— Я сам европеец, и век этот мне вроде знаком, но я жертвоприношений не одобряю, — строго сказал Мерлин.
— Может, лечат? — неуверенно предположила Энид.
Это был явный тупик. Ллевелису не терпелось поддержать отгадывающую команду.
— Погодите, я сейчас провожу Гвидиона в комнату и приду, — крикнул он. — Он немножко… ему лучше лечь полежать.
— Это день рождения, — замедляя шаг, сказал Гвидион. — Ну, за уши тянут столько раз, сколько тебе лет. Чтобы рос большой.
— Это где это тянут? — с подозрением спросил Мерлин.
— Ну, у нас, в горных районах Уэльса, — пожал плечами Гвидион.
— А-а. А больше нигде не тянут? — беспокоился Мерлин, трогая себя за уши.
— Может, и еще где, — туманно сказал Гвидион.
— Не нравится мне этот обычай, — решительно объявил Мерлин. — Я бы запретил этот обычай. Да. А что в Египте?
— В Древнем Египте на 25-тилетие дарили саркофаг! — объяснила загадывающая команда, видя, что понятие все равно отгадано.
— Ну, это…, — сказал Мерлин. — Мода ведь может поменяться. На тип захоронения. Пока суд да дело. Да. А что это с деревом было?
— Ну, тоже день рождения, только мы показали совершеннолетие, когда подросток в первобытном обществе проходит испытание. Могли привязать к дереву в лесу до рассвета, или послать в одиночку на медведя, или отправить добывать что-нибудь редкое… ну, чтобы молодой человек подтвердил звание взрослого.
— Вот это верно. Молодежь, ее нужно держать в руках, — обрадовался Мерлин. — Устраивать им испытания разные, трудности… да хоть просто мелкие пакости!.. Находить для этого время. Юных членов общества, их нужно не забывать стращать и запугивать. Дело трудное, неблагодарное, но… приносит свои плоды. А куда мой шарф переходит?
Все переглянулись. Понятие отгадал Гвидион, но он не играл этот кон, просто шел мимо. Выходит, шарф не доставался никому.
Таким образом Мерлин, страшно довольный, получил назад свой шарф.
— Так-то, — сказал он неизвестно к чему и ушел.
* * *
После экскурсии по Уайтхоллу Ллевелис не заговаривал с Гвидионом ни о чем, связанном с фармакологией, химией, металлами и лабораторными работами: он его берег. Все было ясно как Божий день: они видели не что иное, как убийство человека и травлю людей собаками, Змейку, видимо, все это было не в диковинку, так как он не повел и бровью, напротив — все время поддерживал лорда-протектора, самым буквальным образом поддерживал — под руку. В общем и целом, это не оставляло радужных надежд на то, что Змейк вдруг расправит крылья и из противной гусеницы превратится в неземной красоты бабочку. Но по закаменевшим в упрямстве чертам лица Гвидиона легко было определить, что он, с его крепкими представлениями о том, что такое преданность учителю, никогда не признает этого вслух. Около трех дней Ллевелис ходил вокруг Гвидиона на цыпочках и, если кто-нибудь заходил пообщаться, немедля утаскивал его за дверь и там объяснял, что Гвидиону нужен покой. Наконец, видя, что Гвидион уже порозовел и перестал надолго задумываться в промежуточной позе — не донеся чашки до губ или чулка до босой ноги, Ллевелис решил приступить к нему со словами утешения.
— Ты вот что: не беспокойся ни о чем.
Гвидион посмотрел на него с интересом.
— Смотри: тебе сколько осталось этих понедельников у Змейка? Четыре, от силы пять. И все! И с твоей стороны вся лояльность соблюдена! Посещать ты посещал, все перед ним реверансы делал исправно, годичный спецкурс отработал… дождь, снег, чума, холера, — ты все со спринцовкой и хинином в самом эпицентре бедствия, так сказать, — возле Змейка. К тебе никаких претензий. Придется потерпеть, конечно, зато потом… «дорогой учитель, не смею отнимать вашего времени», — и рванешь от него со скоростью ветра. И так он целый год тебе отравил, куда еще? А потом заведете с Мак Кехтом стадо овец прямо в школе, будете их наблюдать… Ну? Хочешь, я помогу тебе с заданиями? — ляпнул Ллевелис, не подумав. — Ну, может, не с заданиями, а чай принесу из кухни. А хочешь какао? Ты, главное, потерпи, ведь совсем чуть-чуть осталось!..
— Да, — радостно-мечтательно согласился Гвидион. — Если я выдержу еще одиннадцать курсов, я буду первым учеником Тарквиния Змейка за последние триста лет.
* * *
Дело шло к экзаменам, и по школе распространялась обычная предэкзаменационная суета. Первому курсу задано было написать астрономический трактат в стихах. Стихи проверял Мак Кархи, а астрономию — Мэлдун. Семикурсники, двигавшие во дворе отвал в рамках семинара по археологии, наткнулись в одном из слоев на очки Мерлина. Мерлин подошел, протер свои очки, удовлетворенно насадил их на нос, проставил всем практику по археологии и велел все закапывать. Седьмой курс долго еще после этого спорил, ко времени какого римского императора принадлежал слой, в котором нашлись очки.
МакКольм, долгое время неизвестно что себе думавший, порядком набычившись, подошел однажды к Финтану и с места в карьер сказал:
— Во время тектонического сдвига четыре миллиона лет назад, когда образовалось русло Аска.
— Что? — спросил Финтан.
— Край камня был отбит в результате того тектонического сдвига, — терпеливо повторил МакКольм. — А небольшой скол справа сбоку оставило копыто коня короля Георга IV, когда он охотился в этих местах. Ну, что скажете? Кто меня учил, что дикие камни, мол, не запоминают людей по именам? Что для них вся наша история — блошиная возня?
— Я пока еще ничему не учил вас, Фингалл, — с расстановкой сказал Финтан. — А что, хорошо Георга помнит?..
— Отлично помнит, — с жаром подтвердил шотландец. — И надеется как-нибудь хорошенько его споткнуть… если выпадет удобный случай.
— Да, ошибся, признаю, — сказал Финтан. — Редкий случай злопамятности.
— Ну, так я теперь вроде как у вас в учении? — сурово уточнил Фингалл, который за весь последний месяц, как ни бился, ни на йоту не продвинулся в английском.
…Словом, у всех хватало дел к тому времени, когда в школу пришло распоряжение Министерства о закрытии школы.
* * *
Распоряжение о закрытии школы выглядело как обычная гербовая бумага с печатью. В ней не было сказано ни слова о Змейке, но, тем не менее, глаза всех здравомыслящих людей обратились немедленно на него. Он как раз стоял неподвижно под сводами галереи, поставив правую ногу на низенькую скамеечку. Вокруг суетились хлебопечки, которые снимали с него мерку для обуви.
— А теперь, Тарквиний, вы отчитаетесь на педсовете о вашей работе с комиссией, — ядовито сказал Курои. — Видимо, это была большая и трудная работа.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});