а с 23.00 начинал развивать легкие и развлекался как мог. Аделаида и Степан по очереди баюкали его, пели колыбельно-массовые песни, но ничего не помогало. Футиков-младший надрывался и не умолкал. Однако стоило в шесть утра зазвенеть будильнику, поднимавшему Степана на работу, Лучезарро резко обрывал рев и погружался в глубокий сон.
В то утро одуревший от бессонной ночи Футиков кое-как побрился, проглотил бутерброд с плавленным сыром и, торопясь, сбежал по лестнице. Когда он выходил из подъезда, к дому подкатили две невероятно вытянутые машины — одна, представьте, черная-черная, а вторая, черт побери, серебристо-пепельная. Футикову, видевшему прежде такие неправдоподобные автомобили только в фильмах из не нашей жизни, почудилось даже, что от этих потусторонних машин попахивает духами. Из черного-черного автомобиля выглянул какой-то молодой человек и на чисто русском языке спросил Степан Степаныча, не это ли дом четыре? Футиков подтвердил, что этот.
— А вы не подскажете, где здесь двадцатая квартира?
— Я живу в двадцатой, — осторожно ответил плановик. — А что?
— О! — воскликнул молодой человек. — Так вы, наверное, и есть Степан Степанович Футиков? — и он что-то проговорил на каком-то иностранном языке сидевшему в глубине машины смуглому гражданину, явно импортного вида.
— О! — воскликнул в свою очередь иностранец. — Господин Футико-фф!!!
Молодой человек, оббежав вокруг машины, открыл дверцы иностранцу, и тот, подойдя к растерянному Футикову, стал трясти его руку.
— Разрешите, Степан Степаныч, представить вам первого секретаря посольства Ломалии господина Луизо Луччиччо — сказал молодой человек.
— Очень приятно, — пробормотал Футиков.
— А я переводчик, — добавил молодой человек, и, не назвав своего имени, щелкнул каблуками. Футиков тоже неумело щелкнул каблуками. Все было нереально и странно, как во сне. Иностранец еще раз крепко пожал руку Футикову и произнес длинную фразу, из которой Степан Степаныч понял только три слова: свою фамилию, Лучезарро и Кастракки.
— Господин Луччиччо говорит. — продолжал переводчик в штатском, — что он имеет честь передать вам послание своего Президента.
А первый секретарь открыл папку из бегемотовой кожи, достал из папки плотный лист с печатями и стал торжественно читать, а молодой человек, запинаясь, переводил:
— Уважаемый господин старший плановик Футиков, от всего сердца поздравляю вас… эээ… с рождением сына. Я глубоко тронут вашим желанием… эээ… дать вашему сыну мое скромное имя Лучезарро. Разрешите поблагодарить вас за оказанную мне честь и преподнести новорожденному мой… эээ… скромный подарок. Примите заверения в совершенном уважении. Президент Кастракки.
В полном недоумении Футиков смотрел то на иностранца. то на переводчика и ничего не понимал. Иностранец вложил послание в папку и отдал ее Футикову. Потом он что-то сказал переводчику, и тот проговорил:
— А вот и подарок, о котором упомянул господин Президент, — и молодой человек, указав Футикову на серебристый автомобиль, вручил плановику связку ключей. И тут Степан Степанович наконец-то понял, что все это просто-напросто обыкновенный сон. Секретарь посольства еще раз пожал ему руку, затем то же самое сделал переводчик, потом они сели в черную машину и, оставив Футикову серебристое чудо, уехали…
— Это кто такие приезжали? Чего им надо? — с подозрением в голосе прокричала Аделаида с балкона.
— Да так, подарок от Кастракки привезли. — небрежно махнул рукой Футиков. Потом он уразумел, что все это не сон, и. зашатавшись, рухнул в машину.
На службу, разумеется, в тот день Футиков не явился. Но уже через полчаса его сослуживцы, не сговариваясь, прекратили работу и потянулись к дому старшего плановика. Каждому хотелось увидеть чудо собственными глазами. Они шли сплоченным коллективом, по дороге к ним примыкали пораженные новостью прохожие, и толпа, постепенно превращаясь в колонну, двигалась по улице… Из окон других многочисленных учреждений служащие с интересом глядели на проходившую мимо колонну, а узнав, в чем дело, тоже бросали свои бумаги и присоединялись к процессии. Это было первое в истории Вечногорска никем не организованное шествие.
Они шли по улице, оживленно обмениваясь слухами, и чем дальше, тем богаче становился подарок Адмирал-Президента. Одни утверждали, что Футикову подарили яхту, другие говорили, что не яхту, а самолет, третьи соглашались, что именно самолет, но добавляли, что его уже успели похитить какие-то отчаянные террористы…
Автомобиль же стоял на том месте, где его оставили гости из посольства, а вокруг толпилось не менее тысячи любопытных. Одни старались продвинуться к невиданному автомобилю, другие поднимались на цыпочки, пытаясь поверх голов разглядеть серебристое чудо, жильцы же торчали на балконах, а те, у кого балконов не было, высовывались из окон, рискуя выпасть, и громко перекликались друге другом…
Степан Степаныч сидел за рулем. Все еще не до конца веря своему счастью, он время от времени нажимал на круглую кнопку сигнала, и машина издавала баритональный типично заграничный звук, а толпа отзывалась восхищенным одобрительным рокотом. Аделаида снова и снова рассказывала, какую телеграмму Степан послал в свое время Президенту, и как обрадовался Лучезарро Кастракки, узнав, что его имя будет носить младший Футиков, и как Степан Степанычу торжественно вручали послание благодарного Президента.
— Это сколько ж такая штуковина, к примеру, может стоить? В переводе на наши. — полюбопытствовал сослуживец Футикова бухгалтер Колупаев. — Там в документах не указано?
— Да что ж вы думаете, Кастракки за нее из своего кармана платил, что ли? — хмыкнул управляющий конторой.
— Да я понимаю, что по безналичному расчету, — сказал бухгалтер. — Но документация все равно должна быть, как же без документации?
— Ас запчастями как будет? — поинтересовался сосед Футикова. издерганный бесконечными ремонтами своего «Запорожца». — У нас же их не достанешь…
— А зачем нам доставать? Напишем Президенту — пришлет, — беспечно ответила Аделаида. Она уже успела притащить сверху оранжевое пластмассовое ведро и теперь бережно мыла и без того чистую машину. Автомобилисты и зрители наперебой давали советы, как ухаживать за машиной, и люто завидовали Футикову, на которого ни с того ни с сего за здорово живешь свалилось такое счастье.
Футикову завидовали все, но больше всех страдал от зависти Семен Семенович Артыбашев. У него были все основания для самых невыносимых страданий. Дело в том, что в тот же день, когда появился на свет младший Футиков, в том же самом родильном доме и почти в то же самое время, и даже на полчаса раньше супруга Артыбашева тоже родила мальчика. И Артыбашев, который тоже мог назвать своего отпрыска в честь президента Лучезарром и получить машину. — Артыбашев до этого не додумался, а взял и назвал сына в свою честь Семеном. Вот какую непоправимую глупость может совершить человек! Правда, у Артыбашевых с незапамятных времен все мужчины в роду были Семен Семенычами. Это считалось фамильной традицией, и этим все Артыбашевы