Когда подошло грузинское войско, воины султана вынули свое оружие, а султан взошел на высокую гору, чтобы лучше рассмотреть врага. Справа он увидел двадцать тысяч отборных воинов с кифчакскими знаками и знаменами. Вызвав Кошкара, он дал ему хлеб с солью и послал его к кифчакам напомнить им об их обязательстве перед ним. В правление его отца их заковали в цепи и подвергли унижениям, и он своим посредничеством спас их и ходатайствовал за них перед своим отцом. Разве, обнажив теперь мечи против него, они не нарушили свои обязательства?
По этой причине кифчакское войско воздержалось от битвы и, тут же покинув поле боя, расположилось в стороне от остальных.
Когда грузинское войско выстроилось в боевом порядке, султан послал гонца к Иване[1240], который был их полководцем, с такими словами: «Сегодня вы прошли долгий путь. Ваши кони утомились и ваши люди устали. Давайте сегодня останемся там, где мы есть, и пусть доблестные юноши с каждой стороны выходят на поле сражения по одному и борются друг с другом, нападая и защищаясь, а мы будем смотреть и отложим дела на завтра». Иване очень понравились эти слова, и от их отважных юношей и бесстрашных смельчаков на поле боя ступил вождь, ростом не уступавший горе, а с этой стороны — султан, подобный Мункару[1241],
/
173/ Подобно льву, явившись перед войском, бесстрашно он предстал перед Худжиром[1242] —
и все взгляды устремились на них. Сидя верхом на своем коне, он прокричал такбир и —
Вонзил копье ему в живот, и от удара застежки (
bārband) на кафтане расстегнулись[1243].
И тот проклятый свалился с коня и испустил дух. У него было три сына, и они выходили один за другим, и каждый раз султан силой и мощью Всевышнего, нанеся один — единственный удар, отправлял сына в ад вслед за отцом.
Ты налетел как ястреб, внушая ужас, и сокол Судьбы превратился в голубку, О ты, что своим копьем на поле сраженья закрываешь глаза самим звездам.
И еще один азнаур[1244], чье тело было подобно горе Бизутун, а копье не уступало колонне, прискакал на лошади величиной со слона —
Нападая и отходя,
одновременно приближаясь и отступая,
как огромный камень,
подхваченный потоком[1245].
Конь султана не мог более двигаться вперед из-за великой усталости и был уже готов обратиться в бегство. Азнаур нападал раз за разом, и султан всякий раз отражал его нападение быстротой своих движений. Он продолжал атаковать и наносить султану удары, которые не оказывали на того никакого воздействия. Положение становилось угрожающим, и проклятый Шайтан уже почти одержал победу над милосердным султаном, и король уже чуть было не попал в руки черного дива. Азнаур вновь начал стремительно приближаться, и султан спрыгнул со своего несущегося галопом коня и
Метнул копье в голову Ашкабуса — и Небо поцеловало его руку[1246].
И тогда звук одобрения земных ангелов вознесся к Высшей Плероме, и крики «Хвала Всевышнему, даровавшему победу Своему слуге!» достигли ушей людей и джиннов, и обе стороны дивились этому подвигу, который был не по силам даже Рустаму, сыну Зала, и
/
174/ Все сказали: «Это или Рустам, или восходящее солнце»[1247].
И когда эти люди, каждый из которых был могучим воином и гордостью войска, в один миг стали добычей одного-единственного всадника и пищей для собак и гиен, ужас и отчаяние охватили тех несчастных, а армию ислама покинули страх и трепет.
С того места, где он стоял, султан рукоятью хлыста сделал знак, и его воины перешли в наступление, а грузинское войско обратилось в бегство. И стали очевидны первые свидетельства победы, и прекрасный свет ликования озарил их лица; и в один миг равнина превратилась в гористую местность из-за груд мертвых тел, и лицо земли стало ярко-красным от окрасившей его крови.
И положение этих несчастных невозможно было поправить, и планы этих лжецов нельзя уже было осуществить с помощью лжи. Они не видели иного выхода, кроме бегства, пока еще было время, ухватившись за полы Ночи и прячась за пологом Темноты. «Но Всевышний справедливо[1248]. Каждый уголок гор и равнин дрожал от их криков и воплей, и земля гудела от ржания и криков обезумевших животных.
И было столько добычи (ghanā’im), что никто не обращал внимания на отары овец (aghnam), и у всех стало столько богатства (niʽmat), что никто не считал стада скота (anʽām).
И когда Вера Пророка вновь (bi-navī) окрепла, слава об ужасе и страхе, внушаемом именем султана, достигла горизонтов, и эти добрые вести были доставлены во все страны, и короли и вельможи вновь стали считаться с ним. А султан тем временем отправился оттуда в Ахлат.
[XIX] О ПОХОДЕ СУЛТАНА НА АХЛАТ И О ВЗЯТИИ ЭТОГО ГОРОДА
После того как султан в первый раз вернулся из Ахлата, чтобы проследовать в Ирак, правители того города отстроили крепость и укрепили стены. Прибыв во второй раз, он послал гонца с известием о его приближении и приказанием им явиться к нему. /175/ Чужеземцы, которые управляли городом, отказались подчиниться его приказу и стали стучаться в двери сопротивления. Они заперли ворота, не понимая, что сами попирают ногами свою удачу и устилают свою постель колючками. Когда он отчаялся заставить их последовать его совету, он велел своему войску встать кольцом вокруг города, построить дома[1249] и приготовить баллисты и другие орудия войны, такие как стрелы и нефть [в горшках]. В городе также шли приготовления к бою. Обе стороны установили свои баллисты, и стрелы сыпались градом из луков и самострелов. День и ночь отважные воины султана штурмовали ворота города, и его жители, в свою очередь, также изобретали все новые средства отражать их нападение, пока не прошли дни и месяцы и в городе не начали ощущаться голод и недостаток продовольствия. Они тайно отправили гонцов в Багдад, Рум и Дамаск с просьбой к их правителям вступить в переговоры с султаном. И Предводитель Правоверных аль-Мустансир-билла[1250] и султаны Рума и Дамаска несколько раз слали посланников ходатайствовать за жителей Ахлата. Но поскольку жители города не желали покориться султану, ибо мозг этих глупцов из Ахлата был поражен вследствие гниения телесных соков (akhlāṭ), и из их ртов сыпались брань, и с языка слетали непристойности, и демон заблуждения проник в их кровь и в их умы. Поэтому они были глухи к его советам и настаивали на продолжении сопротивления. И так прошло почти десять месяцев[1251], и в конце концов горожане начали голодать. Тогда султан приказал своим людям наступать со всех сторон и ворваться в город. Его и его эмиров чрезвычайно рассердили и разгневали оскорбления и ругательства жителей города, и он велел своим солдатам /176/ избивать их с утра до полудня, но потом, когда пламя его гнева погасло, он пожалел этих несчастных и приказал сохранить им жизнь.