Катерине Ивановне Верховцевой, обратился даже к «покровителю»
Грушеньки Светловой купцу
Самсонову, а тот, отказав сам, посоветовал обратиться к некоему «Лягавому», который, мол, обязательно выручит — он как раз хочет купить у Карамазовых рощу. Митя и подозревать не мог, что совет этот — чисто издевательский. Ещё хорошо, что
Ильинский батюшка, провожающий его в Сухой Посёлок к Лягавому, объяснил-предупредил: тот на прозвище это «жестоко обижается», а фамилия этого крестьянина, торгующего лесом — Горсткин. Но Дмитрию всё равно не повезло: он потратил на дорогу много лишнего времени, плутал, а когда добрался в избу лесника, где остановился Горсткин, тот был вдребезги пьян и разбудить его не удалось. «Это был сухопарый, ещё не старый мужик, с весьма продолговатым лицом, в русых кудрях и с длинною тоненькою рыжеватою бородкой, в ситцевой рубахе и в чёрном жилете, из кармана которого выглядывала цепочка от серебряных часов. Митя рассматривал эту физиономию со страшною ненавистью, и ему почему-то особенно ненавистно было, что он в кудрях. Главное то было нестерпимо обидно, что вот он, Митя, стоит над ним со своим неотложным делом, столько пожертвовав, столько бросив, весь измученный, а этот тунеядец, “от которого зависит теперь вся судьба моя, храпит как ни в чём не бывало, точно с другой планеты”. “О, ирония судьбы!” воскликнул Митя и вдруг, совсем потеряв голову, бросился опять будить пьяного мужика. Он будил его с каким-то остервенением, рвал его, толкал, даже бил, но, провозившись минут пять и опять ничего не добившись, в бессильном отчаянии воротился на свою лавку и сел…»
Затем Митя вместе с этим Горсткиным чуть не угорели до смерти, а в завершение, когда Карамазов всё же заснул на какое-то время, — Лягавый опять успел крепко опохмелиться до потери соображения. И Митя обречёно отступил: «В остолбенении стоял он, недоумевая, как мог он, человек всё же умный, поддаться на такую глупость, втюриться в этакое приключение и продолжать всё это почти целые сутки, возиться с этим Лягавым, мочить ему голову… “Ну, пьян человек, пьян до чёртиков и будет пить запоем ещё неделю, — чего же тут ждать? А что если Самсонов меня нарочно прислал сюда? А что если она… О Боже, что я наделал!..”
Мужик сидел, глядел на него и посмеивался. Будь другой случай, и Митя может быть убил бы этого дурака со злости, но теперь он весь сам ослабел как ребёнок. Тихо подошёл он к лавке, взял своё пальто, молча надел его и вышел из избы…».
Лягавый-Горсткин, вероятно, на трезвую голову даже и не вспоминал потом о диком «поручике Карамазове», который ночью в лесу чуть не вытряс из него душу, вполне мог убить от отчаяния, но, наоборот, спас от глупой угарной смерти и которого он, Горсткин, мог спасти тремя тысячами от будущего суда и каторги.
Горшков
«Бедные люди»
Многодетный бедный чиновник. Он — сосед Девушкина, который и рассказывает в письме к Вареньке Добросёловой: «Целая семья бедняков каких-то у нашей хозяйки комнату нанимает, только не рядом с другими нумерами, а по другую сторону, в углу, отдельно. Люди смирные! Об них никто ничего и не слышит. Живут они в одной комнатке, огородясь в ней перегородкою. Он какой-то чиновник без места, из службы лет семь тому исключённый за что-то. Фамилья его Горшков; такой седенький, маленький; ходит в таком засаленном, в таком истёртом платье, что больно смотреть; куда хуже моего! Жалкий, хилый такой (встречаемся мы с ним иногда в коридоре); коленки у него дрожат, руки дрожат, голова дрожит, уж от болезни, что ли, какой, Бог его знает; робкий, боится всех, ходит стороночкой; уж я застенчив подчас, а этот ещё хуже. Семейства у него — жена и трое детей. Старший мальчик, весь в отца, тоже такой чахлый. Жена была когда-то собою весьма недурна, и теперь заметно; ходит, бедная, в таком жалком отребье. Они, я слышал, задолжали хозяйке; она с ними что-то не слишком ласкова. Слышал тоже, что у самого-то Горшкова неприятности есть какие-то, по которым он и места лишился… процесс не процесс, под судом не под судом, под следствием каким-то, что ли — уж истинно не могу вам сказать. Бедны-то они, бедны — господи, Бог мой! Всегда у них в комнате тихо и смирно, словно и не живёт никто. Даже детей не слышно. И не бывает этого, чтобы когда-нибудь порезвились, поиграли дети, а уж это худой знак…
<…> Эк, нищета-то! Разговорился я с ним: да как же вы, батюшка, спрашиваю, так зануждались, да ещё при таких нуждах комнату в пять рублей серебром нанимаете? Объяснил он мне, что полгода назад нанял и деньги внёс вперёд за три месяца; да потом обстоятельства такие сошлись, что ни туда ни сюда ему, бедному. Ждал он, что дело его к этому времени кончится. А дело у него неприятное. Он, видите ли, Варенька, за что-то перед судом в ответе находится. Тягается он с купцом каким-то, который сплутовал подрядом с казною; обман открыли, купца под суд, а он в дело-то своё разбойничье и Горшкова запутал, который тут как-то также случился. А по правде-то Горшков виновен только в нерадении, в неосмотрительности и в непростительном упущении из вида казённого интереса. Уж несколько лет дело идёт: все препятствия разные встречаются против Горшкова. <…> Дело это его замарало немного; его исключили из службы, и хотя не нашли, что он капитально виновен, но, до совершенного своего оправдания, он до сих пор не может выправить с купца какой-то знатной суммы денег, ему следуемой и перед судом у него оспариваемой. Я ему верю, да суд-то ему на слово не верит; дело-то оно такое, что всё в крючках да в узлах таких, что во сто лет не распутаешь. Чуть немного распутают, а купец ещё крючок да ещё крючок. Я принимаю сердечное участие в Горшкове, родная моя, соболезную ему. Человек без должности; за ненадёжность никуда не принимается; что было запасу, проели; дело запутано, а между тем жить было нужно; а между тем ни с того ни с сего, совершенно некстати, ребёнок родился, — ну, вот издержки; сын заболел — издержки, умер — издержки; жена больна; он нездоров застарелой болезнью какой-то: одним словом, пострадал, вполне пострадал. Впрочем, говорит, что ждёт на днях благоприятного решения своего дела и что уж в этом теперь и сомнения нет никакого. Жаль, жаль, очень жаль его, маточка! Я его обласкал. Человек-то он затерянный,