Читать интересную книгу Поэтические воззрения славян на природу - том 1 - Александр Афанасьев

Большая часть имен, даваемых в санскрите оленю, происходит от корней, указывающих на быстроту движения. То же понятие «быстро бегающего» животного (325) заключается и в слове олень, др. — слав. елень, пол. ielen, илл. jelin, чешс. gelen, литов. einis, греч., др. — нем. elah (лось), англос. eich, скан. elgr, ирл. eilidh, кимр. eilon и elain (лань) — от санскр. корня г, аг — ire (ага — быстрый, ирл. агг- олень), который переходит в аl. il, еl (греч., — идти, — бежать, лат. ala — крыло, ala-cer — быстрый, др. — нем. flan=eilen — спешить, устремляться, ирл. ailim, allaim — идти, двигаться, а1 — лошадь, аill — поездка, ealaidhim — бежать, ealamh — скорый и пр.). Рус. лань, пол. lania, лит. lone, ирл. Ion имеют корнем rn, ran (rana — движение), с заменою г звуком l.[2007] Поэтическая фантазия, допустившая сравнение стихийных явлений природы с быстроногим конем, с равным правом могла уподобить их и оленю.

Вместе с золотогривым-золотохвостым конем народный эпос знает и золоторогого оленя.[2008] В свадебной песне поется о нем:

Не разливайся, мой тихой Дунай!Не заливай зеленее луга;В тех ли лугах ходит оленюшка,Ходит олень — золотые рога.Мимо ехал свет Иван-господин (жених):«Я тебя, оленюшка, застрелю,Золотые роженьки изломлю!» —Не убивай меня, свет Иван-господин!В некое время я тебе пригожусь:Будешь жениться — на свадьбу приду,Золотым рогом весь двор освещу (Москов. губ.).Или: В чистом поле все полынь-трава,В той полыни ходит белый олень,Белый олень — золотые рога.Иван-господин ездит-гуляет,На бела оленя он плеткою машет.Белый олень возмоляется:«Иван-господин! не маши плеткою,Я ведь тебе на время гожусь:Станешь жениться — на свадьбу приду,На двор взойду — весь двор освещу.В терем взойду — всех гостей взвеселю». (Саратов, губ.[2009])

Сербская колядка, обращаясь к хозяйке дома, рассказывает о св. Петре, который на праздник Рождества Христова выезжает на златорогом олене:

У ранила стара мajкaСветоj цркви нa jyrpeн(ь)y;Cycтpeтe je свети ПетарHa jeленy златорогу,Златорогу и парогу.

В другой сербской песне блеск золотых рогов оленя сравнивается с солнечным сиянием:

Што се cиja кpaj горе зелене:Да л' je сунце, да л' je мjecечинa? (326)Нит` jе сунце, нит' jе мjесечина,Beћ два златна рога ощелта.[2010]

Старинная немецкая песня воспоминает о Солнцевом олене:

Den Sonnenhirsch sah ichVon Sudcn kommcn,Von zweien am Zaum geleitet;Auf dem Felde standenSeine Pusze,Die Horner hob er гит Himmel.[2011]

С поворотом солнца на лето соединялась мысль о возрождении творческих сил природы и приближающейся весне, устрояющей брак неба с землею. Из дальних зимних стран солнце устремляло свой возвратный бег в виде златорогого оленя, несущего свет миру; но как в образе коня олицетворялись и дневное светило, и вихри, и грозовые тучи, так и олень служил поэтическим символом для тех же самых — разнообразных явлений. Вот почему на Коляду славят выезд св. Петра (т. е. громовника, отпирающего весеннее небо — см. гл. XVIII) на златорогом олене. В Германии был обычай рядиться на Рождество и Новый год в оленьи шкуры и бегать по улицам, против чего еще в VI веке восставала церковь с своими осуждениями (о значении ряженья см. следующую главу).[2012] По свидетельству Ригведы, Маруты мчатся по небу на колеснице, запряженной антилопами; в Эдде четыре главные ветра олицетворены оленями, поедающими листья мировой ясени, т. е. ветры рвут и разносят небесное дерево-тучу. Любопытный намек на представление грозового облака — оленем встречаем в русском поверье: с Ильина дня, говорят крестьяне, вода холодеет оттого, что в этот день олень купается (обмакивает в реку свой хвост, свою ногу),[2013] или, по другому выражению, холодеет она оттого, что олень насцал в воду. В Воронежской и в других губерниях связывают это поверье с Ильею-громовником, заступившим место древнего Перуна; 20-го июля он, по общему убеждению, разъезжает по небу, производит громы и, проливая дожди, купается в их потоках или мочится на землю. В числе других метафорических обозначений дождя стародавние предки наши уподобляли его и моче, испускаемой Перуном или облачным оленем (см. XIII главу). Потому с Ильина дня крестьяне перестают купаться; в некоторых же местах такое охлаждение воды относится ко времени более позднему: думают, что олень обмакивает свой хвост или ногу 1-го августа.

