изловить. За такое дело можно и награду получить – господин молод и поэтому еще не жаден, – а может, даже повышение.
А когда увидал этих бюргеров, во-первых, пожалел, что не позвал напарника, а во-вторых, про себя пообещал набить морду мужику Мюллеру за то, что не сказал, что эти людишки весьма на вид непросты, хоть и не солдаты. Но отступать было уже нельзя. Клаус, взяв аркебузу и подпалив фитиль, поехал к этим разбойникам. А разбойники жрали мясо и пили пиво из жбана, а увидав егеря, вовсе даже не испугались, а лишь поднялись с земли и встали, руки в боки, в ожидании, когда он подъедет. А он, подъезжая, уже кричал им грозно, чтобы страха нагнать:
– Эй, вы, сволочи! А ну-ка, покажите руки! И говорите, есть ли железо при вас? – А сам подъезжает ближе и поднимает аркебузу.
– Ты дядя, не лаялся бы так с незнакомыми-то людьми, – нагло заявляет ему лопоухий.
И оба стоят с ухмылками, оружия не боятся. Арбалет лежит рядом, и ножи у обоих на поясе.
«Ох, Петер Мюллер, быть твоей морде битой, крепко битой», – думал егерь.
А пока он думал, тот, что пониже да покоренастей… раз – и уже у его коня стоит… два – и под уздцы его цепкой рукой схватил… три – и уже в ствол аркебузы вцепился, на себя ее тянет и смеется ртом беззубым.
– Это ты что, дядя, фитиль-то поджег, а на полочку запального пороха насыпать забыл? Как ты стрелять-то собирался? Или думал, что мы фитиля дымящегося испугаемся?
Егерь даже растерялся от такого проворства опасного человека и думал, что теперь ответить, а тут этот мужик так дернул за ствол, с такой силой, что вырвал аркебузу из сильных, в общем-то, рук егеря.
– Дай сюда, не игрушка это для дураков. Вещь сие опасная.
Но при этом узду коня он выпустил, а егерь тут же коня поворотил и погнал прочь, думая, что аркебузу он вернет, сейчас только до поместья господского доскачет и вернет. А Петер Мюллер… У, подлец, теперь-то точно легко не отделается.
– Ишь, как полетел, – глядя ему вслед, говорил Ёж. – Скоро и сам господин пожалует.
– Пожалует, куда денется, – соглашался Сыч, разглядывая аркебузу. – А вот аркебузка-то дрянь. Больше трех талеров нам за нее не дадут.
– Врешь, – отвечает ему товарищ, – опять врешь. Пять талеров выручим. И я свои две с половиной монеты должен за нее получить.
– Пять талеров, – кривляется Сыч и смотрит на приятеля с укоризной. – Неблагодарный ты, Ёж, человек. И очень жадный к тому.
– Уж кто бы про жадность говорил, – отвечает Ёж и садится снова к мясу и пиву поближе.
Часа не прошло с тех пор, как Сыч и Ёж отобрали у егеря аркебузу, как из кривых ворот старого и неказистого замка с шумом и залихватским гиканьем выехали шесть господ на отличных конях.
Были они, те господа, молоды, при железе и при аркебузах, и даже пистолеты у них имелись. И первым среди них летел на отличном коне не кто иной, как семнадцатилетний Гюнтер Дирк фон Гебенбург, сын покойного Конрада Густава, восьмого графа фон Малена, и младший брат нынешнего Теодора Иоганна, девятого графа фон Малена. А сзади на своем коньке, едва поспевая за господами, спешил егерь Клаус. Ехали они ловить обнаглевших браконьеров, что осмеливаются убивать оленей в лесу господина и, обнаглев от безнаказанности, жарить их прямо у дороги. Нет, Гюнтер Дирк фон Гебенбург, родной брат девятого графа фон Малена, такого допустить не мог и гнал своего коня, волнуясь, что бродяги, которые убили оленя, убегут быстрее, чем он успеет до них добраться. Очень ему хотелось их повесить. Прямо у дороги, на крепком суку, чтобы все проезжающие видели, как господин этих мест бывает строг с ворами и браконьерами.
К радости молодого господина, браконьеры не сбежали, а лишь поднялись и ждали, когда он и его свита приблизятся. Но чем ближе подъезжал молодой человек, тем удивительнее было для него то, что он видел. А видел он, как из леса, из-за спин пирующих браконьеров, выходят люди весьма военного вида, и не один, и не два их, а целый десяток, и все с аркебузами, и у всех на запястьях дымятся фитили, и ставят они свое оружие на рогатки, и целятся мерзавцы… целятся в Гюнтера Дирка фон Гебенбурга и его людей. И командир у них есть. И смотрит этот командир на господина окрестностей и на людей его весьма недружелюбно.
Гюнтер Дирк фон Гебенбург коня остановил в двадцати шагах от военных людей-браконьеров и закричал им как можно более грозно:
– Кто вы такие, и кто из вас старший, и что вы делаете на моей земле?!
И тут из леса выехали два человека на добрых конях, оба при железе, люди, сразу видно, благородные, один из них, тот, что ехал первым, без шапки, молодой, белокурый, красивый, вида опять же военного, и ехал он с видом заводилы. Подъезжая, поклонился и сказал с достоинством:
– Господа, угрозы никому из вас нет. Спрячьте оружие.
– Кто вы такой?! – закричал Гюнтер Дирк фон Гебенбург. – И что ваши люди делают на моей земле?! – Но дрогнул его голос, выдавая волнение.
А тут еще к нему подъехал его егерь и прошептал:
– Господин, они еще и сзади!
Фон Гебенбург повернулся и видит: дорогу назад ему преграждает десяток всадников.
– Кто вы такой, добрый господин?! – срывающимся голосом снова закричал Гюнтер Дирк фон Гебенбург.
– Имя мое я назову вам только наедине, – отвечал белокурый красавец. – Другим его знать не надобно.
– И что же вам нужно, господин, который скрывает свое имя от честных людей?! – закричал самый смелый из свиты фон Гебенбурга.
– Только разговор с вашим сеньором, только разговор. Уверяю вас, господа, вашему сеньору ничего не угрожает, ни животу его, ни свободе, ни чести. Мне нужно только отъехать на пятьдесят шагов отсюда и переговорить с ним с глазу на глаз.
Гюнтер Дирк фон Гебенбург обернулся, видно было, что ему очень не хочется беседовать с кем-то подобным, но показать трусость перед своим выездом он, конечно же, не мог.
– Хорошо, господин, который скрывает свое имя, я отъеду с вами для разговора.
Белокурый молодой человек поклонился и показал рукой, куда ему ехать.
– Меня разбирает любопытство, – сказал белокурому фон Гебенбург, – о чем же мы будем с вами говорить?
– Говорить вы будете не со мной, а с другой персоной, – отвечал его спутник, – а имя мое Максимилиан Брюнхвальд.
– С другой персоной? – удивился фон Гебенбург. – С