— Не думаю, что нам под силу собрать такую сумму, — задумчиво сказал Гарри, продолжая держать письмо. — По крайней мере, не заложив Вайдекр. И нам никогда не удастся выкроить ее из наших доходов.
— На это пойдут деньги Мак Эндрю, — твердо произнесла я. — А судебные издержки мы сможем оплатить, если заложим некоторое количество земли. При разумном управлении мы выплатим долги лет через десять-двадцать, как раз к совершеннолетию детей.
— Да, но вряд ли старый Мак Эндрю согласится купить для своего внука Вайдекр такой ценой, — возразил Гарри. — К тому же, он примерно год назад выплатил такую же сумму своему сыну.
— Я как раз и думаю об этих деньгах, — медленно сказала я. — Если мы получим полномочия, мы сможем распорядиться ими, как пожелаем.
— На каком основании? — поинтересовался Гарри, подходя к окну. В саду все еще цвели астры, и их царственный аромат, смешиваясь с острым запахом хризантем, поднимался к моему окну.
— Потому, что он пьет, — жестко ответила я. — Над ним можно учредить опеку.
Гарри даже отпрянул, будто его укусила оса.
— Опеку! — задохнулся он. — Беатрис, ты сошла с ума! Я знаю, что Джон пьет, и пьет каждый день. Но он не показывает этого. Он вполне здоров.
— Думаю, что он будет пить еще больше, — я подавила мгновенно возникшее чувство сожаления. — А если он будет пить больше, то либо станет недееспособным, — в таком случае ты сможешь взять над ним опеку, — либо он вообще сопьется до смерти, в таком случае я получу после него наследство. Так или иначе, но эти деньги будут наши.
— Да-а, но, Беатрис… — Гарри вернулся в комнату, его лицо стало серьезным, — если дело обстоит так, то это трагедия. Джон — еще молодой человек, у него впереди вся жизнь. Он поправится, вы еще сможете быть счастливы вместе, и тогда он с удовольствием вложит свои деньги в это предприятие. Я знаю, что сейчас ты сердита на него, но он еще может стать прежним доктором Мак Эндрю.
Я подарила Гарри грустную, почти ангельскую улыбку.
— Я молюсь об этом каждую ночь, — выдавила я из себя. — Я надеюсь и верю всей душой, что тучи над моим мужем рассеются. Но если этого не случится, то я должна буду нести ответственность за будущее моего сына.
Гарри с облегчением улыбнулся.
— Я уверен в этом, моя дорогая, — сказал он. — Я знаю, как ты заботишься о Джулии и Ричарде. Скажи, что ты не всерьез думаешь об опеке над Джоном.
— Конечно, нет, — и я поспешила перевести разговор в более спокойное русло.
Но оставалась еще Селия. Она гуляла с Джулией в розовом саду, когда Джон увидел их и вышел им навстречу из беседки. Перехваченные ленточками башмачки Джулии все время стремились шагать самостоятельно; особенно она любила, придерживаясь за руки взрослых, быстро топать, постоянно при этом меняя направление и, то и дело, плюхаясь на толстенький задик.
Из моего окна я хорошо видела их обеих и слышала чистый голос Селии.
— Вы не думаете, что она слишком рано начала ходить? — спросила она у Джона, на минутку выпрямляясь и держась обеими руками за поясницу.
— Нет, — ответил Джон.
— Если бы мы продолжали ее пеленать, то думаю, она не начала бы ходить до двух или трех лет, — с легкой гордостью предположила Селия.
— Ребенок — это все равно, что маленький зверек, — заметил Джон, — дети сами знают, что для них лучше. Если они с самого рождения могут свободно управляться со своими ручками и ножками, то они и ходить начинают раньше.
— А ее ножкам не больно, как вы думаете? — тревожно спросила Селия.
Джон повернулся и мягко улыбнулся Селии.
— Конечно, нет, — уверенно произнес он. — Она скоро начнет проворно бегать.
— Так хорошо, что вы вышли из дому в такой чудесный день, — приветливо сказала Селия. — И так приятно, что можно расспросить вас о Джулии. Вы скоро начнете опять практиковать, правда, Джон? После тех ужасных событий прошло уже больше трех месяцев.
Тень пробежала по его лицу, и он опять взглянул на Селию.
— Едва ли, — тихо ответил он. — Боюсь, что я никогда больше не буду практиковать. Моя репутация погибла, я лишился дела, которое было мне очень дорого. Вайдекр поглотит всех нас, рано или поздно.
Я замерла, стоя у окна. Если беседа примет более разоблачительный характер, я всегда смогу выйти и прервать ее. Я не позволю Джону никаких намеков и откровений с Селией. Каждый из них в отдельности знает слишком много. Они не должны сложить из этого одну картину.
— Вы должны перестать пить, — нежно и убедительно сказала Селия. — Вы же знаете, как это вредно для вас и как несчастна из-за этого дорогая Беатрис. Вы постараетесь бросить это, правда, Джон?
Джон выпрямился и задумчиво коснулся золотой головки хризантемы.
— Я попытаюсь, — неопределенно ответил он. — Эти прошедшие месяцы похожи на какую-то фантасмагорию, а не на реальность. Иногда мне кажется, что вот сейчас я проснусь в кровати рядом с Беатрис, ожидающей нашего ребенка, и этого кошмара не будет: ни моего отсутствия, ни рождения ребенка, ни смерти вашей свекрови. Когда я пью, я начинаю верить, что все это сон, что моя жизнь течет так же счастливо, как несколько месяцев назад.
Селия — какой отвратительный флирт! — положила свою руку поверх руки Джона:
— Вы должны перестать пить. Вы попытаетесь, хорошо, Джон?
И мой разбитый пьянством муж взял ее руку и поцеловал.
— Я попробую, — пообещал он.
Теперь я окончательно убедилась, что он в моих руках.
Он был в моих руках, как прирученный жеребенок, потому что он был почти влюблен в Селию и ее ребенка. Преданный и напуганный мною, он склонялся к Селии, как к подножию статуи Невинности. Любовь Селии к ребенку, ее доброта и тепло, все это удерживало Джона от мыслей о смерти. И он бежал из моего мира в мир яркого пламени ее чистоты.
И это давало мне ключ к власти над ним. Пока он оставался в Вайдекре из преданности Селии, он не мог вредить мне. Он любил ее и, значит, был уязвим. Мое положение становилось более безопасным.
Но для них это означало совсем другое. Я не была холодной уравновешенной женщиной из тех, кто охотно делится всем, что любит или когда-то любила в прошлом. Я никогда не забывала, что однажды Селия пыталась отобрать у меня Гарри. И что он, вместо того чтобы стать моим любовником, предпочел тратить время и силы на ухаживания за этой простушкой. А также того, скольких усилий мне стоило сделать их чужими друг другу. И если б не фатальная испорченность Гарри, возникшая в нем из-за жестокости, царившей в их школе, я никогда не смогла бы удержать его от любви к Селии. Мне прекрасно было известно, что я в сотни раз красивее и сильнее, чем она. Но я не всегда могла воспользоваться этим, когда встречалась с той спокойной силой, которую придавало Селии сознание ее правоты. И я не могла быть абсолютно уверена в том, что любой мужчина предпочтет меня, когда вспоминала, с какой любовью смотрел на нее Гарри тогда, в порту, после нашего возвращения из Франции.