Быстрота зайца вошла в поговорку; сербы говорят: «брз као зец, као тица».[2014] Санскр. saya, cacaka — заяц, кролик от cac — saltare; от этого же корня производит Пикте др. — нем. haso (при посредстве формы kaca или kasa), литов. kiszkis и слав. заяц, предполагающее утрату одного слога, с прибавкою суффикса.[2015] Относительно слова заяц мы склоняемся более к производству г. Ми-куцкого: в санскрите корень hi выражает понятие; двигаться, приводить в дви(327)жение; так как санскритскому h в наречиях славянских соответствует звук з, напр., vahami — везу, и так как понятия движения, быстроты и света постоянно обозначаются одними и теми же речениями, то, очевидно, областные русские зиять и зеять (блестеть, сиять) роднятся с санскр. hi. От корня hi происходят haj, hajami — ire и haja — equus, собственно: быстробегущий, слово, тождественное славянскому да-д «ць (заяц, чешск. zagic, серб. зец, пол. zajac); окончание /адь, ас образовалось по той же форме, как и в слове: мес-яць, miesiec^ санскр. mas.[2016] Необыкновенная подвижность, прыткость зайца — в самом названии, данном этому животному, уже сближала его с представлением быстро мелькающего света. У нас до сих пор колеблющееся на стене отражение солнечных лучей от воды или зеркала называется игрою зайчика; детское зая означает: огонь; в Курской губ. зайчики — синие огоньки, перебегающие по горячим угольям.[2017] Индийский миф уподобляет зайцу лунный свет, и очень может быть, что такое уподобление родилось в то время, когда фантазия первобытного человека была поражена игрою лунного блеска на поверхности вод, колеблемых ветром. Чандрас, индийский бог луны, носит зайца, и самый месяц называется в санскрите caca-dhara (носящий зайца), cacanka и cacin (имеющий знак зайца, заячий). Верование это уцелело между буддистами; монголы и жители Цейлона в пятнах луны видят изображение зайца. Рассказывают, что верховный бог Будда, пребывая на земле в виде пустынника, заблудился однажды в лесу и после долгого скитанья повстречал зайца. Слыша жалобы пустынника, что он голоден, заяц сказал ему: «разведи огонь, сжарь и съешь меня!» Будда развел огонь — и заяц прыгнул в пламя. Тогда Будда явил свою божественность, выхватил зайца из пламени и поместил его на луну, где он и виден до сего времени.[2018] Ипатьевская летопись упоминает о поклонении литовцев заячьему богу: «Миндог же посла к папе и прия крещение; крещение же его льстиво бысть: жряше богом своим в тайне (вычисляются имена языческих богов, между прочим, и «заячий бог»); егда выехаше на поле и выбегняше заяць на поле, в лес решения не въхожаше вну и не смеяше ни розгы уломити».[2019] Эта суеверная примета разделяется немцами, финнами и славянами. У нас верят, что если заяц или белка перебежит дорогу, то ожидай неудачи или какого-нибудь несчастия.[2020] «Щобы му заяц дороги не перебег!» — говорят в Галиции, выражая тем доброе пожелание путнику.[2021]

