытывает его? Степан не может допустить, чтобы она потом жалела о сиюминутной слабости.

Нужно перетерпеть, подождать, когда чувства остынут. Это ведь просто любовь. Всего лишь любовь.

— Я не разделяю вашего мнения. — она закопошилась, выбираясь из вороха постельного, и спустила босые ноги на пол, — И сейчас я говорю с вами не как с графом, а как с мужчиной, которого полюбила. — попаданец плотно сжал губы.

Пытаться вести с ним рациональный или хоть каплю осмысленный диалог в подобном виде…

О, она сильно переоценивает его возможности. Все, о чем он мог сейчас думать, это ее обнаженные ноги, алые глаза и мягкие длинные волосы.

Степан неловко прошелся ладонями по бокам, рефлекторно ища карманы, но не нашел и взволнованно застыл, не зная, куда деть мешающиеся руки.

Всё это было как-то… слишком.

Он неосознанно вернулся взглядом к ее ногам, единственным, что было оголено в тот момент. И на фоне всех нахлынувших мыслей мелькнуло, что Маниэр следует лучше питаться. Ее икры были тонкими, тощими, и его это вовсе не привлекало, но сам факт того, что это ее ноги, делало их прекрасными. Всё в ней было прекрасно.

Пусть он ненавидел красный, не любил болезненную худобу и мертвенную бледность, но Маниэр, даже собрав в себе все эти недостатки, оставалась так же красива в его глазах.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Вы не дали шанса нам, поэтому я прошу об одной ночи для себя. — она скинула одеяло с плеч, зябко поежившись от холода, и вскинула голову, устремив взгляд на графа.

Хоть он и почти сразу отвернулся, но мгновенья хватило, чтоб запечатлеть ту картину в своей памяти и у него сперло дыхание.

Она казалась такой нежной, ранимой, чистой, по сравнению с ним — уставшим, грязным, перепачканным в земле и крови.

Она была белым, он — черным, мрачным сгустком из скверны этого мира. И он боялся ее замарать.

— Что же ты со мной делаешь… — охрипше прошептал Степан, ее шаги раздавались у него за спиной и он почувствовал, как она положила свои ладони ему на плечи.

Он крепче закрыл глаза. Он не должен был этого видеть.

Она прижалась всем телом к нему, опустив голову.

У графа в голове истерично билось: “Она запачкается”. Он не хотел, чтобы она касалась его, когда он… такой.

Степан нерешительно открыл глаза и отвел взгляд так, чтобы не видеть ее. Он боялся ее ранить.

Но ее доверчивый жест, мягкое настойчивое объятие, и внутри Степана разлилось обжигающе горячее чувство вперемешку с горечью.

Маниэр плавно переместилась из-за спины вперед и подняла на него глаза, словно говоря: “Смотри, мне не страшно замараться, я разделю с тобой всё, даже это.”

— Всего один раз. Прошу. — надрывно промолвила она.

И его пробрало, словно молнией ударило. Она была безумно красива, сумасшедше желанна, но Степан мог лишь мечтать о том, чтоб коснуться её. Он не достоин такой любви.

Ничего не говоря, отстранился, прошел к кровати, взял одеяло и завернул в него Маниэр.

— Это не то, о чем ты должна просить. — прохрипел граф, стараясь не опускать взгляд ниже ее глаз, даже если ниже было лишь одеяло — И это не то, что сделает тебя счастливой. — тише, с обреченностью в голосе закончил он, Маниэр возмущенно вздернула брови.

— Я сама решу, что для меня счастье. — она нахмурилась и попыталась скинуть одеяло, но граф крепче закутал ее и посадил на кровать, сев рядом.

— Сейчас тебе кажется, что это единственный выход, правильное решение. Но ты не думала, что совершаешь самую большую ошибку в своей жизни? — он планировал, что они разойдутся с минимальным ущербом для нее, но Маниэр явно не собиралась так просто его отпускать. Это грело душу и вызвало головную боль.

Если между ними что-то и случиться, самое страшное, что ему грозит — это брак или алименты. Он не против жениться на Маниэр, но им вряд ли разрешат быть вместе. А алименты… разве он может позволить своему ребенку голодать? Ну, у него еще нет детей, но это как бы очевидно, что он бы обеспечил их всем необходимым.

Граф печально подумал, что Доллир не позволили бы Маниэр родить. И выйти за Степана тоже.

И лучше им вообще не иметь никакой связи, чем обжечься и пораниться. Он-то стерпит, переживет как-нибудь, но Степан не мог позволить пройти ей через подобное.

Граф недовольно отметил, что Маниэр подсела ближе, и вздохнул.

— Пройдет время, и я стану для тебя просто недоразумением. — с печальной полуулыбкой произнес он, — И я не хочу думать о том, что любовь и всё, что было между нами, стало ошибкой, о которой ты всегда будешь жалеть. Я не хочу, чтобы ты жалела, что полюбила меня.

Но так и будет, он это знал. Конечно, она разочаруется в его бесчувственности и пожалеет. Увы, он тоже жалел, что она полюбила его. Будь это односторонняя любовь — все было бы куда проще. Если б любил только он…

Степан, возможно, первый человек, который жалел, что его любовь взаимна.

— Этого не случиться. — она подняла на него глаза и уверенно пообещала, — Никогда.

Граф тихо рассмеялся, ее уверенность в собственных словах была такой милой и забавной.

— Как попаданец, скажу тебе: никогда не говори “никогда”. - мягко улыбнулся граф, накидывая на околевшую искусительницу еще одно одеяло.