В народных сказках добрый молодец (бог-громовник) прежде, чем вступит в брак с красавицей невестою, должен спрятаться от нее так, чтобы она не могла найти его; орел уносит его в поднебесье, рыба на дно моря, а богатырский конь скрывает его в своем хвосту или гриве: орел, конь и море суть поэтические представления дожденосных туч, в недрах которых прячется молния. Но зоркая невеста всюду находит его, пока, наконец, не догадался он превратиться в цветок (см. ниже о Перуновом цвете = молнии) и не украсил собою ее роскошных волос (см. выше, стр. 169). В немецкой редакции этого любо(328)пытного сказания («Von der Konigstochter, die aus ihrem Schlosse AUes in ihrem Reich sah») доброму молодцу помогает лиса, которая приводит его к источнику и, окунув в воду, оборачивает морским зайчиком (meerhaschen); зайчик понравился королевне, и она купила его. Следуя советам хитрой лисы, зайчик заползает в длинные косы королевны, и сколько ни смотрела она в окно своего замка — но не могла отгадать, где скрылся добрый молодец; т. е. красавица — всевидящее солнце видит из своего небесного терема всю вселенную и до тех пор находит сказочного героя, пока он не спрячется в ее собственных косах, или простое: пока темные тучи (издревле уподобляемые волосам, см. стр. 60) не заволокут дневного светила и не лишат его зоркости (= света).[2022] Такое затемнение солнца грозовыми тучами на поэтическом языке мифа называлось вступлением богини Зори в брачный союз с громовником. Зайчик- метафора мелькающей молнии; эпитет «морской» придан ему на том же основании, на каком дождевые облака назывались морскими кобылицами: зайчик-молния купается в дождевом море. На Руси существует поверье, что, плывя по воде, не должно поминать зайца, потому что этого не любит водяной и, осердившись, подымает бурю (= грозу; сличи на стр. 390 с подобным же поверьем о медведе).[2023] Участие лисы в немецкой сказке также не лишено значения, ибо (как сейчас увидим) в ее образе олицетворялась грозовая туча. Белка самым именем своим роднится с понятием света, за которым остается постоянный эпитет: белый;[2024] областное название белки векша (бенг. begi, bigi) соответствует санскр. vegin — быстрый, проворный, одно из имен сокола, от корня vig — ire, tremere, trepidare.[2025] В разящих молниях арийские племена видели золотые зубы громовника (см. глав. XIV), и под влиянием этого воззрения лесные и домовые грызуны: заяц, белка, крот, мышь и крыса, ради крепости своих зубов, принимались древними поэтами за метафорические обозначения молний. С таким мифическим значением является белка в сказании Эдды о мировом дереве туче Иггдразилли (см. гл. XVII). Народная сказка говорит о чудесной белке, которая, сидя на дереве, поет песни и грызет орехи- только не простые: скорлупа у орехов золотая, а зернышки — настоящие перлы.[2026] В некоторых местах Германии соблюдается обычай — на Светлой неделе, при возжжении праздничного огня (Osterfeuer), гоняться по лесу за белкою до тех пор, пока, утомленная, не попадется она в руки преследователей;[2027] подобно тому в Риме был обычай преследовать весною зайца. Изображая весеннюю грозу в поэтической картине небесной охоты (см. главу XIV), фантазия уподобляла быстро мелькающие молнии — трусливым зайцам и белкам, поспешающим укрыться (спрятаться) в недрах темных туч от преследований дикого охотника (Одина), который гонится за ними в стремительном полете бури. Во знамение этого небесного явления язычники совершали на праздник весны символический обряд ловли зайца или белки.[2028] По другому представлению, гроза уподоблялась битве, почему со всеми животными, в образе которых (329) олицетворялись тучи и молнии, соединялись приметы о войне, губительной смерти и других бедствиях, нераздельных с народными распрями. Если забежит белка в деревню — быть несчастию; появится в лесу много белок — ожидай войны;[2029] «волки воют и белки скачут — мор будет и война встанет».[2030] В старину зайцев не употребляли в пищу, почитая это грехом; в указе патриарха Иосафа сказано: «а зайцев, по заповеди божией, отнюдь ясти не подобает»;[2031] в некоторых уездах простолюдины и до сих пор убеждены, что заяц — поганый и есть его не следует.[2032]